Не влюбленные

Не бечено Мелкие песчинки сахара растворяются в темной воде кофе. Я помешиваю ложечкой медленно, постукивая по стенкам чашки, совсем не как учила Эффи. Она бы была зла. Но я ничего не могу сделать со своими трясущимися руками. Он не возвращается ко мне третий день. Пит ходит на тренировки уже, кажется, целую вечность, но он всегда возвращался ко мне. А я ждала. Всегда буду ждать, но теперь мне кажется, что я сломлена. Чашка разлетается на мелкие осколки, брызгая на меня кипятком, но я даже не чувствую. Боль пронзает меня до кончиков пальцев каждый миг, когда он не со мной. Я не могу заснуть уже третий день. А квартира, кажется, не просыпалась с его ухода — свет везде выключен, и никто меня не посещает. Ведь видеть я хочу только одного человека. Ещё сложнее стало от звонка Прим. Я знаю, что она не поверила в мою басню о нашей счастливой жизни, но лучше я сыграть не смогла. С каждым моим лживым словом в голове звучала фраза: «он не твой». Моё сердце бьется медленнее с каждым одиноким мгновением, а тело становится невыносимо тяжелым, будто всё тепло и жизнь из меня высосали. Заваливаюсь в кресло, в котором меня когда-то окружали объятия любимого, и даю слезам течь из моих глаз. Даже не всхлипываю. Сил нет. Трясущимися руками убираю свалившуюся на глаза челку, а после разглядываю свои руки, свои пальцы, на одном из которых должно быть кольцо, подаренное Питом. Но он обделил меня своим теплом. Он ушел и, похоже, не собирается возвращаться. Будь я умнее, давно бы пошла искать его. В голове возникают образы, как Пит целует незнакомку, как нежно его руки ласкают её грудь, и как сильно он возбужден. Как сильно он не думает обо мне. Как на них капает кровь из моего истерзанного сердца. Я устала от боли и смирилась с тем, что он не мой. Но продолжаю думать об этом, потому что это главное в моей жизни. И боль съедает меня от этого знания, съедает как мельчайшую букашку, ничего в этом мире не решающую, кем я на самом деле и являюсь. Мелкая. Глупая. Контролируемая. Всхлипы, как судороги, вырываются из горла, и меня уже тошнит от слабости. Мои глаза закрываются, и я заставляю себя думать о Пите — моём муже, который рядом со мной. Его сильные руки обвивают мои плечи, прижимая к своему теплому телу, укутывая в свой жар и любовь. Легкий шепот растворяется в моих волосах, и эти иллюзии рассеиваются моментально, когда я нахожу себя в объятиях Финника. Вздрагиваю от неожиданности, но не нахожу сил оттолкнуть его. Застываю, как птичка в клетке, с испугом глядя на него — незнакомого мне сейчас. — Я должен был прийти раньше, — он ласкает моё лицо взглядом, погружая меня в недоумение. — Зачем? — отвечаю я стоном, касаясь дыханием его подбородка. — Не знаю. Его руки вновь притягивают меня ближе к себе, отдавая своё тепло и поддержку, а я тону в этом одиночестве, что сплело меня с Финником. И я отчего-то знаю, что он думает сейчас и чувствует: он скучает по кому-то из прошлой жизни, находя утешение во мне — такой же покинутой и покинувшей. Мы брошены умирать на берегу никем не найденного острова, который отнимает всё счастье и силы, что теплились в наших душах. Я осознаю, что просто хочу понимающих объятий. И его руки застывают: он не домогается меня как раньше; не ласкают — они держат на плаву. Я понимаю, что сейчас он — мой ментор — он помогает мне жить дальше и ждет со мной моё счастье, которое покинуло меня слишком резко и слишком надолго. Комната освещается холодными лучами солнца, которые осушают последние слезы и дарят дремоту. На его плече мне тепло, но не теплее, чем на любимом… А когда Финник будит меня, я не удивляюсь его близости и ласковым прикосновениям. Он поглаживает по голове, запутываясь пальцами в волосах как лучи полуденного солнца, а после отпускает, чтобы уйти. — Скоро он будет здесь. Лишь на секунду у меня темнеет в глазах, но после я вижу этот мир совсем по-другому. С моих глаз сорвали кровавую пленку боли, и моё тело поддается вслед за Одэйром. Я кидаюсь к двери, желая всем сердцем увидеть белесую макушку. — Думаю, он не будет рад увидеть меня. С тобой, — Финник внимательно наблюдает за мной. — Жди его в течение получаса. Он разворачивается и уходит вглубь темного коридора к лифту, но прежде чем он уедет, я решаюсь сказать: — Финник! — он оборачивается мгновенно, будто ждал моих слов. — Спасибо. Он кивает и стремительно скрывается в серебристом лифте. А я понимаю, что никому другому не осмелилась бы сказать это. Финник слишком похож на меня, не так, как Гейл. У нас одна и та же болезнь. Захлопывая дверь нашей квартиры, но не закрывая её на замок, я иду на балкон, желая увидеть приближение моего Пита. Прохлада не освобождает меня от навязчивых мыслей, и я, как заколдованная, высовываюсь, глазами сканируя каждого блондина. Но ни один из них — не мой. Дверь сзади хлопает, и моё сердце начинает биться сильнее в тысячу раз. Я знаю, кто это. Я ждала его чертову бесконечность. Когда я вижу Пита, в груди разбивается стеклянный шар, осколками покрывая мой разум. Проходит целая вечность, прежде чем я касаюсь его кожи. Наши губы находят друг друга слишком медленно. Это самый мокрый поцелуй: здесь и мои слезы, и кровь из-за прокушенной от нервов губы. Мне так хорошо, до кончиков волос я чувствую облегчение. Сильные руки меня сжимают очень крепко, будто я могу улететь. Мой муж помогает не потерять разум от счастья. Нет никого в это мгновение, лишь мой Пит: его усталая улыбка, покрасневшая отчего-то скула, слегка нахмуренные брови, растрепанные волосы и болезненно усталые глаза. Я вздрагиваю от каждого ласкового прикосновения, поддаваясь навстречу знакомому телу. — Я тебя люблю, — его сладкие слова перед поцелуем. Меня не держат ноги, и я повисаю в его руках как кукла. Я не нахожу сил оторваться от его глаз и слепо провожу руками по его телу, ища непонятно что, пока мои ладони не проводят по его ребрам. Болезненный стон Пита привел меня в себя моментально, и, задрав его рубашку, я лихорадочно ищу раны, но ничего не нахожу. Лишь совершенную кожу. Даже чересчур совершенную. — Что они с тобой сделали? — мой голос звучит как выстрел, настолько резкий и напряженный. — Ничего из того, что тебе следовало бы знать, — его ответ меня так злит, что я хлопаю со всей силы по больным ребрам, и он отшатывается, с трудом сдерживая стоны. Но его улыбка и счастливые глаза злят меня сильнее, чем я могу терпеть сейчас. — То есть теперь у нас появились секреты, да, милый? — говорю тихо, сузив глаза и надвигаясь на мужа. Он отходит, одну руку выставив перед собой, а другой прикрывая ребра. — Нет, — его ложь меня бесит. — Правда? Хорошо. Тогда я тоже не буду ничего тебе рассказывать. — В каком смысле? Что-то случилось? — он быстрым шагом приближается ко мне, обнимая за плечи рукой. — Он тебя обидел? — Кто? — Финник, — теперь и он злой. — Нет, — качаю головой. — Никто не может меня обидеть больше, чем ты это делаешь сейчас. И мне так больно от того, что он скрывает от меня что-то. Мне больно до кончиков волос, и я убегаю в ванную. На секунду меня посещает мысль, что, наверное, было бы лучше, если бы он не приходил. Не говорил ничего такого, что отдаляет нас ещё больше. Меня рвет на части от того, что он скрывает от меня правду. Но сильные руки снова рядом. И губы. И я уже не знаю, что чувствую. — Извини. Я просто очень злой на тебя. Мы с тобой итак слишком далеки друг от друга, а твои поступки заставляют меня думать, что нам никогда не быть такими, как раньше. — Какие поступки? — я заглядываю в его глаза, скрывающие боль от того, что он меня к себе слишком крепко прижимает. — Что здесь делал Финник? И я понимаю, что не хочу говорить ему об этом. Моя боль перестала быть его проблемой. Теперь я знаю, что мы оба имеем секреты. — Он приходил сказать, что ты скоро придёшь, — мне кажется неправильным то, что меня утешал другой мужчина. И пусть там не было и капли романтики, Питу это не понравится. — И поэтому пробыл у тебя всю ночь? — Нет, — я нахожу силы смотреть ему прямо в глаза, потому что тоже зла. В конце концов, по сравнению с ним, я — невинна как дитя. — Не поэтому. — И что же вы делали? — он усмехается, оценивающе меня осматривая. — Спали, — я тоже умею усмехаться. — Я могу тебя ударить, ты знаешь? И это всё становится каким-то помутнением. Моё отступление от Пита, его угрожающе злой взгляд. Наши горящие отношения. Моё хриплое дыхание. — Ударь, если тебе от этого станет легче. Но только с Финником я смогла нормально заснуть. В остальное время была вынуждена держать глаза открытыми. Может быть, это и оправдание, но из нас двоих остался один человек, желающий ничего не скрывать. Второй же причиняет лишь боль своим молчанием. — Всё ещё хочешь ударить меня? — на мои словесные выпады Пит не отвечает. — Впрочем, меня это не волнует. Не думала, что всё так изменится. Говорить мне больше нечего. Я выхожу из ванны, потерянно останавливаясь у окна. Сердце начинает гореть диким пламенем, когда я, наконец, осознаю — это может быть конец. На несколько секунд у меня перехватывает дыхание, и я хватаю воздух ртом, словно рыба. Из грудной клетки будто вырываются тысячи игл, они вылетают из меня и разбивают мою жизнь на мелкие осколки. Я не понимаю, как могу столько боли чувствовать. И руки Пита не могут меня собрать. Его губы накрывают мои, но они не знают, насколько мне сейчас нужна правда вместо поцелуев. — Прости, — он отрывает меня от пола, слишком сильно прижимая к себе. — Я такой дурак. — Нет, не ты. Дура я, раз думала, что мы с тобой справимся. — Мы справимся. Китнисс, извини, я не должен был так говорить. Я просто слишком сильно тебя люблю, — он прижимается лбом к моему. Я не могу удержаться. Не умею, когда он снова даёт мне надежду, как каждый раз, когда я её теряю. — Это такой воспитательный процесс. Чтобы победители были послушными, есть несколько путей воспитания. Меня пытали… пытались… — он жмурится от воспоминаний, и я не позволяю ему договорить, целуя. Не зная, ощущать ли мне себя виноватой или нет, я пытаюсь быть понятливой и не давать ему повода переживать муки ещё раз. Просто нахожусь рядом до тех пор, пока он позволяет. — И мне сделали регенерацию, чтобы следов не было, а боль оставалась. Я бы никогда не сказал тех ужасных слов, если бы ты не толкнула меня. Прости. Я не должен был скрывать. И я ощущаю, насколько я ужасна с каждой секундой всё сильнее. Он пытается уберечь меня даже от самой себя, а я веду себя как полная идиотка. Сейчас мне было бы легче, если бы он меня ударил. Но это слишком эгоистично. — Это я должна извиняться, а не ты. Сильно болит? — я обеспокоено провожу по его плечам, пытаясь быть ласковой. Чтобы больше ему никогда не было нужды предупреждать меня об ударе. — Нет, — он спокойно тащит меня к кровати. — Мне больнее от того, что я не единственный, с кем ты засыпаешь. Эгоистично будет просить тебя больше не видеться с ним? Я смеюсь, целуя его губы. Заглядываю в его глаза, ища улыбку, но вижу серьезность и немного напрягаюсь. — Ты шутишь? Главный эгоист — это я. Поэтому буду рада исполнить твоё желание. — Не нужно. Я тебе доверяю. Тебе будет лучше, если он будет рядом, — и пусть он говорит правду, я вижу, что ему больно. А следующим утром больно становится мне. Ведь Пита снова забирают. И в этот раз не на тренировку. В этот раз… нам обоим будет больнее, чем в предыдущий. Как только дверь за ним закрылась, я побежала снова на балкон. В моей голове поселилась смутная догадка, и я решила убедиться. И я получила подтверждение через полчаса, когда снова пришел Финник. Когда я не увидела Пита, выходящего из здания. А это означает лишь одно… Я могу найти его.