Меньший брат

Пролог. Гулкий стук падающих с неба капель мутной воды сливался в единое целое, заглушая все остальные звуки, музыка проливавшегося ливня текла неровными, длинными нотами, то и дело менявшими свою интонацию звучания; они резвились, обгоняя друг друга и создавая совершенно непонятную мелодию, казавшуюся слишком вызывающей, но в то же время она всё-таки оставалась простой, естественной, как-будто так и было задумано небесами, что нещадно проливали воду со злых гримас тёмных туч, нависших над помертвевшим в эти минуты городком. Серебряные, чуть бронзоватые тонкие нити сильного дождя всё лились, лились... Казалось, они совсем не понимали, что ещё чуть-чуть, и своим нескончаемым потоком они смогут, буквально, затопить те ровные, асфальтированные широкие тропы, окружавшие один из непримечательных двориков с теми же невзрачными детскими развлечениями: громоздкие, непривлекательные качели, от железной перекладины которой шли прочные скрученные верёвки с концами, крепившихся к деревянными сидениям из утолщённых старых досок, тяжёлая деревянная горка, по всей длине той были прибиты гвоздями металлические листы, та же осиновая песочница, её бортики были покрыты облупившейся высветлившейся синей краской, того же года материалом была покрашена и низкая лесенка, состоявшая всего из десятка железных перекладин, которые уже оказались влажными от крупных капель ливня. Но было одно, самое, наверное, интересное, что виднелось в этом некрасивом двору — дуб. Не удивимся мы, если узнаем, что, наверняка, многовековый хранитель памяти пережил и революцию, что затронула сей город-Ленинград, если приглядеться к этому огромному дереву, то можно даже увидеть едва заметные углубления от мимо пролетевших тогда пуль, там, где видна хоть какая-нибудь отметина, на дубе она всегда густо покрыта мхом тусклого салатового цвета, вечно мокрого и холодного. Дуб заметно качал могучими ветвями из стороны в сторону, «руки» его были неподвластны самому дереву; они безвольно повиновались сильному ветру, дувшего морозным дыханием на уже обледеневшие редкие коричневые листья; ветер не жалел их — беспощадно срывал он их и презренно бросал на мокрую липкую землю, превратившуюся в сплошную кашу из грязи. Но что же это так тихо пищит? Почему в корнях этого могучего богатыря притаилась жалкая картонная коробка, из которой доносились почти беззвучные скрежетания? - Наташа! - сквозь вечный вой ветра и шум грозы прорезал высокий девичий голосок. - Пока! Завтра увидимся в... Крик потонул в общем гуле. Через весь двор галопом пробежала невысокая девчушка, шлёпая ножками по липкой грязи, чёрные сапожки то и дело застревали в грязевом месиве с опавшими листьями, но их обладательницу не остановила жидкая земля, прилипшая к обуви. Едва только пронёсшись под раскидистым дубом, она внезапно остановилась. Её внимание привлекла та самая картонная коробка. Девчушка подошла ближе к корням дерева и украдкой заглянула в неё, через мгновение её глаза уже были на мокром месте. В коробчонке на неё огромными от страха глазами глядел страшно исхудавший котёнок, он пищал, словно был на грани смерти, визгливо, тонко и громко, но сей жалкий писк никто не слышал; глубокими голубыми глазами смотрел он так, будто просил о помощи, он хотел, он желал жить, будь он ещё денёк один, холодный и голодный, так свалился бы с тонких грязных лапок, без поддержки. Ему всего-навсего на вид не больше трёх недель, котёнок уже мог бы давно выбраться из той старой дряхлой коробки, но он не мог. Он был слаб. Девчушка пожалела котёнка. Будь не она, так кто другой? Если бы кто и пожелал забрать его, так котёнок давно бы тут и не пищал, не искал помощи — а значит, никому не был он нужен. Забрав влажную, от скатившихся с толстых ветвей капель воды, коробку, девчушка аккуратными шагами засеменила к одной из входных подъездных дверей, железной и тяжёлой. Одной рукой она взялась за край двери и, не спеша (пусть даже она и промокнет до ниточки, но котёнка не уронит из коробки) стала передвигать чуть поржавевшую дверцу, пока перед ней панорамно не открылся тёмный подъезд со спёртым несвежим воздухом. Дверь с неприятным звоном захлопнулась позади неё, уши на секунду заложило, и девчушка поставила коробку на пол, что-бы протереть виски пальцами. Котёнок противоречиво запищал, но сразу умолк, так как увидел, что его спасительница мгновенно берёт коробку с ним и высокими прыжками поднимается по неопрятной лестнице с серыми ступенями. Ухватив коробочку левой рукой, правой она повернула изящную ручку от одной из дверей на лестничкой клетке. Дверь была открыта. Зайдя в светлую квартиру, девчушка сразу закрылась за собой и поставила коробку с котёнком на входной половичок. Она неряшливо скинула с себя серую курточку, разулась и ступила на домотканый красивый половик в красно-розовую полоску. - Мам! - вслух сказала она. - Я пришла. С кухни, как ожидалось, ответа не послышалось. Девчушка решила сама вымыть котёнка, и было захотела взять малыша из коробки, как из комнаты её окликнула мать. - Ты кого это принесла? - в голосе явно чувствовалось раздражение, в проёме уже стояла полненькая женщина лет тридцати пяти, одета она была в домашний халат в сине-жёлтую клетку из непонятного материала, черные, как смоль, волосы были вымыты и завиты, карие глаза смотрели с некоторой злостью. - Это котёнок, мама, - пикнула девчушка под гневным взглядом матери. - Он лежал вот в этой коробке, - она указала пальцем на промокшую коробку у входа. - Мне стало его очень жаль. Ты ведь разрешишь его приютить, да? Женщина смерила её непонимающим взглядом, а после взглянула на маленький комочек у неё в руках. Котёнок беззвучно открывал ротик и смотрел ей в глаза жалостливым взором, словно умолял её о чём-то, что так ему было нужно - помощь. - Ладно, - после минутного тяжкого молчания вдруг сказала мать. - Пошли, вымоем его как следует. *** Они ещё не знали, что через год начнётся война.