Биение сердца. До изнеможения

      Куроко сидел на крыше школы, молча поедая свой обед. Аккуратно взяв комочек риса палочками, закинул его в рот. Пара зёрнышек упала на брюки, и Тецуя равнодушно и с ледяной холодностью в голубых глазах покосился на них. Он медленно протянул руку к остаткам еды и небрежно смахнул их на каменную поверхность. На мгновение застыв, мальчик о чём-то задумался. Он сидел неподвижно, всматриваясь в одну точку в течение нескольких секунд, пока кто-то едва весомо не коснулся его плеча.       — Всё нормально, Тецуя? — ровным тоном спросил Чихиро, присев рядом с голубоглазым на корточки. Куроко медленно перевёл взгляд на Маюзуми, опуская палочки обратно в коробочку с едой. В ответ на вопрос мальчик лишь кивнул, вновь собирая небольшой комок риса и отправляя его в рот. Чихиро сел рядом с другом, облокотившись спиной о стену.       — Не хочешь куда-нибудь сходить после школы? — посмотрев искоса на Тецую, спросил Маюзуми.       — Нет, — чуть подождав и прожевав овощи, ответил Куроко. На дне коробочки осталось немного риса и пара маленьких томатов. Парень закрыл крышку, аккуратно сложил палочки и убрал все в сумку. Он не спеша поднялся с пола, легко отряхивая брюки от грязи.       — Скоро начнётся урок, — глядя вскользь на приятеля, проговорил Тецуя.       — Да, — согласно кивнул Чихиро, поднимаясь. — И всё-таки, давай сходим куда-нибудь после школы, — настаивал на своём парень. Куроко глянул на него и, ничего не ответив, спустился по лестнице в коридор. Друг проследовал за ним.       — Маюзуми-кун, — Тецуя остановился и из-за плеча посмотрел на Чихиро. — У тебя ведь сегодня тренировка?       — Не помню, — нарочито спокойно и с долей издёвки проговорил он, уходя вперёд. — Я буду ждать тебя около школы, — он махнул мальчику рукой и будто бы исчез в толпе возвращающихся в классы учеников.       Тецуя быстрыми шагами направился в класс, усаживаясь на своё законное место у окна. В скором времени урок начался, и пришёл учитель. Он рассказывал о каких-то непонятных ему экономических теориях и прочей чепухе, что вряд ли могла заинтересовать его натуру. Из всех школьных предметов голубоглазый предпочитал, пожалуй, лишь литературу и изучение языков. Из окна открывался чудесный вид на цветущую аллею, что вела прямо к центральному входу в школу. Группа учеников, столпившись у ворот, о чём-то оживлённо беседовала.       Уроки закончились необыкновенно быстро, и уже через несколько минут после звонка Тецуя выходил из здания школы, как всегда незаметный для окружающих. Чихиро ждал. «Прогульщик», — кинул про себя голубоглазый в адрес друга укоризненное слово. Они ни о чём не говорили, просто шли в нужном направлении. Сегодня воздух был слегка прохладным из-за прошедшего накануне дождя, на дорогу сыпались в причудливом водовороте лепестки сакуры, слетающие с темных ветвей. Маюзуми и Куроко остановились на пешеходном переходе, машины проносились с непозволительной скоростью, но отчего-то никто не обратил на это внимания. В какой-то момент Тецуя почувствовал, что на него пристально смотрят. Он повернул голову в сторону Чихиро, тот с непонятным интересом в глазах смотрел на волосы голубоглазого мальчишки. Куроко склонил по-птичьи голову в безмолвном вопросе.       — Лепесток, — проговорил Чихиро и не спеша коснулся светлой макушки несколько ласковым движением, снимая розовеющий по краю лепесток. Куроко перевёл взгляд на листик, который парень аккуратно держал длинными изящными пальцами. Он несколько секунд смотрел на эти руки, а потом отвернулся, ничего не ответив.       — Маюзуми! — крикнул кто-то совсем неподалёку. Повинуясь какому-то условному рефлексу, ребята синхронно повернули головы. Их внимание привлекла невысокого роста девушка в школьной форме «Сейрин», короткая стрижка и угрожающий взгляд, которому может позавидовать даже самый суровый взрослый мужчина. Она быстрыми шагами направлялась к парням, закатывая рукава своего форменного свитера.       — Я убью тебя! — громко проговорила она, замахиваясь на Чихиро и хлопая его со всей силы по спине. Да так, что парень невольно наклонился вперёд, нахмурившись.       — Зачем же так бить, тренер? — с лёгкими нотками наигранной обидчивости, но всё же с присущей его голосу холодностью, спросил он.       — Какого ты прогуливаешь тренировки уже который день, а? — более спокойным тоном поинтересовалась девушка, по-прежнему сжимая кулак. Она сверкнула в сторону Тецуи карими глазами, словно оценивая, а потом вновь посмотрела на своего собеседника.       — Капитан, не кричите так, — к ним подошёл довольно высокий парень, одетый в спортивную форму все с той же надписью «Сейрин». Тёмные, даже можно сказать чёрные, как вороново крыло, волосы и пронзительного серого оттенка глаза, скрытые за стеклом аккуратных очков в тонкой оправе.       — Не мешай, Хьюга! — грозно проговорила она, уперев руки в бока. — Маюзуми, ты вообще в курсе, что у нас скоро игра с Кайджо? — она опять искоса глянула на стоящего позади Чихиро Куроко, который, уставившись в телефон, игнорировал происходящее. К ребятам подошли ещё двое парней, одетые всё в ту же спортивную форму школы «Сейрин».       — Ну, я собирался на тренировку, — почесав затылок, пробурчал Маюзуми. Он отвернулся от девушки, не желая пересекаться с её разъярённым взглядом. Она скривила губы в устрашающей ухмылке и, широко замахнувшись, вновь со всей силы ударила парня по спине. Чихиро пошатнулся, а ребята удивлённо и с неким отголоском страха наблюдали за дальнейшими действиями, предполагая самые разные исходы этого отнюдь не добродушного разговора.       — Маюзуми-кун, думаю, я пойду вперёд. Догонишь, если сможешь, — неожиданно для всех раздался спокойный голос Тецуи. Он спрятал мобильный телефон в карман брюк и глянул на Чихиро своими пронзительно голубыми глазами, опаляющими засевшим в них холодом.       — А, — не успел опомниться Маюзуми, как Куроко уже был на середине дороги и удалялся от него все дальше и дальше. — Чёрт, — бросил он на ветер.       — Это, случаем, не Куроко Тецуя? — спросил Изуки, когда мальчишка скрылся в толпе, но все взоры по-прежнему были устремлены туда, где как будто бы остался невидимый след присутствия этого человека, словно по асфальту расстелилась ледяная кромка. Маюзуми, опомнившись, глянул на Шуна, а потом коротко кивнул, подтверждая его догадку.       — Я слышал, он играл в Тейко вместе с теми ребятами, которых прозвали Поколением Чудес, — добавил, чуть погодя, Изуки.       — Это было давно, — холодно, но всё же с непонятной толикой раздражения бросил в ответ Чихиро.       — Между прочим! — воскликнула вновь Айда. — Один из этих супер-ребят сейчас играет в Кайджо, — она произнесла это нравоучительным тоном, скрестив руки на груди. — И пусть это будет просто дружеский матч, но мы, как команда, должны выложиться на полную катушку. И для этого нам нужен ты, Маюзуми-кун, — её голос стал куда спокойнее, нежели в самом начале их маленькой беседы. Однако глаза блеснули недобрым огоньком, а через пару секунд губы расползлись в предвкушающей улыбке. Ребята одновременно передёрнули плечами.       — Хорошо, — Чихиро тяжело вздохнул, понимая, что от него не отвяжутся теперь так просто. — Я приду на завтрашнюю тренировку, — он достал из кармана брюк мобильный телефон и начал что-то искать, изредка бросая взгляды на Айду.       — Вот и отлично! — радостно заулыбалась тренер и хлопнула торжественно в ладоши. — Тренировка сразу после уроков, не опаздывай, — она нравоучительно покрутила перед носом парня указательным пальцем, а потом вновь погрузилась в свои мысли.       — Кхм, тренер, — тактично кашлянув в кулак, чтобы привлечь внимание размечтавшейся в этот момент девушки, позвал Хьюга. — Нам уже пора, — чуть неуверенно проговорил он, встретившись с недовольным взглядом.        — Точно, — неожиданно осознала Рико.       Несколько неуверенных фраз, пара угроз и предостережений, и они разошлись, оставив после себя лишь пустоту. Ушли так скоро, что, казалось, их и не было вовсе. Вот он стоит, а вот его нет. «Люди исчезают так быстро», — думал Куроко, невольно остановившись у витрины кафе, где ещё совсем недавно, но и уже так давно, он сидел со своим любимым (любовником или просто ведущим?). Он поддался своим чувствам в этот короткий миг, и к горлу подступил тяжелый ком, совсем, как тогда. Люди исчезают быстро — вот они рядом, а вот их нет. Никому нельзя верить — все лжецы... Любовь — пустая болтовня и лишь красивое слово для наивных зевак, готовых вновь и вновь без остановки ранить собственное сердце. Бить по нему бейсбольной битой, резать на куски острым ножом и вонзать в него тысячи игл, испытывая при этом какое-то фальшивое и слишком приторное удовольствие. Называть эту боль подарком и вновь клясться в вечной любви тому, кто никогда не познает этих ощущений по отношению к тебе. Опять гнаться по дороге, хватая за края одежды, когда уходит, бросив пару колких фраз, в тщетной попытке удержать, а он или она, словно песок, вода меж пальцев, время на циферблате часов. Это слово — любовь — для тех, кому нравится боль.        И вот опять в горле ком, на шее верёвка, а руки и ноги словно ватные — их обвил своими кольцами зелёный змей. Он шепчет, шепчет на самое ухо: «Люби, полюби!» — только на этот раз его ответ совсем другой, не такой как раньше...       «Любил ли ты меня хоть краткое мгновение по-настоящему, Акаши-кун?» — он взывает в этот миг к своим закрытым под семью замками чувствам, прицельно стреляя по сердцу, разрывая душу на кусочки. Но потом неожиданно (или наоборот слишком ожидаемо?) наступает пустота — ни чувств, ни эмоций, только терпкий смак на языке и что-то холодное в уголках глаз. Куроко бросил короткий взгляд на зал за низкой витриной, чтобы зацепиться на долю секунды за красную скатерть и понять, что она такого же яркого оттенка, как и его глаза, которые он запомнил в последний день их встречи. Поправив сумку на плече, смахнув со штанины несуществующую пыль, развернулся и пошёл дальше. Цвет глаз опять померк...       И сейчас ни одна мысль не донимает разум, сердце бьётся в положенном ритме, у горла не стоит больше ком. Словно кукла — без жизни, без эмоций — с одним лишь отличием: у него есть плоть и кровь. Куроко шёл через любимый парк. Смотря на серый асфальт, усыпанный множеством маленьких камней, он вдыхал полной грудью начавший чуть остывать воздух. Листва шуршала над его головой, а птицы тихо-тихо, едва слышно, что-то нашёптывали, но не ему. Умиротворение. Ни больше, ни меньше, ведь так?.. Странное чувство, словно застывшая на месте вода. Спокойно, но всё же чуть-чуть страшновато.       Горящий жёлтым светом фонарь внезапно затух. Тецуя, застыв на месте, дёрнулся от неожиданности. По телу пробежала дрожь. Приятная дрожь, отдающая лёгкими покалываниями на кончиках пальцев.       Он поднял глаза к небу, устремив свой взгляд куда-то вдаль. Сзади послышались спешные шаги, смешанные с хрустом мелких ветвей на каменной брусчатке. Тецуя вдохнул вечерний воздух и, словно подгадав момент, обернулся назад. Маюзуми тяжело дышал, его плечи методично поднимались и опускались. Он смотрел на мальчика ледяными глазами с интересом и скрытой симпатией. Подойдя к застывшему на месте в немой позе Куроко на расстояние шага, сказал полушёпотом: «Я догнал тебя», — короткая фраза заставила мальчика вздрогнуть. Тецуя резко развернулся к другу спиной и, лишь бросив короткое «идём», побрёл дальше к сгущающейся пустоте.       А солнце уже опустилось, спрятавшись за тонною мрачных пологов. На небе ни облачка, но луна исчезла в эту ночь, оставив небеса темнеть в одиночку. И только мириадами сочных огней разгорались фонари, освещая путь тысячам странников городских дорог. Уже сидя дома у окна, Тецуя наблюдал за этим подобием волшебства в мире без магии и чудес. Только в такие мгновения он мог окунуться во что-то прекрасное — лёгкое и желанное. Словно сказка на мгновение становится явью, поглощая сознание целиком.       Он уже привык каждый вечер сидеть на широком подоконнике, прислонившись плечом к холодному стеклу, и читать. Читать о том, что никогда не существовало и не будет, о том, что могло бы стать целью в его существовании, что непременно могло сбыться, не откажись его сердце от чувств. «Я хотел быть с тобой больше жизни, но ты предпочла кого-то другого», — это даже глупо немного. Читать романы, рассказы и повести о любви, отвергая при этом малейшую мысль о подобном. Любить больно, порой даже слишком. Раненое сердце не всегда готово вновь принять тяжкий подарок судьбы, напоминающий скорее грубую насмешку, чем искреннюю улыбку и мягкое движение рук.       На часах далеко за полночь, а он не может оторвать взгляда от этих пустых строк, пока глаза не начинают слезиться, а веки медленно опадать под тяжестью ресниц.        Ах, как хочется уснуть… Прислониться тяжелой головой к подушке и погрузиться в забытье, осознавая, что все бренно и не имеет значения — нет и не может быть боли там, где мир начинается и заканчивается лишь иллюзией, состоянием, в котором находят отражение надежды и мечты, воля и страсть, страх и отчаяние; но даже они неспособны заставить сердце трепетать от невыносимости. Только сладость на языке и душещипательная музыка, разливающая по венам, словно кровь.       Строки плывут перед глазами, сил уже нет. На задворках сознания бьется покалеченная мысль, что он вот-вот упадет на холодный пол, наверняка поставив синяк на плече. Книга выскальзывает из рук, призывно шурша листами. Куроко резко приходит в себя, озираясь по сторонам. Свесив с подоконника ноги, он аккуратно спускается босыми ступнями на деревянный пол и не спеша поднимает очередной «мирок», укладывая бережно на полку к остальным. Забытая закладка остается лежать под тумбочкой, лишь уголком выглядывая из темноты.       Померкнул в комнате свет, остались лишь тусклые блики фонарных столбов на стенах россыпью мелких пятен. Тецуя обессилено упал на кровать, раскинув руки в стороны и сверля потолок. Еще минуту назад его одолевал сон, а теперь он не мог заставить себя закрыть глаза, но и пошевелиться тоже не мог. Время текло медленно, подобно тягучему меду. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем веки сами опустились. Перед глазами какое-то время мелькали странные картинки, разобрать которые мальчику не представлялось возможным, но он отчетливо видел среди всего обилия тускло-серых пятен ярко-красные всполохи. Через пару минут Куроко сжимал в своих объятиях подушку, находясь уже далеко на грани сна и реальности.       Он увидел перед собой знакомую квартиру и до боли знакомую комнату, человека, сидящего за письменным столом. «Незнакомец» повернулся к нему лицом, и губ коснулась улыбка. Эти родные, любимые когда-то черты не получается забыть. Он видел сон, в котором нет боли — только смех и теплые улыбки, нежные касания чьих-то ладоней и негромкий строгий голос. На утро же все рассеялось, словно туман на восходе солнца.       Тецуя и не знал, что этой ночью был так близок к былому счастью.       Как-то слишком привычно для себя он поднялся с кровати, разминая затекшую шею и прогибаясь в позвоночнике. Взъерошив и без того лохматые волосы и слегка похлопав себя по щекам, стал собирать так любезно упавшее ночью на пол одеяло. Когда постель была по-педантски аккуратно застлана — ни одна складка не смела броситься на глаза — голубоглазый мальчишка плавным движением открыл окно нараспашку и с какой-то непонятной жадностью вдохнул утренний воздух, растекшийся по легким прохладным инеем.       Еще было тихо, а солнце только-только начало вздыматься над линией горизонта, успев, однако, озарить своим светом уже весь небосвод. Легкий ветерок колыхал листья на деревьях и путался в светлых прядях мальчика, лаская щеки и шею, касаясь прозрачными руками груди. Это было успокаивающе.       Тихой поступью Куроко выбрался из собственной комнаты, прихватив из шкафа чёрные джинсы и серую футболку, и проследовал в ванную комнату. Утренний душ принято считать освежающим, он должен быть слегка прохладным, чтобы взбодрить еще спящий организм. Но Тецуя не любил холодный душ, он даже не любил просто прохладный. Другое дело, если бы это было море. Поэтому, встав под сильным напором, мальчик сделал воду потеплее, вдоволь наслаждаясь этой короткой возможностью расслабиться. После приятного времяпрепровождения под струями настал момент, который можно было вполне назвать ежедневным ритуалом — сушка и укладка непослушных волос. Какое-то время, прежде чем начать, Тецуя наблюдал за тем, как капают с кончиков прозрачные капельки, и лишь потом принялся безжалостно вытирать их полотенцем. Куроко мог поклясться, что никогда бы в жизни не стал заниматься подобной ерундой, если бы существовал хоть один способ мгновенно уложить торчащие в разные стороны волосы. Конечно, можно бы побрить голову на лысо, и тем самым сохранить себе кучу времени, но на подобные жертвы парень был не готов.       Побив свой недельный рекорд, справившись в кратчайшие сроки, Тецуя с неким подобием удовольствия, затаившегося в груди, пошел на кухню. Что-что, а вот проигнорировать зов природы, заключавшийся в данный момент в желании поглотить как можно больше жиров, белков и углеводов, он не мог. В глазах промелькнула доля удивления, когда, войдя в помещение, он увидел бабушку, с самым серьезным видом осматривающую полки в холодильнике. Это была невысокого роста женщина в возрасте, которая, несмотря на свой достопочтенный статус — бабушка, выглядела очень даже хорошо. Румяные щеки и чуть подкрашенные аметистового цвета глаза с залегшими глубокими морщинками в уголках, прямой нос с маленькой черненькой родинкой на правой ноздре и покрытые белоснежной сединой волосы вместе создавали замечательный образ. Руки её были также покрыты морщинками, а на безымянном пальце левой руки она по-прежнему носила обручальное кольцо, которое надел на ее палец тот статный красавец, ставший отцом для матери Тецуи.       — Доброе утро, бабушка, — вежливо поздоровался Куроко, проходя вглубь. Кухня была небольшая: пара тумб для готовки, невысокий холодильник, стол на четырех человек да несколько красивых резных шкафчиков на стенах. У потолка висела самая обычная непримечательная люстра.       — Доброе, дорогой, — лучезарно улыбаясь, проговорила женщина. — Как спалось? — она вытащила из холодильника упакованную рыбку и пару яиц, а с полки шустро схватила пакет с рисом. Завтрак уже был в пути, так сказать.       — Нормально, — пожимая плечами, ответил, как само собой разумеющееся, Тецуя, попутно включая электрочайник.       — Ты опять сидел допоздна. Я видела свет, — уперто проговорила бабуля, сощурив глаза.       — Зачитался, — плюхнувшись на стул, бросил мальчик.       — Книги — это хорошо, но не забывай и о реальных людях, Тецуя, — нежно произнесла Куроко-сан, переворачивая рыбу на сковороде. Мальчик ничего не ответил, лишь опустил голову на сложенные в замок руки, сверля взглядом настенные часы.       После того, как завтрак был съеден, а тарелки вымыты и убраны обратно в шкафчик, женщина отправилась на встречу с каким-то молодым человеком, который должен был передать посылку от родителей и письмо, а сам Тецу пошел бродить по городским улицам и паркам. Субботний день — идеальное время, чтобы провести его с семьей или друзьями. К сожалению, голубоглазый не мог похвастаться сейчас ни тем, ни другим. Он любил бабушку и дорожил ею так сильно, как только можно было, чувствуя то же самое взамен. Тецуя привык к ее компании, ведь она с раннего детства воспитывает мальчика, и был благодарен за бесконечную заботу и доверие, которое старался не терять. Но порой так хотелось побыть вместе с родителями, с теми, кого принято называть мамой и папой. Он уже и не помнил, когда в последний раз мама проверяла его домашнее задание или спрашивала, как прошел день в школе, читала сказки; с трудом представлял, как когда-то отец учил его кататься на велосипеде и подбрасывал к небу. Они приезжали так редко, что другой бы забыл, как выглядят родители, но Тецуя не забывал. Дело в хорошей памяти на лица или в чем-то другом, но мальчик помнил, хранил в голове еще не потускневшие картинки прошлого. Берег, как что-то бесценное, голубые материнские глаза и ее нежную улыбку на тонких губах, накрашенных алой помадой, мягкость голубых волос и тонких пальцев; берег в памяти пасмурно-серые отцовские глаза с хитрым прищуром и его чуть кривую, но не лишенную тепла улыбку, широкие ладони и мозоли на пальцах от струн и долгой писанины.       Ему так хотелось бы оказаться в этот солнечный день вместе с ними…       «Мама давно не звонила», — подумал Тецуя, вертя меж пальцев свой телефон. Он бы отшвырнул его куда-нибудь, если бы не выработанные когда-то рефлексы, так неожиданно завибрировал и затрезвонил телефон.       — Да, — поспешно ответил мальчик, вскользь замечая имя звонящего.       — Тецуя, — будничным, немного холодным тоном поприветствовал друга Чихиро. — Может, сходим куда-нибудь? В кафе, например, — продолжал парень. — Слышал, неподалеку от станции Канда открылась новая кондитерская. У них сейчас скидки, — Тецуя устало глянул в небо, недовольно что-то пробурчав.       — У тебя же тренировка, — проговорил парень. Он на секунду отвлекся, услышав неподалеку детский плач. Маленькая девочка, примерно четырех лет, истерично плакала, утирая мокрые щеки руками, пока молодая женщина, по-видимому, мама, отряхивала ушибленные колени.       — Маюзуми! — раздался пронзительный крик с той стороны провода.       — Я почти закончил, — Тецуя не понял, сказано это было ему или все-таки разгневанному тренеру, но звонок прервался также неожиданно, как и раздался.       — Надоело, — пробубнил парень, пряча телефон.       Мир вокруг, словно сходил медленно с ума, как будто поезд сошел с рельс, мчась на полной скорости к пункту невозврата, и продолжает гнать боком по земле; погода за пару часов успела смениться три раза, дороги оросил дождь. Неподалеку от одного из любимых книжных магазинов, в который заглядывал Тецуя в свободное время, произошло сразу две аварии. Пострадал ли кто? Да вроде нет. Сплошной дурдом, усыпанный лепестками сакуры и покрытый выхлопными газами. Думая о подобном, Куроко и сам не заметил, как вновь впал уныние. Нехорошие мысли стали посещать голову не реже, чем раз в две минуты. Часто ли, редко ли… Однако мальчик не заметил, как уже сидел на скамье в маленьком сквере в паре остановок от станции Канда. Мысли и желания других порой влияют на нас даже сильнее, чем мы можем себе представить: желание Чихиро отразилось на действиях Тецуи.       Юноша огляделся по сторонам, слегка нахмурившись. Казалось, что его с головой накрыла странная, безумная паранойя.       Телефон завибрировал, затрезвонил. Маюзуми Чихиро.       — Да, — холодно отозвался Тецуя, откинувшись на спинку скамьи.       — Я закончил. Где ты? — было слышно, что парень запыхался, устал.       — В сквере Аджисаи*, — нежась под теплыми лучиками солнца, ответил Тецуя.       — Я уже недалеко, скоро подойду, — сопротивляться уже бесполезно, осознание пришло с раздавшимся над головой знакомым, чуть-чуть хриплым, уставшим голосом и ощущением чужого тела под боком. Он не любит находится рядом с кем-то так близко.       Время не лечит.       Пустые фразы и будто бы случайные касания пальцев по коже. Они не спеша дошли до нужного кафе-кондитерской; людей вокруг много, воздух накалился. Чихиро окинул заполненное помещение взглядом цвета холодной стали глаз и решил, что будет лучше сделать заказ и пойти в какой-нибудь парк или домой. В очереди пришлось простоять долго, неудобно расположенное длинное меню хотели рассмотреть все, а потому толпа рассасывалась очень медленно. Наконец подойдя к кассе, Чихиро попросил пару ванильных коктейлей, шоколадных пирожных и несколько коробочек с печеньем ассорти, фруктовые рулетики и шоколадные плитки. Сумма в чеке оказалась меньше, чем предполагал парень, поэтому всю дорогу по пути к дому Маюзуми периодически глупо улыбался несвойственной ему улыбкой.       Родители Чихиро были еще на работе, и юноши поднялись сразу в комнату к баскетболисту. Она была небольшая, выделанная в серо-голубых цветах без каких-либо излишеств и украшений; темный ламинат и простенькая мебель из светлого дерева. Диван-кровать покрыт длинным черно-белым в крупную клетку покрывалом, а учебный стол аккуратно убран — под стенкой стояли школьные книги и тетради, ноутбук.       Маюзуми усадил Тецую на диван и принялся распаковывать пакеты. Обычно голубоглазый мальчишка говорил крайне мало даже дома у друга, но сегодня же весь мир сошел с ума, и Чихиро, не снимая довольной улыбки с лица, наслаждался полноценным разговором. Ближе к семи домой пришла мать Маюзуми, которая с самым приятным расположением духа восприняла наличие дома «милого мальчика, который в последнее время совсем не заходит в гости». Она заварила вкуснейший зеленый чай с добавлением жасмина и оставила ребят снова наедине.       Почему-то в этот момент разговор и прекратился.       Тецуя замолк. Он сидел, уставившись в одну точку, и, казалось, почти не дышал. Его кожа в комнатном свете виделась еще бледнее, чем есть, а глаза — хрустально-голубыми. Кого угодно подобное бы напугало, но не Чихиро, который уже привык к таким «погружениям» друга. Пару минут Маюзуми ждал, допивая теплый чай и заедая сахарным печеньем. И кто сказал, что мужчины не любят сладкое? Он неторопливо убрал коробочки и кружки, едва весомо коснувшись пальцев голубоглазого, а потом сел обратно.       Тишина отсчитывала ход времени невидимым песком, скатывающимся по стеклу. Действуя, словно в замедленной съемке, Чихиро пододвинулся к Тецуе ближе, всматриваясь в блеклые черты лица, наблюдая, как подрагивают ресницы и вздымается едва заметно грудь. Голубоглазый вскинул на парня едва уловимый взгляд, не желая поворачивать головы. Маюзуми медленно, с чувством ритма этой невидимой музыки приблизился к виску мальчика, невесомо касаясь губами. Нежный, трепетный поцелуй, плавно сползающий к скуле. Он очертил носом невидимый круг, поднимаясь обратно к уху и опаляя горячим дыханием, проводя по раковине мокрым языком. Тецуя чуть дернулся, частично повернувшись к Маюзуми так, что их взгляды встретились. Чихиро тяжело дышал прямо в губы голубоглазому. Он обхватил одной рукой его талию, а другой провел по щеке, остановившись на затылке.       Томительные минуты ожидания и рой мыслей, перевернувшийся в голове, словно карточный домик под порывом ветра. Теплые ладони вычерчивали линии, слегка надавливая на проступающие полоски ребер, гладили напряженный живот, перебирали позвонки. Ребята сидели нос к носу и смотрели друг на друга в упор. Наконец Чихиро прильнул губами ко рту Тецуи, блаженно прикрыв глаза. Он мечтал об этом уже многие недели, снедаемый мыслями о тяжести любовных чувств. Трепет, окутавший юношу, был незабываемым, фееричным. Смелость, нахлынувшая стремительной волной, заставила дремлющую страсть пробудиться: Чихиро ощутимо куснул голубоглазого за губу, оттягивая, посасывая. Невинный поцелуй перерастал в настоящий ураган эмоций и сплетение языков. Нетерпеливо Маюзуми очерчивал языком нёбо, зубы и ласкал язык своего возлюбленного.       Тецуя неторопливо отвечал, ощущая жар, исходящий от Чихиро массивными волнами.       Но стало не по себе: гадко, пакостно, нетерпимо.       Мальчик уперся ладонями в грудь баскетболиста, надавливая, вжимая голову в плечи. Чихиро отстранился, в глазах его мерцали звезды, а на щеках горел румянец. Он был возбужден. Отведя растерянный взгляд, Тецуя отодвинулся назад, а потом и вовсе поднялся с дивана, ероша волосы. Маюзуми понял все без слов. Он подошел к голубоглазому со спины, ненавязчиво обнимая, так что между ними еще сохранялось свободное пространство. Парень уткнулся лбом в плечо голубоглазого и после шепнул горячо на самое ухо:       — Забудь его уже, — столько злости и отчаянья промелькнуло в этом хриплом, возбужденном голосе, что Куроко невольно вздрогнул.       Маюзуми вышел из комнаты, отправившись, видимо, в ванную.       Встрепенувшись, Тецуя решил больше не задерживаться и торопливо спустился вниз. Попрощавшись с родителями Маюзуми, он пулей вылетел из дома. Последний раз голубоглазый спешил так домой в тот самый злосчастный день, когда весь мир взорвался, разлетевшись на куски. Это мерзкое ощущение пустоты, незаконченности и неправильности разъедало, подобно самой сильной кислоте. А бежать-то некуда…       Ворвавшись домой и закрывшись в собственной комнате, Тецуя спиной припал к двери, скатившись на пол. Было до чертиков обидно, что какой-то один единственный человек спустя столько времени заставляет его сердце так рваться на части, стонать и извиваться, словно под самыми жестокими пытками. Уткнувшись лицом в колени, он заплакал. Без всхлипов и противного надрывного свиста, только плечи его дрожали и рот открывался в немом крике. Было больно… Пожалуй, также сильно, как и в тот день. И было бы хоть что-то или кто-то, сумевший приглушить эту нестерпимую боль.       А слезы все текли мелкими дорожками по щекам.