Вороньи драбблы

Первое воспоминание у него плохое — от него несет кровью, а иногда оно заставляет его с криками просыпаться по ночам. Но до него должно быть что-то еще, думает он. Все должно быть ярче. Однако, от этого у него болит голова, поэтому он старается сильно об этом не размышлять. Жизнь началась, считает Хината, когда он встретил Кагеяму. Кагеяму, который ненавидел и орал на него, но не попытался убить, увидев шрамы и зубы. Кагеяму, который уставился на Хинату, сжавшегося в углу — его ноги слишком устали и больше не были способны бежать. Только не сейчас, он ведь только успел познать, что такое иметь друга. Лучше пусть Кагеяма его прикончит, чем просто уйдет навсегда. Но случилось кое-что другое: громкий и злой Кагеяма, который улыбался, как какой-то маньяк, протянулся к нему. И вместо того, чтобы побить или задушить его, он мягко потрепал Хинату по голове. Неловко и напряженно, как обычно, когда он пытался быть общительным. Хинате в нем это нравилось — то, как он тоже не знал, как общаться с людьми. — Ты ведь мог бы и рассказать мне, придурок. Я тебя не трону. Хината заплакал.

* * *

— Мне как-то не по себе, — снова говорит он ему, но Кагеяма лишь покрепче обвязывает его шею шарфом, рассеянно подтягивая его, глядя куда-то далеко вперед. Это ничуть не помогает Хинате успокоиться. Все его предчувствия говорят о том, что случится что-то плохое. — Я не хочу разделяться, — голос его дрожит, и Кагеяма напрягается, но не двигается с места. Он расправляет плечи, и Хината знает, что теперь он не отступится, и внутри него все сильнее бушует страх. Если он покинет Кагеяму, ничего хорошего из этого явно не выйдет. — У нас нет выбора. — Мы могли бы… — Мы не можем, и ты это знаешь. Это всего лишь на несколько часов. Твои шрамы мы хорошо запрятали, — он снова подергивает шарф, и Хинате кажется, что, возможно, он нервничает так же сильно, как и он сам. — Только зубов не показывай, подержи рот на замке в кои-то веки, придурок. С тобой все будет хорошо. Ты выглядишь достаточно похожим на человека. — Даже больше тебя, — дразнит его Хината, но голос его все еще слегка подрагивает, а во взгляде Кагеямы бушует шторм. Колеблясь буквально секунду, Кагеяма внезапно приближается к нему и крепко обнимает Хинату. Будучи слегка в замешательстве, тот обнимает его в ответ чуть позже, вдыхая приятный аромат, который характеризует его любимого друга, компаньона, человека, его все — и это чувство успокаивает его сердце, но в то же время заставляет его немножко заныть. — Скоро увидимся. — …хорошо. — Будь осторожен. — И ты. Если что-нибудь случится… — Ничего не случится, придурок. — Хорошо. Он доверяет Кагеяме всем сердцем и душой, пусть он и сам не уверен, какая ее часть является волчьей, а какая человечьей. Если Кагеяма говорит, что ничего не случится, значит, с ним все будет в порядке. — Значит, увидимся. — Да. Увидимся. И еще, Хината… — Да? — …неважно. Я расскажу тебе позже. А теперь иди. Помни, встретимся у садов, когда зазвенят колокола. И не заставляй меня ждать.

* * *

Слова звенят в ушах Хинаты, когда жители деревни пялятся на него, а двое прижимают к стене, срывая с шеи шарф, который Кагеяма с такой заботой туда повязал, и чуть не задушив его в процессе. Может, он кричит, он сам не знает — Хината думает лишь о том, что он не может заставлять Кагеяму ждать, он должен идти, и он говорит им… — Прошу, пожалуйста, я оборотень, но мне нужно найти моего друга, он ждет, пожалуйста… Но больше он ничего выговорит не может, потому что доступ к кислороду резко обрывается, он чувствует привкус крови и слышит то, как люди кричат, проклинают его, убивают его. Мне жаль, Кагеяма. Он не может сдержать обещание. И от этого ему намного больнее, чем от всех его ран. Прости меня.