yung lean – kyoto
9.
— Ты поможешь мне избавиться от пистолета? — Спрашивает Тэхён позже, понижая голос до едва слышного шепота. У самой линии горизонта небо светлеет, а дождь, кажется, наконец заканчивается. Они с Хосоком целую вечность сидят в круглосуточной забегаловке, и Тэхён уже полчаса мучает четвертую чашку кофе. Когда истерика (не без чужой помощи) проходит, он чувствует себя совершенно опустошенным. Если прислушаться, можно услышать, как в желудке у него гуляет ветер, а каждый вдох отдается в ребрах гулким эхом. Сидящий напротив Хосок разглядывает его лицо слишком внимательно, и Тэхён чувствует себя анатомическим пособием. — Конечно, — говорит он и залпом допивает свой давно остывший американо. Тэхёну очень хочется курить, но снаружи неуютный серый рассвет, металлический пустой город, мокрый после дождя асфальт и небо, отражающееся в лужах, и вода, отражающаяся в небе, а здесь — красно-белый кафель и тихая музыка по радио, и Хосок, когда кладет руки на чашку, задевает его ладонь. — Как ты там оказался? Случайно? — Тэхён не уверен, что готов услышать ответ и что ему вообще стоит его знать, потому что в какой-то момент всё стало слишком странно. Может и случайно, отвечает Хосок; Тэхён замечает отголосок улыбки на его губах и чувствует, как краснеют уши. И щёки, наверное, тоже. Потому что он вспоминает, как эти губы касались его виска, пока он бился в беззвучных рыданиях, а Хосок шептал ему на ухо глупости и не выпускал из рук. Усталость окончательно берёт над Тэхёном верх в пять тридцать утра, когда единственная официантка ночной смены смотрит на них совсем уж неодобрительно. Хосок тянет его за рукав из-за стола и говорит, что проводит, а днём они что-нибудь придумают. До дома Тэхёна они едут в пустом автобусе, и он чувствует, что лицо Чонгука заволакивает туманом, он больше не видит так ясно его глаз и изгиба рта и остаётся один, и ему страшно в этой пустоте, в вакууме, где больше нет боли и исступления, но так же нет ничего другого; Ви набирается смелости и кладёт голову Хосоку на плечо, и осторожно втягивает носом запах его волос. Они пахнут дождём, дешевым кофе и морской водой, и неожиданно Тэхён чувствует почти парализующее умиротворение и засыпает, прижавшись ближе.---
Хосок берет отгул, и Тэхёну это кажется чем-то невыносимо трогательным, чем-то, чего он точно не заслуживает. Они встречаются вечером и идут на реку, где Ви коротал долгие июльские дни со случайно выбранными книгами и где он впервые задался вопросом, любит ли до сих пор Чонгука. Дома Тэхён убрал пистолет обратно в коробку и извёл весь скотч на то, чтобы обклеить ее всю в несколько слоев. Хосок спускается к воде и зашвыривает её как можно дальше; течение подхватывает коробку и несёт прочь, и Ви не знает, как отблагодарить его за то, что снял с его плеч груз этой ответственности, избавил от чувства вины и ненужных воспоминаний. Чонгук сейчас наверняка переписывается со своей девушкой или играет в Devil May Cry, или просто валяется на том диване, где так часто сидел Ви, но удивительным образом это не тревожит его. Вместо того, чтобы пытаться разбить это стекло, оказалось достаточно просто отойти на несколько шагов и остаться за ним, навечно отделённым от своей боли и несбыточных надежд. Хосок возвращается к нему, и какое-то время они просто сидят на берегу; Тэхён срывает травинки и плетет из них какие-то бессмысленные косички, то и дело чувствуя на себе чужой взгляд. Он не напрягает и уже не удивляет, наверное, ему даже нравится то, что Хосок не выпускает его из поля зрения, следит, бережет, может быть, рассматривает. Пустота рядом с ним всегда растворяется, Хосок — намного более действенная реабилитационная терапия, чем океанариумы, пушистые кролики и звуки природы в формате mp3. На другом берегу город расцветает огнями, и их разноцветные пятна дрожат в воздухе. У Тэхёна где-то внутри зарождается предчувствие наступающего осеннего увядания, оно пугает, и он очень хочет продлить это странное лето, это тепло августовского вечера и эту молчаливую близость с Хосоком.---
Дожди закончились, и жара вернула свои права. Они идут к метро, Хосок — на полшага впереди, и Тэхён завороженно рассматривает его голые руки и плечи, пересеченные белыми полосами ткани. На нём сегодня просторная майка и светлые подвёрнутые джинсы; Тэхён как-то не обратил на это внимание у реки, а сейчас не может оторвать взгляд от контраста загорелой кожи с ослепительно-белым и бледно-голубым. Сам он снова какой-то несуразный: мешковатая футболка и спортивные шорты, и все такие же неопрятные волосы какого-то грязного мышиного цвета. Они спускаются в переход, и там ни одной живой души. Хосок, до этого рассказывающий через плечо что-то бессмысленное и ни к чему не обязывающее, вдруг замолкает и сбавляет шаг — так, что Тэхён со своей вечно заторможенной реакцией чуть не врезается ему в спину. Двадцать три с чем-то, светло-серые кафельные стены уже остыли от потока спешащих с работы людей. Тэхён оказывается прижат к одной из них, прямо в пролёте широкой лестницы, и он совершенно к этому не готов. Хосок не пьян и, кажется, здоров, и сам Тэхён ничего не принимал и вроде как не болен, значит, это не галлюцинация, значит, ему не снится. Он слишком медленный для стремительно бегущего времени; пока он осознаёт свое положение и ловит кожей тепло чужого тела, губы Хосока накрывают его, и они целуются посреди совершенно пустого подземного перехода. Хосок не знает, что это не просто их первый поцелуй, — это вообще первый в жизни поцелуй Ким Тэхёна, и он сейчас или сойдет с ума, или заплачет, как маленький, потому что это то, что он сотни раз проигрывал в своих снах с участием Чонгука, но здесь, в реальности, с разгоряченным и немного резким в движениях Хосоком это в тысячу раз лучше, чем он себе предствлял. Чужие руки с нажимом проводят по бокам, натягивая ткань футболки, и он совсем теряется от осознания того, что Хосок действительно делает это (действительно делает это с ним), что кто-то может хотеть с ним... что-то такое. Время исчезает, и гул поездов исчезает, и это уже не тот Сеул, в котором Ким Тэхён гнил в своей комнате полгода, — это параллельная вселенная с такими же декорациями, и в ней он осторожно обнимает Хосока за шею, прижимаясь ближе и позволяя ему забирать свой кислород до бесконечности.---
Уже ночью, когда Хосок давно ушел и, наверное, сейчас спит у себя дома, Тэхён курит в окно, забив на осторожность, и не может ничего сделать с намертво прилипшей к губам дурацкой улыбкой. Он никак не перестанет облизывать их, чувствуя каждый раз отголоски поцелуя, никак не может перестать прокручивать в голове каждую миллисекунду этого вечера. Никак не может перестать думать о Хосоке хотя бы на минуту. Он успокаивается только к двум или даже чуть позже и падает на кровать, не расстилая ее. На подушке валяется почти разряженный плеер, и Тэхён надевает наушники и включает первый попавшийся трек. По верху экрана бежит тоненькая строчка — «Нежность, уравнивающая неравное»; Тэхён закрывает глаза и чувствует, как тяжелеют веки; мантра любви и нежности всё повторяется в его ушах, и этой ночью ему снится Хосок.FIN.