Меньший брат

- Лена, - прогудел над головой девчушки сладкий голос матери, нежная рука опустилась и потрясла её за плечо. - Вставай, на отработку пора. - Ну мам, - прошептала Лена одними губами, сдавленно выпуская звуки. - Ну можно ещё немного поспать? И сегодня, кажется, нам надо позже обычного... - Не ври. - Чётко сказала Татьяна, поворачивая дочь за плечо к себе лицом. - Я знаю, что никаких позже обычного сейчас и не может быть. Вставай, я уже завтрак приготовила, - заботливо, словно медовым голосом, протянула мать. Лена промолчала. Девчушка лениво села, откинув одеяло, и потерла глаза руками. Спросонья она почти ничего не видела. Татьяна уже ушла на кухню, оставив дочь в общей комнате окончательно пробудиться от сна. Мать прошлась по чистым половичкам, на миг задержав на них взгляд, в голове её промелькнула на секунду мысль: «А этим половикам в розово-красную полоску уже как год, но до сих пор, как ни странно, выглядят словно только что сотканные». Татьяна зашла на светлую кухню, и уже потянулась в оливкового цвета шкафчик за посудой — накрыть стол, как к вокруг ног проскользнуло что-то пушистое и мягкое. - Васька! - проговорила Татьяна, посмотрев на наглую кошачью мордашку. Коту, примерно, оказалось бы всего около года, если бы не сбивали с толку откормленный вид и умные янтарные глаза, с какими глядел он по сторонам. - Кушать хочешь, да? Ну ладно, давай тебя накормлю. Татьяна подкинула коту большой кусок колбасы, и тот без жадности кинулся к еде, сначала отламывая кусочки и тщательно разжёвывая белыми чистыми зубами, причмокивание разносилось по всей небольшой кухоньке, Татьяна, тем временем, разложила приготовленную на сковороде яичницу в две тарелки: одну — себе, а другую — дочери. Так как отец рано ушёл на службу в военную часть, Сергея она накормила перед его уходом. Из-за угла выглянула всё ещё сонная физиономия дочери. Лена, громко топая по полу и придавливая половички, приближалась к кухне. Татьяна про себя усмехнулась: «Наверное, её привлёк аромат жареных яиц». Но Лена была невозмутима, даже когда, сев за стол и принявшись есть приготовленное мамой кушанье, к ней нагло подошёл рыжий Васька и стал нарочито-жалобно мяукать, янтарные глаза словно кричали: «Дай мне кусок колбасы, Лена!». Но Лена безразлично отвернулась от кота и продолжила поедать яичницу. Васька обиженно отвернулся и поплёлся по своим кошачьим делам. - Ты чего, Лен? - спросила её мать, положив руку ей на плечо. - Всё хорошо? - Ничего... - сонно ответила ей дочка. - Я просто долго не могла уснуть... Произнеся последнее слово, она страдальчески закатила карие глаза. Её тёмные волосы были неухожены, даже нерасчёсаны, они просто оказались сбиты в один спутанный петух на голове. Ровно подстриженная чёлка была убрана милой заколкой, и это было, пожалуй, единственным красивым местом на фоне спутанных волос и мешков под глазами. Татьяна только фыркнула: «Опять, наверное, о своих мальчиках думала всю ночь, вот и вертелась как вошь на гребешке», но вслух она ничего не сказала об этом. - Всё, иди, - процедила Татьяна. - Да расчешись, а то ходишь как незнамо кто. Лена обиженно отвернулась. Девчушка резко встала, несмотря на сон, который всё ещё не мог с неё сойти, и, назло яростно топая ногами, пронеслась через коридор в общую комнату. Татьяна лишь устало вздохнула.

***

Солнце зашло в самый зенит, освещая всё вокруг ярким, назойливым светом, нещадно грело оно всё тёмное и металлическое, от чего то становилось неописуемо горячим и обжигающим, так что берегись!, а то получишь себе ожог второй степени. Жаль, что утро было обманным: солнышко в те минуты пряталось за промозглой погодой и тёмными серыми облаками, которые надеялись пролить на землю дождь, но у них не вышло — к полудню облака разогнал прохладный ветерок, и тучам пришлось расступиться перед ярким солнцем. И Лена, как назло, устало шагая по асфальтированным гладким обжигающим тропам, получала назойливые солнечные лучи в преувеличенном количестве — она больше не могла и пальцем шевелить, казалось, едва подует легчайший ветерок, то Лена упадёт от усталости, мало того, что она надела модную в те времена тёмную кофточку, так и на сей отработке ей пришлось немало потрудиться. Лена с облегчением дошла до своего подъезда и еле-еле открыла громоздкую железную всю проржавевшую дверь. Девушка юркнула внутрь и полной грудью невольно вдохнула прохладный воздух, но тут же откашлялась. «Кто-то алкоголь разлил, до чего же люди докатились», - недовольная Лена прошла несколько шагов и внезапно остановилась. Из её квартиры доносились еле слышные редкие всхлипы. - Что это там случилось? - вслух спросила она, не решаясь зайти в квартиру, но всё-таки девчушка повернула ручку и тихо прошмыгнула в коридор. Радио...

***

- ...Братья и Сёстры наши, примите к сердцу то, что началась война. Гитлер и его фашистская армия атаковали Севастополь на границе со страной Украиной, и этим он бросает нам вызов и начинает Великую Отечественную Войну. Нападение случилось в 4 часа утра... - гудел властный громкий протяжный голос Левитана. Лена слышала характерные прорывы в голосе мужчины, которые свойственны дешёвым радиоприёмникам, но в суть услышанного она не желала понимать. Татьяна сидела на стуле, облокотившись о стол, и, забывшись, смотрела в одну точку. Было ясно, что слышала новости она вполуха, лишь тщетно понимая, что началась война. Татьяна всхлипывала, из пустых глаз текли редкие слёзы, само лицо было красным и взволнованным. - Лена, - чуть слышно прошептала Татьяна, оборачиваясь к ничего не понимающей дочери, которая ошеломлённо стояла посреди коридора. - А папка ведь твой генерал. Лена закрыла лицо ладонями. Видно сразу, она не могла поверить в услышанные вести с радио. Девчушка думала только о том, что сказали сейчас Левитан и её собственная мать. Ни о каких мелких проблемах. Ни о каких личных переживаниях. Началась война. Лена и Татьяна были уверены, что до её конца, они, наверняка, больше не увидят Сергея. И, кажется, даже кот Васька понимал, из-за чего были так грустны и невеселы его хозяева.

***

- Лен, поди, посдирай обои с нашей комнаты, - мягко проговорила Татьяна, стоя у газовой плиты. К чему бы такое странное поручение? В город еды привозили всё меньше и меньше, и чуть больше, чем за полгода в блокадном Ленинграде, всё семейство быстро отощало: полненькая мама Таня заметно похудела, у Ленки, так как она и до войны не отличалась лишним весом, стали чуть заметно выпирать кости, а уж самый толстый в семье кот и вовсе стал таким, что его запросто можно было назвать "скелетом, обтянутым кожей и шерстью". Я сказала про блокадный Ленинград, да? Ну так вот, когда объявили о блокаде, вся семья чуть ли не пала духом, знали бы вы сколько было слёз... Они все боялись, что не смогут продержаться, хлеба по карточкам давали всё меньше и меньше.. - На обоях осталось немного клейстера. Принеси мне, я сварю похлёбку из обоев. Уж точно Лена не думала, что ей когда-нибудь придётся есть бульон из клейстера, но делать было нечего - голодать ей не хотелось, поэтому девчушка встала со своего места и поплелась в комнату. ...Зимой было очень холодно в квартире, поэтому Татьяна с Леной чуть ли не надевали по три кофты на себя и становились, словно одеты в много слоёв капусты. А что оставалось делать? Мёрзнуть не очень-то хотелось... Даже кот целыми днями сидел дома и не выходил ни разу на улицу. Снаружи царствовал вечный холод. Всем в этой квартире даже казалось, что ещё никогда не было в их жизни такой нестерпимо морозной и жуткой зимы... Лена начала аккуратно сдирать обои, пытаясь захватить как можно больше клейстера, чтобы было сытнее есть похлёбку. Лена вцепилась ногтями в край обоины и дернула его на себя. Лист отклеился, и на его тыльной стороне оказалась прозрачный жёсткий слой, значит, клейстера девчушка всё-таки смогла немного зацепить. Так она продолжала сдирать обои, пока не отодрала ещё около четырёх листов. Лена спохватилась - мама просила всего два-три листа, а их уже скопилось примерно шесть. Девчушка собрала в охапку обои и понесла на кухню к маме, где та уже вскипятила воду и посыпала оставшейся солью. Лена кинула белые листы на стол и тихо сказала: - Я принесла то, что ты просила, - потом она украдкой покосилась на спящего рыжего кота и сказала ещё тише, настолько коварна была её мысль. - Слушай, мам... А не сварить бы нам суп из Васьки?