Obsessed

      Все последующие две недели мы проводили вместе, он учил меня жить, я была хорошей ученицей. Каждый день Джаред включал музыку и менял меня, лепил из меня нового человека. Я чувствовала себя свободной, я была готова полюбить. Это чувство свободы бодрит, стимулирует на новые победы.       Только одно меня беспокоило, придёт день, и Джаред исчезнет. Он не может вечно быть рядом со мной. От одной этой мысли я вздрагивала, внутри покрывалась ледяной коркой, я дико этого боялась. Я боюсь представить, что станет со мной без него. Я тонула в чёрном и холодном океане — в себе, а он стал для меня спасательным кругом, я жадно хваталась за него и почти приплыла к берегу. А что будет со мной, когда я смогу стоять на ногах на этом берегу? Мой спасательный круг уйдёт спасать других, а я останусь одна и буду в упор смотреть ему в след, стану угасающей тенью, которая будет ждать его, но он так и не вернётся. Я опять сломаюсь, опять упаду. Но смогу ли я встать на ноги одна?       Пока он рядом, я могла быть уверенна в себе, быть уверенна, что не сломаюсь. Он такой дисциплинированный, спокойный, и уравновешенный, но за всем этим кипела безграничная энергия, в его венах бурлило безрассудство до самоуничтожения. Мужчина — ураган, мужчина — бесконечно неспокойная душа, которая не может остановиться в поисках нового. Рядом с ним я себя чувствую живой, а не тем зомби, которая ничем не отличается от тумбочки.       — Всё! Всё, — победно возгласила я и бросила из рук кисточки, закончив картину, — портрет готов!       Джаред облегчённо вздохнул и расслабившись спустился с подиума. На его лице, после вихря эмоций, застыло одно выражение - изумление. Он стоял и смотрел, слегка улыбаясь кончиком губ, но отчего-то вена под его левым глазом набухла.       — Тебе нравится?       — Так реально... Ты умница, молодец! — он погладил меня по волосам.       — Спасибо. На следующей я хочу устроить выставку, там будут твои фотографии и портрет. После показа можешь сам распоряжаться со всем этим, — эти слова давались мне с превеликим трудом, ведь я понимала, что рядом с ним я полностью здоровая и «лечение» закончилось. Но это только тогда, когда он рядом, когда его нет рядом, вокруг царит пустота и мрак, как будто его и не было в моей жизни. Он исчез бы из моей жизни ещё неделю назад, но боюсь, что его держал лишь незавершённый портрет. Идиотка, тупица, ты привязалась! Не дай Бог влюбиться, не дай Бог...       — О! Я даже забыл о фотографиях. А во сколько ты хочешь устроить показ?       — Ну, наверное в восемь вечера.       — Годится. Просто хотел узнать смогу ли я прийти в это время или нет.       — Сможешь?       — Да конечно, прибегу сразу с концерта. А можно со мной придёт и Шеннон?       — Да... да, конечно, — затруднилась ответить я. Сколько лет я его не видела, десять? Я бы категорически отказала, но Джаред просит меня отпустить прошлое, самое время простить Шеннону свою же глупость. — Только у меня есть одна просьба — приходите в нормальной одежде.       — Ладно, ладно, — засмеялся он.       Не прошло и минуты, как дверь резко открылась, и в мастерскую бесцеремонно ворвался мужчина. Он был крупного телосложения, коротко пострижен, и в какой-то странной одежде — рваная по бокам белая майка с принтом голых девушек, и в тёмно-синих джинсах. Всё было как в тумане, как в вихре, как затуманенный рассудок в горячке. Это был Шеннон.       Он оценивающе проскользнул по мне своими зоркими карими глазами и загадочно сверкнув ими, перевёл взгляд в сторону брата.       — Узнал, — пронеслось у меня в голове.       — Добрый день, — сухо бросил он в мою сторону, затем обратился к брату. — Джаред, почему ты не отвечаешь на мои звонки и что это за... Что за вид... бро, где твоя одежда? — растерявшись, спросил он. Даже глупцу понятно, о чём он подумал, а что ему оставалось делать? Брат не отвечает на звонки и стоит полуголый в компании какой-то девушки. А может и не узнал.       Джаред откинув голову назад громко засмеялся, просто задыхаясь в своём смехе. Прошло больше минуты, а он продолжал смеяться, как неадекватный. Мы с Шенонном часто преглядывались и оба в пытались понять, что же так вывело из себя Джареда. Но его такой долгий смех был немного обидным для меня.       — Ше... Шенн, — в попытке подавить свой ненормальный смех сказал он, — ты её не узнал? Ты правда не знаешь, что мы тут делаем?       Последние слова просто ввели Лето-старшего в ступор, он слегка приоткрыв рот в упор смотрел на меня. Увидев это, Джаред засмеялся ещё сильней, как в приступе истерики, с его глаз стали капать слёзы. Что с ним вообще происходит? Я медленно подошла к нему, и со страхом положила руку на его плечо.       — С тобой всё в порядке?       — Ой, о моя спина! — завопил он и потянулся рукой к спине. — Давно так не смеялся. Оказывается, смех может сделать больно.       — Придурок ненормальный, — фыркнул Шеннон, — тебе под сорок лет, а ведёшь себя, как истеричка.       — Что тебя так рассмешило? — спросила я.       Он положил руки на бока и сомкнул дрожащие губы в единую тонкую полоску. Видно было, что он с трудом сдерживает новый наплыв смеха, но долго он не продержался. Теперь его смех был смешан с хрюканьем и странным сопением, ещё немного, и он потеряет сознание. Терпение старшего брата иссякло, он с разъярённым взглядом медленно подался сторону Лето-младшего. Джаред быстро пришёл в себя, но не до конца. Он протянул руки и в спешке добавил.       — Всё, всё. Я спокоен, спокоен.       Понадобилась ещё целая минута, что бы он полностью пришел в себя.       — Я даже боюсь спросить, из-за чего у тебя случился припадок, — проворчал Шенн.       — Ребят, вы просто должны были видеть ваши лица со стороны, особенно твоё, Шенн.       — Кретин, у нас на носу концерт, а ты тут...       Джаред был готов опять засмеяться, но Шеннон остановил его.       — Заткнись! Только попробуй ещё раз засмеяться, придурок.       — Мы ничем ужасным здесь не занимались, — вмешалась я. — Я — фотограф и художница. Я рисую портрет Джареда.       Шеннон многозначительно переглянулся с братом, но когда до него дошло, он расслаблено сказал брату.       — Ты, вероятно, забыл, что у нас через неделю концерт. Работы по горло, надо проверить оборудование, устроить генеральную репетицию, ты же знаешь, как Эмма волнуется.       — Ты прав, но и она должна понимать, что у меня есть ещё и другие увлечения...       — Для таких увлечений существует ночное время суток, — Шеннон противно и многозначительно вскинул одну бровь. Не успел Джаред что-либо сказать, как я включила демона, которого храню в себе, на всякий пожарный, такой, как этот.       — Выбирай выражения! Не все девушки мира являются вашими потаскухами, не все продаются, так что, будь любезен, попроси прощения! — прикрикнула я, специально обобщив свои выражения.       — Ты чего так разоралась?— возмутился Шенн.       — Может мне ещё тебя кофе угостить?! — я уже срывалась на крик.       — Не помешало бы, — задумчиво протянул он. Наверное, он принял моё предложение всерьёз. Я реально закипала, грозилась сорваться с места и как следует врезать Шеннон по его самодовольной физиономии. Но мой наставник успел вовремя меня успокоить.       — Эна, — тихо и с серьёзным видом сказал он. Как странно на меня действует его голос, вроде бы обычный, повседневный тон, но действует лучше всяких успокоительных.       — Шеннон, ты обидел её, тебе следует попросить прощения, — продолжил он.       — А что я такого сказал?!       — Не стоит, что бы я дословно повторил твои слова, но знай, ты оскорбил честь девушки.       Над нами повисло минутное молчание, Шеннон метал взгляд то на меня, то на младшего брата, после искоса посмотрел на меня, сухо и безразлично бросил.       — Извини.       Я промолчала, что бы разрядить обстановку, Джаред вмешался:       — Эна очень талантлива, она сделала пару гениальных снимков и этот великолепный портрет. Через неделю она устраивает выставку моих фотографий. Эна, ты не против, если и брат придёт?       — Нет, я не против.       — Через неделю у нас концерт, — напомнил Шенн.       — Выставка сразу после концерта, успеем, — добавил Джаред.       — Не думаю, что это удачная идея. После концерта мы сильно устаём. К тому же, у нас плотный график, не стоит тратить время попусту, — безразлично сказал страрший брат.       — Слушай, Шенн, ты хотя бы узнал её?       Шеннон посмотрел на меня, теперь ещё больше оценивающим взглядом, от чего становилось на по себе. Через некоторый промежуток времени, который мне показался вечностью, он задумчиво протянул.       — Нет, не припоминаю.       — Это Эна, Анетта. Десять лет назад мы были на её дне рождении. Вспомни, клуб, ей только исполнилось семнадцать...       Лицо Шеннона резко посуровело, но через мгновение приняло маску радушия и вежливости.       — Привет, я тебя не узнал. Прошу прощения за столь грубое поведение.       — Ладно, проехали.       — Сразу бы и сказали, я бы не вёл себя, как последний грубиян.       — Шенн, да я пытался сказать, вот только твоё выражение лица...       Джаред замешкался и снова сжал свои губы, но увидев раздражённый взгляд брата, быстро прочеканил:       — Я спокоен, спокоен.       За всё время, которое я провела вместе с Джаредом, я никогда его не видела таким. В моей памяти он запечатлелся чутким и доброжелательным, человеком с чистой душой. А сейчас он никто иной, как без башенный, и где-то безответственный, местами и неуравновешенный. Хотя, я ни на секунду не сомневалась, что он непредсказуемый человек.       — Значит, ты и есть тот самый фотограф, который попал в аварию вместе с Джаредом?       — Да, это так. Если честно, это Джаред нарушил правила дорожного движения, — лукаво улыбнулась я и подмигнула Джареду.       — Неужели, это я, что-ли, губки красил за рулём?       — А когда это ты меня видел за рулём с косметикой в руках?       — Ребят, оставьте эти передряги, ладно? — вмешался Шенн. — Значит, через неделю выставка?       — Да, ты не придёшь?       — Это многое меняет. Но во всяком случае, я постараюсь присутствовать.       — Слушай, забыл спросить, ты, собственно, зачем сюда притащился? — спросил Джаред.       — Эмма волнуется, говорит, что с такими темпами концерт обречён на провал. Да и к тому же, ты не отвечаешь на звонки, чёрт знает, что я подумал.       — Старший братик волнуется, — с улыбкой до ушей сказал Джей, раскинув руки по бокам.       — Если вы закончили, может приедешь на репетицию?       Братья попрощались со мной и оставили наедине со своими мыслями. Неужели Шеннон меня узнал и не подал виду? В голове вихрем пронеслись воспоминания о той ночи и медленно, но уверенно лихорадочная дрожь овладевала моё тело. Но вскоре я отмахнула все эти неприятные мысли на второй план. Это был всего лишь секс, ничего не значащий секс. По крайней мере, для него ничего не значащий. Знал бы он, через что мне пришлось пройти из-за этой ошибки. Но я уверена, что он забыл те маленькие обиды, которые ему наговорила маленькая бунтарка.       Вся неделя мимолётно пронеслась в суматохе подготовления к выставке. Иногда, бессонными ночами мне казалось, что эта выставка будет через год. Но через неделю ожиданий, беготни и уйму потраченных нервов, вечер выставки всё-таки настал.       Мне пришлось надевать чёрное платье и чёрные каблуки. Для меня чёрный цвет — это цвет траура, но иногда приходиться загонять себя в те самые ненавистные рамки, от которых человек теряет свою индивидуальность.       Зал кипел людьми, известными современными художниками, богатыми бизнесменами, фанатами братьев Лето, поскольку им стало известно о их прибывании в этот вечер в моей студии, и просто людьми, которым стала интересна столь нашумевшая выставка. Вот только виновника этой выставки не видно в толпе. Я уже стала думать, что что-то случилось, как вдали я заметила знакомую шевелюру Джареда. На нём был классический смокинг и блестящая обувь. Такая уверенная походка, которой он шагал ко мне, свойственна только ему — мужчине—урагану.       — Привет, — он наклонился и поцеловал меня в щеку. Журналисты не пропустили возможность сделать пару снимков, — поздравляю с удачной выставкой.       — Спасибо, удачной она стала только благодаря тебе.       — Только не надо мне льстить.       — Это вовсе не лесть. Ну ладно, скажи, как прошёл концерт?       — Как всегда, — он безразлично пожал плечами, — много потраченной энергии, много полученной энергии, разные эмоции и ненасытный кайф от музыки.       — А где Шеннон? Его сегодня не будет?       — Он будет через пару минут. К стати, потрясающе выглядишь.       — Спасибо.       В зале с новой силой защелкали фотоапараты и стало понятно, что пришёл Шеннон. Толпа расступилась перед барабанщиком, фотографируя и крича его имя. На нём был со вкусом подобранный костюм, в котором он выглядел превосходно. Он поднимал руку в знак приветствия и широко улыбался. Но он был не один, в его компании была какая-то блондинка, которую он взял под руку.       — О! Пришли звёзды вечера, — насмешливо сказал он и громко, наиграно зааплодировал, — Браво! Да здравствует Лето-старший!       Шеннон лукаво улыбнулся и подмигнул Джареду.       — А кто рядом с ним? — спросила я чуть наклоняясь в его сторону и не отрывая взгляда от пары. Мои аплодисменты смешивались с аплодисментами толпы. Но не успел Джаред ответить на мой вопрос, как Шеннон и девушка уже стояли перед нами.       — Добрый вечер, — улыбаясь сказал Шенн.       — Привет, — я протянула руку на встречу мне протянутой, но она была протянута не для рукопожатия. Шенн наклонился и поцеловал мою руку, щетина неприятно царапала нежную кожу руки. Сразу вспомнился вечер десять лет назад, и я рефлекторно отдернула руку.       — Шенн, ты нас не познакомишь? — подала голос блондинка. На ней было скромное платье, минимум косметики, серые глаза, и такой неуверенный, робкий голос.       — Ну, думаю, с Джаредом тебя знакомить не надо, а вот с девушкой следует. Анетта Браун — фотограф и современная художница. С её позволения можешь коротко звать Эна. Эна, а это Эмма, организационный директор группы.       — Ух ты! — выпалил Джаред и раскинул руки по бокам, — небось долго речь учил?!       — Заткнись, — с улыбкой ответил на шутку брата.       — Очень приятно, — мы пожали друг другу руки. Даже хватка её руки слабая, кажется она вот-вот потеряет сознание.       — Вы та самая Анетта...       — Именно, — перебила я. — Обращайся ко мне на «ты», и как сказал Шенн — Эна.       — Эмма. Сказать честно, я не знала, что у Джареда личные съёмки в тайне от директора.       — О, нет, это просто фотографии. Я их сделала без контракта, просто так.       Девушка оглянулась по сторонам и мимолётно улыбалась.       — Как жаль, но вы все пропустили вступительную речь. Но одно вы не пропустили точно — показ портрета Лето-младшего.       — Портрет? — удивилась Эмма.       — Да, — я широко улыбнулась.       — Не терпится увидеть.       Я взглянула на наручные часы. После долгого и нудного предисловия самое время удивить присутствующих портретом.       — Пора.       Шеннон покрепче прижал к себе руку девушку и с довольным видом посмотрел на Эмму, та в свою очередь залилась краской и всячески попыталась скрыть улыбку счастья. Пара медленно направилась в сторону картины.       — Ты не пойдёшь? — спросила я Джареда, когда мы остались одни.       — Нет, я её видел.       Я перевела взгляд на Шенна и Эмму, они больше не держались за руки, а с интересом смотрели на портрет, о котором увлечённо рассказывал мой помощник.       — Тебе кто-нибудь говорил, что твои жесты выдают твою натуру?       — О чём ты? Мои жесты не сильно проявлены, да и к тому же, тебе не известна моя натура.       — Пойдём сядем, — он махнул рукой в сторону столиков, которые были предусмотренны на двоих.       — Ты очень красивая, — сказал он, когда мы сели. Он не отрывал от меня взгляд, и от этого становилось не ловко. — Вот видишь, я был прав!       — Ты о чём?       — Когда ты смущаешься, ты не вольно тянешься рукой к мочке уха, а когда тебя убеждают с твоей неправоте, ты смотришь исподлобья, вот как сейчас.       — Зачем тебе это?       — Просто ты не раскрываешься. Ты прячешь в себе саму себя, а миру показываешь железную леди.       — Не то время, что бы выставлять на показ свою добродетель и великодушие. От проявленной к ним доброты люди наглеют.       — В этом есть доля правды, но не надо в конец становиться куском метала. Мне доверяй.       — Нет, — сказала я и улыбнулась.       — Нет?! Почему? — на его лице было безмерное удивление, которое он тщетно пытался скрыть под маской безразличия.       — Давай на чистоту. Ты меня вылечил, фотографии сделаны, портрет завершён, выставка состоялась. Завтра ты обо мне даже не вспомнишь.       — Это не так.       — Разве?       — Рано тебе ещё правду знать, но знай одно — всё не так, как ты думаешь.       Я хотела настоять на пояснении его мыслей, но на моём плече лежала широкая рука Шеннона.       — Вечер был посвящён брату?       — Да, да, наверное, — замешкалась я.       — Эмма, как ты думаешь, стоит ли подписать контракт? Можно ещё попробовать идеи с портретом, — Шеннон обратился к своей спутнице. Мне не нравится его предложение, которое к стати, он не адресует мне. Я понимаю, что привязалась к Джареду, и лучше обрубить все концы прямо сейчас, лучше лишить себя всех возможностей с ним встречаться. Прямо сейчас.       — Не думаю, что это удачная идея.       Все резко перевели на меня взгляд и стали ожидать продолжения.       — Мой график переполнен, у меня нет свободной минутки.       — Как жаль, но больше двух недель ты рисовала портрет Джареду, — сказала Эмма. Я посмотрела на Джареда, тот ничего не говорил, лишь молча наблюдал за развитием разговора.       — В этот момент была назначена фото сессия для всей группы в целом, но группа ни разу не явилась, только Джаред. Вот я и рисовала его.       — Мы не можем...       — Нет, думаю что нет. У меня в очереди стоят и другие артисты, и я не могу отменить их прослушивание, поскольку некоторые из них ждали своей очереди месяцами.       — Жаль, — Эмма глубоко вздохнула.       — Ты не хочешь ничего выпить? — спросил Шеннон Эмму.       — Хочу. Здесь есть напитки?       — Да, конечно. Они вон там.       Пара медленно удалилась. Джаред всё так же терпеливо наблюдал за моим выражением лица, так же не молвил ни слова.       — Что?       — Мне кажется, или ты избегаешь меня? — он подошёл поближе и опёрся локтями об стол. Я вздохнула, нахмурила лоб и отвела взгляд.       — Эна?       — Нет, я не избегаю тебя. Я просто рву концы. Я теряю варианты наших дальнейших встреч.       — Почему?       — Это должно было случится. Лучше сделать это сейчас, пока я в конец не увязла.       — Зачем себя так накручивать?       — Хватит! Правда, хватит! Я знаю, мне потом будет ещё хуже. Лучше сейчас. Великое благодарю, что помог мне. Если хочешь что-то взамен, сейчас самое время — попроси.       Он промолчал. В начале на его лице замерло выражение удивления, но потом его глаза стали откровенно буравить меня грозно и со злостью.       — Я тебе помог, вылечил, но одно я не смог исправить — эту твою привычку давать и брать что-то взамен, — он говорил, буквально выплёвывал каждое слово, которое задевало меня за живое.       — Прекрасно, я ведь предупреждала, что меня не возможно полностью вылечить.       — А я надеялся...       — Зря!       Я встала с места и ушла, ничего не сказав. Просто так, молча, тихо и незаметно вытирая слёзы. Легкий бег за короткий разгон превращается в полноценный. В своей машине я смогла себе позволить выплеснуть эмоции и слёзы.       — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — бью тонкими руками об руль и кричу, но мой крик не слышен из-за сигнала. Резко срываюсь с места и еду куда глаза глядят. Вот идиотка, ушла с выставки, никому ничего не объяснив. А, да ладно, Мэган со всем разберётся. Но чего я плачу? Это от того, что я так внезапно решила больше не видеться с моим целителем. А ведь мне он был нужен как чистый воздух в гнили и смоге. Но ничего, я справлюсь. Я его обидела, задела за тонкие струны. Он с самого начала мне говорил, что помогает бескорыстно, а мои слова оказались ударом ниже пояса. Оно стоило того, что бы он тоже не искал встреч со мной. А стал бы, если бы я его даже не обидела? От этих мыслей мне становится ещё хуже, ещё хуже. Признайся Эна, ты влюбилась, влюбилась, идиотка! Столько лет упрямо игнорировала это чувство, а сейчас сама влюблена до кончиков пальцев.       В плеере играет его любимая мелодия. Как замечательно, он слышал те же самые ноты, тоже думал о чём-то под эту песню, как и я сейчас. Невольно вспоминаю все моменты, проведённые с ним, мои первые детские и невинные чувства к Джареду, как я маленькой девочкой бегала за папой, хныкала и просила его обещать, что Джаред станет моим мужем. Он обещал. Я верила. Верила. Мне его обещали. Как по-идиотски, как будто он вещь, как унизительно.       Вспоминаю, как в животе бабочки бешено метались по сторонам, стоило мне только увидеть его, или получить короткое сообщение. Сейчас эти самые бабочки жалят, как осы.       — Не будет там больше бабочек, не будет! — срываюсь и бью себя по животу. Больно, очень больно, но надеюсь, что физическая боль в силе заглушить душевную.       Долго, очень долго брожу по коридорам своего дома, надеюсь, что горячий, почти обжигающий душ в силе успокоить мои нервы, но жестоко ошибаюсь. Даже снотворное не смогло помочь, я долго не могла заснуть, а когда уснула, то через час просыпалась холодном поту. Когда же это кончится? Наверное, никогда, ведь я была точно такой же когда не встретила Джареда. Привыкай Эна, ты сама его прогнала от себя. Теперь я иду по дороге, которая ведёт к безумию.