* * *
Ветер дул тёплый, порой даже и вовсе горячий, и солнце, висящее в зените будто растёкшийся по подогретой сковородке блин, припекало ещё сильнее. Трава, танцующая вперемешку с желтеющими колосками, тоже, как и разыгравшийся ветер, была горячей, и оголёнными ступнями девушка чувствовала жар, который распалившаяся земля этим днём дарила только ей одной. Аллен всмотрелась вдаль, любуясь разлившимся бескрайними морями пшеничным полем. Ступни приятно жгло. Уолкер двинулась вперёд, и жёлтые огоньки с новыми силами вгрызлись в её кожу. Когда она сделала один крохотный шаг, когда перед её глазами вспыхнули костры, пейзаж рассеялся и восстал вновь — явилось всё то же поле и те же огни, однако иссякла застывшая в венах пустота и одиночество. Посреди горящей равнины возникло, словно из пепла, огромное развесистое дерево, ветви которого устремились прямо в небо. Аллен приблизилась. Ветер взметнулся, птицей встрепенулся и ударил её как кнут, отгоняя. Однако она не поддалась — и с былой несдержанностью продолжила путь. Крона дерева, широкого, длинного и по-воздушному могущественного, кричала, то окуная покрывшееся алым поле в агонию и оглушая пропитанными страданием взвизгами, то переходя на убийственно опасный шёпот, эхом повторяющий одно и то же слово, которое доходило до сердца и души любого, кому не посчастливилось его услышать. — Смерть… — завороженная, одними губами пробормотала Аллен. В груди её тотчас же закололо, и она, не сдерживаясь, бросилась в бег, лишь бы затушить тупую, ноющую боль. Рёбра затрещали, захрустели и, развалившись, осколками посыпались вниз, царапая лёгкие, раздирая их на прожжённые клочки-заплатки. Аллен задыхалась, вцеплялась ногтями в кожу, впиваясь, но не останавливалась ни на мгновение. Когда дуб встретил её, приняв в свои объятия, бег встал, мучения прекратились — всё прекратилось. Боль ушла, и кубиками льда сцепилось всё, чего не было ранее: любовь, страсть и наслаждение — такое наслаждение, какое могла подарить только сбывшаяся мечта. Аллен встретила Неа и не смогла сдержать улыбки. Ной, живой, улыбался ей в ответ.* * *
Аллен, растягивая губы в улыбке, по привычке склонилась над лицом экзорциста. Идеально чистое, без единой царапинки или — что было бы, очевидно, куда хуже — шрама, оно отливало бледнотой и безжизненностью, однако Уолкер привыкла и к этому. Она уже не помнила, когда в последний раз столь отчётливо и трезво ощущала накатывающие приступы одиночества. Около неё всегда собиралась толпа: живые и мёртвые, будто в мифе, глядели на неё отовсюду. И, прочитывая перед сном давно залистанный до дыр роман, она сильнее и чаще убеждалась, что оставаться ей одной придётся далеко не скоро. Наступивший вечер был необычным. Отчего-то весь Чёрный Орден, в последнее время довольно пасмурный и унылый, вновь наполнился жизнью; всё закрутилось и завертелось, бытие возникло с нуля, и всё, что было потеряно ранее, снова обрело смысл. Люди повеселели. Их щёки стали румянее, голоса — ярче и громче, а действия — резче и продуктивнее. Работа пошла на повышение, и вот уже через пару дней учёные представили экзорцистам новую аппаратуру, среди которой наиболее излюбленной ныне являлись встроенные в заметно облегчённые рюкзаки искателей датчики. Отныне слаженность искателей и экзорцистов возросла до предела. Новые големы же, изобретённые специально для экзорцистов ближнего боя, более тихие и мелкие, оказались куда удобнее прежних. Ситуация менялась на глазах, и за полгода перевес в сторону Чёрного Ордена отрицать было уже больше, чем просто трудно. — Ты завтра уезжаешь? Уолкер поджала ноги и, придвинувшись, аккуратно приобняла Канду. Он развернулся к ней, и она внезапно прочла в его глазах недоверие. — Послезавтра, — поправил её он, как и обычно, не отвечая на ласки. — Ясно, — без чувств ответила девушка. Он снова уезжает, подумала она, борясь с грустью. Задания, задания, задания… Их было бесконечное множество, и одни, не успев завершиться, непременно сменялись другими: задание на севере — заданием на юге, сложное — лёгким, а скучное — всегда только интересным. И в конце каждого из них Аллен чувствовала, как какая-то часть её безвозвратно умирала. Что-то менялось в ней — мрачнело, тускнело и однажды исчезало. Её личность страдала неизменно. — Ты по-прежнему сидишь за этой дурацкой книгой? Не надоело? — Юу хмыкнул, сетуя на рассеянность собеседницы. Ему не нравилось, что она забывала столь важные вещи — вещи, которые были связаны непосредственно с ним. Ему вообще многое не нравилось, но больше всего не нравилось именно то, что она стала проводить свои вечера в одиночестве, игнорируя его — между прочим, очень душевные, как он сам считал, — приглашения на встречи и всё чаще бросая его, отталкивая, как надоедливого ребёнка. Ради книги. Ради какой-то книги!.. — Она интересная, — Аллен нахмурилась. — И она значит для нас, для Ордена, многое. Это история. Это наша история. — Плевать мне на историю, — огрызнулся Канда. — Оставь это всё, — почти что командуя, процедил он, придвигаясь к напарнице вплотную и заглядывая в её честные глаза. Дождливо-серая радужка, обычно плотно покрытая тучами, загремела непогодой, и взгляд Уолкер вмиг ожесточился. Блеснула молния. Вспыхнули искры. — Нет, — хмурясь, отчеканила она. — И не проси меня больше. Она оскорблённо клацнула зубами и, терзаемая обидой, хотела было уйти, но не сдвинулась и с места. Ссоры с Кандой уже давно стали для неё делом знакомым и вовсе не неприятным, потому как обычно все перепалки вскоре заканчивались — и заканчивались исключительно хорошо, без последствий. Или, как минимум, травм. Оттого, игнорируя зов разума, который уже больше походил на отчаянный рёв-плач, она поступила совершенно наоборот. Потянувшись к лицу любимого — но явно не в эти минуты — ближе, Аллен сощурилась, и весь её вид запылал вдруг неизвестной враждебностью, которую она всеми силами старалась гнать поодаль. Грудь её прожгло ударом юркой молнии, и она, уставшая от переживаний и страхов, испугалась своих эмоций. — Попрошу. Упорно не отрекаясь от своих слов, Канда заговорил в обыкновенной для него манере, но уже не столь грубо. Сниженный тон его вскоре перетёк в спокойный шепот, и экзорцист отметил, что и Аллен перестала глядеть на него столь угрюмо. На душе грянуло облегчение. — Оставь, — скорее, для себя повторил Юу, хмуро не отказываясь от прежних ноток, однако стараясь звучать более убедительно. — Оставь. Не навсегда. Но на сегодня. Аллен нервно заёрзала на месте, борясь со странным зудом в спине. Колючки уткнулись в её бока и плечи, и её всю сразу же передёрнуло, словно от холода. Сквозь затёкшие от бездействия лопатки прорвались невидимые крылья — пышные, длинные, способные унести далеко-далеко, в обратную сторону от ответственности и нескончаемых трудностей, за долгие годы скопившихся в огромную груду. Груду, несомненно, дерьма — не меньше. И так не хотелось возиться со всем этим, что каждый раз, когда Уолкер возвращалась в Орден, в животе её мгновенно же принимались виться, шипеть летучие мыши да ядовитые тараканы, однажды сливающиеся в громадный гнойный клубок, который навязчиво пульсировал и дрожал, готовый вот-вот взорваться, лопнуть на мелкие частички. Аллен протянула руку и аккуратно, точно впервые, коснулась юношеской ладони, нежно оглаживая ребристую часть и белеющие костяшки. Упрямство ушло. Она погрязла в спокойствии и затихла. Канда, также перестав упрямиться, всё же переплёл их пальцы. Он изначально знал, что ему удастся уговорить её остаться: отказывать ему она не умела, хоть и, увлечённая делами, казавшимися ему полной ерундой, уже постепенно начинала учиться.* * *
Его рукопожатие оказалось обжигающим. Аллен прижалась к нему и зажмурилась, крепко, почти что насмерть, вцепляясь в его болтающуюся на ветру рубашку. Его сердцебиение эхом раздалось около её ушей, и она, утопшая в темноте, увидела себя в церкви, где его сердце, вырванное изнутри, но всё ещё живое, колоколом отбивало размеренную мелодию — сигнал о скором завершении службы. Странно, подумала Аллен. Её-то служба по-прежнему продолжалась. Не веря своим глазам, которые ясно видели его, своим ушам, что чётко слышали его голос, не веря даже своему телу, ныне касающегося его, Аллен бездумно горела в его объятьях, пеплом осыпающих её щёки, нос и топорщащиеся ресницы; она, загнанная в кромешное забвение, не могла понять, что именно она чувствовала, и чувствовала она, как назло, много — уж слишком много. А солнце всё так же пекло. — Как это может быть возможно, — растирая ладони мужчины, отчего-то пугающе ледяные, она не могла успокоиться. Сбитое дыхание не позволяло ей произносить длинные предложения за раз, и она часто, как запыхавшийся ребёнок, обрывалась на полуслове. — Скажи мне, Неа. Четырнадцатый закашлялся, забулькал и притих, подобно мёртвому. Развернувшись к девушке лицом он совершенно по-странному заговорил: — Испытание, Аллен, испытание. Аллен стала, пропустив значение, смысл его слов. Отвлекло её звучание его голоса — незнакомое, непривычное, неожиданное. Уолкер вдруг осознала, что никогда ранее его голос по-настоящему не являлся её слуху. Обычно в голове её — лишь там она слышала его до сего момента — тембр музыканта громыхал, дымился, богатый жаром, словно только-только разожжённый камин. Ныне же камин остыл и, обрамлённый льдами, задрожал, зазвенел тысячей страдающих сосулек. Их песнь пронзительно заверещала, похожая на высокий девчачий визг. Аллен прищурилась. Неа, не выпуская из хватки её руки, ступил прочь. Тень дерева, скрывавшая его лицо от яркого солнца, постепенно иссякла: сначала перетекла на его макушку, потом — на спину и ноги, а после и вовсе исчезла. Их обоих тотчас накрыло маслянистой волной, и горький океан понёс их вперёд, насыщая своим вкусом. Экзорцистка сильнее сдавила пальцы мужчины, чувствуя, как её кожа со временем пропитывается чужим потом, что чудился ей совершенно не естественным в совокупности с ледяными прикосновениями. Нечеловеческий ужас тронул её душу. — Где мы? — не сбавляя темпа, спросила она; ноги сами несли её в неизвестном направлении. Острые скулы Неа, не имевшие ни единого намёка на природный людской румянец, отёсанной скалой бледнели, не перенимая от солнца ни капли рыжего оттенка. Глаза, на более яркие из всего его образа, сверкали вызывающе, однако тусклые тени, похожие на облака в погожий день, тянулись уже и к ним. — Везде и одновременно нигде. — Не понимаю, — Аллен растерянно пожала плечами. — Начиная поиск, мы знали, что легко не будет. Не знаю, достойная ли то плата, но всё вышло так, как вышло. И это далеко не худший расклад событий, не так ли? Или?.. Погоди. Помнишь, что случилось, когда мы добрались до Чистой Силы? — Не уверена… — И это не столь важно, — Неа легко похлопал девушку по оголённым лопаткам; её спину вмиг пронзило болью. — Главное, что сейчас мы здесь, главное, что ты в безопасности. В мире, созданном из моих воспоминаний. Она начала, а я закончил, — он хмыкнул. — Потерпи ещё чуть. Вот увидишь — всё изменится к лучшему. Уолкер изумлённо огляделась. — Мир из воспоминаний… — зачарованно повторила она. Пейзажи не менялись. Золотистые колосья продолжали стелиться, склоняясь в поклоне ветру, а воздух всё ещё был тёпел. Вокруг не виднелось ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Подобно бескрайней пустыне, поле не имело ни конца, ни начала. Пустота откровенно разочаровывала. Осматриваясь, Аллен, даже подключив всю свою фантазию, не смогла выдумать ни одной ситуации, что имела бы место случиться в подобных краях и не казалась бы, как минимум, нереалистичной. Там не было ничего: ни жилья, ни других людей. Возможно, догадалась девушка, их с Неа тоже там не было. — Куда мы идём? Ученица Кросса замедлилась. Она отдавала себе отчёт, что просторы, воссозданные Чистой Силой, уже давно не существовали в том же виде на самом деле. Тогда куда же — и зачем? — они с Неа держали путь? Несколько жуткие, несколько неполноценные ощущения овладели ей, и она перестала испытывать пьянящее удовольствие, что раньше, как умелый кукловод, руководило её эмоциями. Нечто неизвестное дёрнуло её, и она, оборвав нити, опешила, совсем остановилась. — Я совершаю последнюю прогулку. Прогулку, о которой раньше, к слову, мог разве что мечтать, — вновь заговорил Четырнадцатый. Завершающие слова он добавил шёпотом. — А ты… А ты, полагаю, меня провожаешь. И мне было бы очень приятно, если бы ты не торопилась заканчивать. Пожалуйста, я имею в виду, — посоветовал он. — Хотя о Канде тоже не стоит забывать, — он вдруг замолчал в размышлениях, после чего резко продолжил: — Сложный же у тебя всё-таки выбор! Аллен вздрогнула. — Что?.. Что-то внутри неё оборвалось. Онемение коснулось её пальцев, и сосуды, не тронутые кровью, переполнились пустотой. Страх и оцепенение задребезжали, оглушая её ненадолго. В чувствах рванув за край дружеского пиджака, она невольно стянула с него всю верхнюю одежду. Влажная ткань, окрасив костяшки, мазнула по её рукам. Белая льняная рубашка, спереди абсолютно чистая, сзади оказалась украшена липким винно-алым пятном. Смерив друга изумлённым взглядом, девушка задрожала, не находя в себе сил. Обернувшись, она внезапно заметила, что некогда пламенеющие золотом колосья сменили свой облик. Тёмно-бордовая тропинка покрыла прекрасное поле, изъев его до корней. Обрывалась она ровно у нервно подрагивающих ног Четырнадцатого. Сквозь крепко сжатые кулаки Аллен приятно пробивались блёклые лучики нежно-салатового цвета. Миссия была официально завершена.* * *
Когда Аллен открыла глаза, пред ней, плывущей прочь, вовсю трепетали удаляющиеся очертания Чёрного Ордена. Она не знала, вернётся ли туда вновь.