Ты всё ещё?..

- Ты виновата в моей смерти, Лидия, - я закрываю уши руками, но голос звучит внутри моей головы. Он, словно из динамика, кричит из моей черепной коробки. - Ты, Лидия. Ты была так жестока со мной. За что, Лидия? - Мередит стоит передо мной, с огромным синяком на шее, вьющимся как толстое, синее ожерелье, - Я просто пыталась помочь тебе... - хрипло произносит банши, и из ее глаз крупными виноградинами струятся слезы, - А ты довела меня до этого, - она мрачно улыбается, и касается худенькими бледными пальцами своей шеи с почти прозрачной кожей, под которой причудливым танцем струятся иссиня-черные вены. Я не могу остановить рыдания, которые в буквальном смысле душат меня, и просто смотрю, как Мередит молчаливо идет в мою сторону. - Прости меня, Мередит. Прости меня. Прости... - хрипло говорю я, и утираю ладонями слезы, но мертвую банши это не останавливает. Она подходит совсем близко, и затем тянет ко мне свою тоненькую ручку... Которой неожиданно крепко и сильно вцепляется мне в горло. Я задыхаюсь, а спустя секунду просыпаюсь. Я все еще не в силах прогнать из вида сумасшедшие глаза, глаза, которые безмолвно вопрошают "За что?" Меня буквально душат слезы. Я судорожно выбираюсь из кровати, на лбу выступает холодный пот, а все тело колотит, как при лихорадке. Я обнимаю себя руками, и даже не переодеваясь, в одной мужской майке, которая почти доходит мне до колен бегу вниз, попутно хватая ключи от машины. *** Мне требуется приблизительно семь минут, чтобы доехать до дома Стилински. Я выскакиваю из машины, захлопываю дверь, не в силах прекратить слезы, и всхлипы, забирающие драгоценный кислород. Подбегаю к двери, и по привычке лезу в цветочный горшок по правую сторону. Запасной ключ всегда там, и я все еще не хочу будить шерифа. Бесшумно открываю дверь, но предательски громко всхлипываю, и тут же спешу на верх. Мне нужен Стайлз. Сейчас. Я не могу остановить это. Мне нужен Стайлз. Я открываю дверь в комнату Стайлза, абсолютно не заботясь о том, что он, предположительно спит. Но я ошибаюсь. Он не спит, и более того, он не один. Я застываю в дверном проеме, совершенно нелепо громко всхлипываю, и Малия вскакивает с быстротой солдата. - Л-лидия?.. - Стайлз встает с кровати, и рефлекторно двигается в мою сторону. Чтож, он одет. Наверное, они просто целовались. Он видит мое заплаканное лицо, а я резко вдыхаю, выдыхаю, и всхлипываю, и Стилински пытается меня обнять. Не тут то было. Выставляю руки вперед, и отталкиваю его. В ту же секунду слышу Малию, - - Постучалась бы хотя бы, - и не выдерживаю. С невероятной для меня скоростью выбегаю из комнаты, и несусь вниз, шумя босыми ногами по лестнице. Застываю в гостиной. Куда мне идти? Что я ожидала увидеть? На что я злюсь? И когда я уже прекращу плакать? Я просто стою, и смотрю на диван. В клеточку. На нем мы со Стайлзом смотрели "Дневник памяти". А вон там, на кухне, мы готовили для его отца ужин, когда его чуть не уволили с работы. Мы ужинали вместе. А вот на этом ковре до сих пор есть кровавое пятно, справа. Стайлз порезал руку при готовке, и я бегала по дому в поисках бинта. Сзади меня обнимают знакомые лучше всех руки. Пытаюсь отстраниться, - но он прижимает меня сильнее. Отпусти, и иди куда шел. Но я не могу это сказать. Я только поворачиваюсь, и молча гляжу на его лицо в полумраке, и он не произносит ни слова. Только еще крепче смыкает объятия. Я бью его по груди. Раз. Еще один. Третий. Мгновение, и я молочу что есть силы, выбивая всю свою злость, всю обиду, и боль. Бью и бью, пока рукам не становится больно, а затем просто обмякаю, и в рыданиях опускаюсь на этот самый кровавый ковер, а он - вместе со мной. С каких пор ты такой сильный, Стилински? Он все еще не произносит ни слова, пока я плачу, плачу и плачу, лежа у него на коленях, и чувствуя, как две руки, которые всегда связывали меня с реальностью, держат меня так крепко, будто у меня еще остались силы вырываться. - Я... - я пытаюсь сказать очень важную вещь, но слезы не позволяют мне этого сделать. Стайлз приподнимает меня, и садит. Кладет ладонь на мою правую щеку, и вытирает слезы. Очень умно, учитывая, что они не останавливаются уже пару часов. - Я виновата во всем, - я закусываю губу, и сглатываю. Он не меняется в лице. Просто продолжает смотреть мне в глаза, - взгляд серьезный, но глаза теплые. - В чем? - тихо спрашивает он. Я собиралась рассказать о Мередит, собиралась говорить, что довела ее до самоубийства, собиралась сказать, что я неблагодарная, что я почти своими руками завязала узел на ее шее, но вместо этого я едва слышно произношу: - - В том, что ты не со мной. Я боюсь поднимать глаза. Я боюсь того, что я действительно произнесла это вслух. Я боюсь того, что это так долго находилось внутри меня, так долго просилось на волю. Я чувствую, что его руки на моих плечах подрагивают. Он не шевелится, не говорит ни слова, и, кажется, даже не дышит. Должно быть я пришла слишком поздно. Должно быть она еще здесь, а он только сказал "сейчас, провожу Лидию, и вернусь", а она лежит в кровати и все еще ждет его. Должно быть, теперь он не знает как помягче сказать мне об этом. Должно быть, он вообще не собирается ничего говорить, но я меняю свое мнение, когда поднимаю глаза. Наши глаза встречаются, и я вижу, как в его - абсолютно карих, стоят слезы. Нет, только не ты, мой маленький Стилински, от твоей боли - я схожу с ума. Я касаюсь пальцами его щеки, - это движение, оно почти автоматическое, нужное, правильное. Будто моей руке и есть место на его щеке. Только там. Я кусаю губу почти до крови, когда наши лица так близки, а он застыл, просто застыл, с мокрыми, как у олененка глазами. Я итак разрушила уже все, что называла "Лидия Мартин", так что я говорю последнее, что хотела спросить настолько сильно, что буквально до физической боли, до тошноты держала этот вопрос поглубже внутри себя. - Ты... все еще любишь меня? - он дергается, я чувствую это руками, и телом. Вздрагивает. Моргает. Шумно вдыхает. И широко распахнутыми глазами глядит в мои. - Я никогда не перестану, - он сглатывает, и закрывает глаза. Из под его закрытых век катится слеза. Единственная. Больше нет. Я ловлю ее большим пальцем, когда она достигает нижней губы. Мой подбородок дрожит, оттого, что мне легче дышать. Я думала, я была уверена, что всему пришел конец. Что пришла она, и забрала его у меня. Моего Стилински. Навечно моего Стилински. Я приближаюсь так близко к его губам, что еще крошечное движение, и я могу поцеловать его. Но вместо этого я шепчу ему прямо в губы: - - Я никогда не перестану тоже. Обещаю.