Не влюбленные

Финник заваривает нам кофе, пока я умываюсь. Он не задаёт лишних вопросов и не заставляет меня чувствовать себя неловко и даже готовит душистый омлет, который приказывает съесть. — Я больше не могу, — выдыхаю, откидываясь на спинку стула. Съев половину того, что лежало на тарелке, я ощущаю легкие позывы рвоты. Я давно не ела и, кажется, даже забыла, когда в последний раз это делала. — Я сказал тебе съесть. Одэйр даже не посмотрел в мою сторону, но я всё равно выполняю приказ. Знаю, он делает это для моего же блага, но Пит… Мои руки начинают трястись, и я роняю вилку, которая со специфичным звуком падает на стол. Чешу нос, будто мне внезапно захотелось чихнуть, но всеми силами пытаюсь сковать в себе боль и злость. Нет никакого толку от того, что я чувствую, уверена, президент наставил в нашей квартире кучу камер, чтобы упиваться сценами моего бессилия перед ним. Эта мысль меня резко отрезвляет. — Финник, здесь есть камеры? — спрашиваю я, принимаясь поспешно впихивать в себя омлет. Если мои предположения верны, то я нескоро смогу оторваться от ванны, прочищая желудок. — В Центре на каждом углу, — он внимательно наблюдает за мной и после того, как отпивает кофе, задает свой вопрос. — А что? — Финник, здесь есть камеры? — я указываю вилкой вокруг себя. Он задумывается и осматривает помещение, напрягаясь. — У меня их нет. Но вы особенные. Я киваю, понимая, что Сноу вряд ли упустит момент поиздеваться надо мной. И почему я раньше не ощущала этого ненавидящего взгляда в спину? Мурашки ползут по коже, и я встаю из-за стола, направляясь в спальню, чтобы надеть шелковый халат. В этих стенах было слишком много лишнего, чтобы я теперь могла спокойно разгуливать в пижаме. Когда я отрываю взгляд от разглядывания углов в квартире и смотрю на Финника, замечаю, что он увлеченно тыкает в планшет. В Дистрикте я таких ни у кого не видела, зато здесь их довольно часто используют, и Цинна даже показывал мне варианты нарядов, которые я бы могла надеть на то или иное мероприятие, которое проводилось после нашей с Питом победы. — Что ты делаешь? — А? — он отрывается и начинает улыбаться, будто перед ним не я, а куча капитолийцев. Он спохватывается и уже более серьезно смотрит на меня. — Мне нужно идти… по делам. Это срочно. — Иди, — я киваю, понимая, что в Капитолии у всех своя работа. Я бы хотела, чтобы он ушел сразу. Чтобы не подходил ко мне вот так, как сейчас, и не говорил того, что скажет, потому что уверена, я опять расплачусь как сопливая девчонка, которой я попросту устала быть. — У меня важная миссия, — он шутливо смотрит и кладет руки мне на плечи. — Мне нужно спасти одну жизнь, — я вымученно улыбаюсь, понимая, какую жизнь и от чего он будет ее спасать. — Но потом я вернусь и займусь тобой. И облегчение от того, что я не ощутила себя жалкой. Его слова — правда, но шутливая форма, с которой он мне её преподносит, не даёт мне огорчаться. То, с какой легкостью он улавливает моё настроение, меня пугает, но радует. Мне не хочется плакать. Как только за Финником хлопает дверь, я начинаю продумывать план того, под каким предлогом могла бы выйти из этой клетки. Мой взгляд натыкается на тяжелую по виду вазу. Узоры на ней напоминают мне леса в Седьмом. Когда мы с Питом ехали сюда, я много времени проводила, смотря в окно, и обратила внимание на то, как выглядят деревья в дистрикте, основной задачей которого является снабжение Капитолия древесиной. Прямые, словно обтесанные, с множеством маленьких веточек по всему стволу. Неестественные и даже словно неживые. И двигались они одинаково, будто кем-то управляемые. Сейчас они чем-то напоминают меня. Со злости я хватаю эту дурацкую вазу и бросаю её в зеркало, которое висит над нашей кроватью. Осколки сыплются на постель, и становится ясно, что на неё уже лечь нельзя. А вот и повод выйти из квартиры. Уже у самой двери я задумываюсь о том, чтобы переодеть серебристый халатик во что-то более подходящее, но в тот же момент передумываю. Что может быть невиннее, чем напуганная девушка, одетая в домашнюю одежду и ищущую помощь? Когда дверь закрылась за моей спиной, коридор освещается маленькими точечными светильниками, будто лазерами. Я оглядываюсь по сторонам и решаю идти в сторону лифта. Здесь ничего нет, кроме серого коридора и бесконечных развилок. Нажав кнопку вызова кабины, я улавливаю звук движения камеры, висящей под потолком. Маленькая красная точка записывает каждое моё движение, в то время как я надеюсь успеть хотя бы выйти из этого Центра. — Мисс Эвердин, — миротворец, появившись из соседнего коридора, пугает меня, но я стараюсь выглядеть так, будто не боюсь его. Я ведь искала помощи. Мне всего лишь нужно новое постельное. — Вам не положено здесь находится. — Я… я искала безгласых. Или того, кто может помочь мне. Там... — Не положено, — он хватает мою руку выше локтя и ведёт обратно. Я не вырываюсь, но обещаю себе когда-нибудь врезать ему. Пинком открыв дверь, он вталкивает меня обратно, словно преступника. Хлопок двери звучит раньше, чем я успеваю подняться с колен, на которые упала, не сумев удержаться на ногах. Выругавшись сквозь зубы, я рассматриваю свою коленку, ранка на которой неприятно щиплет. Это место больше напоминает военный объект, чем Тренировочный Центр. Дверь снова открывается, пропуская Адриану и двух миротворцев в мою жалкую обитель. — Здравствуй, — в этот раз вид сопровождающий небезразличный и не злорадный, а сочувственный. Такое я вижу впервые в этом городе, — о, я вижу ты готова! — Что? — почесав место вокруг коленки, я разгибаюсь и смотрю на нее. — Тебя купили. *** Подготовка моего тела заняла много времени, но я его почти не помню. Каждая клеточка моего тела отторгала то, чем меня мазали и красили, мыли и натирали, пропитывали и покрывали. Слез не было. Я погрузилась в леденящий душу коматоз, отказываясь принимать реальность за чистую монету. Мой стилист — не Цинна, и я этому рада. Я бы не хотела, чтобы он видел меня в подобной ситуации. Афелия кажется безразличной ко мне, а может быть, ей тоже угрожают чем-то. Когда она подаёт мою одежду в серебристом чехле, её ладонь ненадолго сжимает мою. — Я болела за вас с Питом на Играх. Это откровение удивляет меня сильнее, чем должно было бы. Неужели в Капитолии есть кто-то, кому противно то, что делают с Победителями? — Тогда почему ты здесь? Она спокойно смотрит на меня и делает неопределенный жест головой, будто пожимает плечами и отрицает одновременно. — По той же причине, что и ты. Но далеко не все, кто попадется тебе, будут такие. Так что постарайся меньше реагировать на это. Это неизбежно. Одевайся. Моё платье, на удивление, не соответствует поводу, по которому я его надеваю. Ярко-розовое с пышной юбкой на бретели вокруг шеи. Оно открывает ноги и шею, но закрывает грудь. К платью мне дали сапоги и пальто, скрывающее мой наряд. — Я буду выходить на улицу? — Это вряд ли. Ты к этому плохо подготовлена. Скорее всего, он просто не захотел, чтобы тебя кто-то увидел в твоем наряде. А когда Афелия попросила оценить результат, я поняла, что меня ждет. Меня будут иметь во все щели, которые найдут, не заботясь о том, чтобы мне было приятно. — Идём, ты уже опаздываешь, — Адриана, всё это время молчавшая, берет меня под руку, будто знает, что я сейчас упаду от страха. Она подводит меня к лифту и дожидается, пока он не приезжает с двумя миротворцами. — Иди. И береги себя. В лифте холодно, а может быть это просто мороз по моей коже. Я не понимаю, что со мной, и обхватываю свои плечи руками. Моё тело трясет от страха, и я не могу успокоиться. Кажется, ужас залез под мои кости. Мы приезжаем слишком быстро, чтобы я могла привести себя в порядок. Лифт привозит меня на последний этаж. Я оглядываюсь на миротворцев, но уже поняла, что это только моя остановка. То, что я видела в Центре подготовки перед своими Играми, кажется мелочным, по сравнению с роскошью, которую я вижу сейчас. Золото, цветы, мрамор, фонтаны, извергающие бриллианты — всё ослепляет своей яркостью. Но, однако, это всё кажется ненатуральным, и отрезвляет меня от шока своей капитолийностью. Здесь нельзя быть напуганной. Я встречу свою судьбу твердо. Я шагаю внутрь и ощущаю спиной, как бесшумно закрывается лифт, отрезая все пути к отступлению. Боже, хоть бы не извращенец. Пентхаус наполнен светом, и войдя в гостиную, я понимаю, что потолок здесь прозрачный. Я поднимаю голову и ловлю солнечные блики, прищурив глаза. Стараюсь дышать глубоко, ощущая, как по моей открывшейся шее скользит взгляд карих глаз. Мужчина лет сорока с темно-фиолетовыми волосами, что они могли бы показаться черными, не будь здесь так светло. Он сидит на диване, который полукругом окружает прозрачный стол-аквариум, в котором одиноко плавает золотая рыбка. — Ты молодец, — раздается его басистый голос, заставляющий меня резко перевести взгляд на него своей громкостью. — Не люблю, когда опаздывают. Я бы хотела посмотреть на него угрожающе, но мне страшно. Впервые за это время мои колени трясутся от того, что меня ожидает. Да, я сильнее, чем большинство девушек, но я не сильнее мужчины! Тем более, что этот на вид спортивный. — Присаживайся. И сними пальто и обувь. Не поднимая глаз и не двигаясь с места, я обхватываю свои плечи руками, будто надеюсь защитить себя. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе? — я качаю головой. Но на самом деле, кого интересует моё мнение? Я понимаю, что он выше Пита, когда он подходит ко мне и улыбается. — Ты вся трясешься. Расслабься. Он обходит меня и кладет свои ладони поверх моих, лежащих на плечах. Он убирает мои руки и помогает плащу соскользнуть с моих плеч. По моим плечам ползут мурашки. Он снова обходит меня и теперь поднимает моё лицо к своему, держа за подбородок. В его глазах насмешка. — Тебе лучше меня слушать, девочка. Или хотя бы не мешать. — А то ударите? — я сжимаю зубы и зло смотрю на его наглое, довольное лицо. Фиолетовые ресницы подрагивают, когда он смеется. — Да. Я вздрагиваю, когда холодные пальцы скользят по моей шее и вырезу платья на груди. Он присаживается на корточки, расстегивая мои сапоги, и помогает снять их. Его ладонь лежит на моей лодыжке, но потом поднимается вверх и останавливает выше колена. Я пытаюсь сомкнуть ноги, но он не даёт. — У тебя красивые ноги. Твои ножки стоили того, что я за них отдал. — Спасибо, — язвительно отвечаю я, пытаясь не заплакать. Меня знобит. Всё это ради Прим. Ради моей девочки. И я иду за этим дьяволом к тому самому дивану, который мягко прогибается подо мной, когда мерзавец давит на мои плечи. Стоя прямо передо мной, он расстегивает свои штаны перед моим лицом. Кажется, белье в Капитолии не в моде. — Дай мне свою руку. Я зажмуриваю глаза и делаю всё, что он мне велит. Его член твердеет в моей ладони, а слезы, брызнувшие из моих глаз горячим потоком, не дают мне отвлечься. Я напряжена настолько, что не могу не трястись от ужаса. Я знаю, что мужчины любят, когда их касаются ртом, но я не смогу удержать тошноту, если это произойдет. Я чувствую каждое малейшее прикосновения к себе. Мне недолго пришлось быть одетой, и когда его тень легла на мою кожу, я не смогла больше сдерживаться. Я начала брыкаться, кусаться и бить капитолийца, с ненавистью прожигая его взглядом. До тех пор, пока не потеряла сознание от удара по голове. Я раньше не думала, что могу почувствовать, если не буду хотеть. Если моё тело будут трахать неподготовленным или даже бесчувственным, что со мной и произошло. Но это оказалось гораздо больнее, чем можно было представить. Кажется, мой мучитель не церемонился. Трясущимися ладонями я обхватываю живот, не обращая на льющиеся потоком слёзы, и пытаюсь сдержать дрожь. Кажется, что мои внутренности вывалятся наружу, если я не попытаюсь удержать их. Я не сразу осознаю своё местонахождение, но когда слезы высыхают, обращаю внимание на кнопки. Я в лифте. Меня выкинули. С трудом поднимаюсь на ноги и тянусь рукой к кнопке с цифрой 10, но не успеваю. Лифт начинает движение самостоятельно. Я прислоняюсь лбом к стенке лифта, чтобы не упасть. Тошнота и разрывающая боль не даёт вздохнуть, и я со свистом выпускаю воздух из легких. Меня тошнит прямо под ноги. Лифт открывается, и я вижу Финника. Его тревожный взгляд сменяется ужасом и он придерживает мои волосы, пока меня тошнит. — Прости. Мне… меня не предупредили. — Замолчи. Потому что уже слишком поздно.