Во имя любви. Часть 2. Наперекор всему

Он так долго ждал этого дня, что теперь, когда тот настал, не ощущал ни радости, ни удовольствия. Только напряжение, нараставшее последние недели, достигло своего апогея. Едва проснулся, началось! Первое, что увидел Глеб, открыв глаза, был огромный веник из роз. Веник торчал прямо перед его носом, на прикроватной тумбочке и закрывал собой электронные часы, по которым Глеб обычно ориентировался, пора вставать или можно поваляться еще. А, ладно, все равно сна уже ни в одном глазу. - Я надеюсь, их не шестьдесят? – мрачно поинтересовался он, разворачиваясь к Никите. Парень сидел на подоконнике и явно ждал его пробуждения. - Шестьдесят одна! С Днем Рождения! Расти большой и здоровый! Ник перебрался на кровать и полез целоваться. Глеб не без труда стащил с себя мальчишку. - Если я и буду расти, то только вширь. Все, все, мой хороший. Быстро завтракаем и поехали в офис. - Зачем? Я думал, ты побудешь дома, соберешься с силами и отсюда уже в «Крокус». Ты же в своем офисе устанешь еще до концерта. - С чего бы? Я там не кирпичи таскать буду. Поехали, сам все увидишь. Костюм с собой взять не забудь, домой уже не заедем. И Динке корма насыпь с запасом, раньше утра мы вряд ли вернемся. Костюм Никите шили на заказ, Глеб лично отволок мальчишку к своему портному. И хотя Ник долго сопротивлялся, утверждая, что костюмы не носит, результат удовлетворил обоих. Только от бабочки Никита категорически отказался, ограничились воротником-стойкой с прошитой черной лентой, очень стильно, даже Глебу понравилось. Завтрак не лез, Глеб ограничился чаем, хотя и понимал, что до ночи ему больше поесть не светит. Пока через силу вливал в себя горячую жидкость, поминутно смотрел на телефон, лежащий рядом. Ну да, для звонков еще слишком рано, и все-таки… Первым позвонил Ромка, потом Кароль. С Олей Звягиной он разговаривал уже в машине, ну а в офисе разрывался не только мобильный, но и стационарный телефон. Марина едва успевала соединять с желающими его поздравить. В короткие промежутки между звонками он пытался просматривать пришедшую корреспонденцию – распечатки электронных писем с сайта и телеграммы от менее продвинутых друзей. Но того, самого главного сообщения пока не было. А будет ли вообще? Может, не заслужил? Зря надеется? Никита сидел на диване в кабинете и не отсвечивал. Только поглядывал на него как-то странно, настороженно. Хотелось бы надеяться, он не обиделся за утреннюю сдержанность Глеба. Но черт возьми, он совершенно не любил цветы. Приелось на концертах. Спасибо хоть Ник ему плюшевую игрушку не додумался подарить или еще что-нибудь в этом духе. Он же русским языком сказал, не нужно никаких подарков. Он в состоянии сам купить себе все, что хочется. Ну, обычно в состоянии. Сейчас его финансовое положение оставляет желать лучшего, еле-еле расплатился за банкет, за аренду еще половину суммы должен. Но это ерунда, если все пройдет так, как он хочет, появятся и приглашения выступить, и деньги. Ближе к обеду в офис стал подтягиваться народ. Забежал Антоша Звольский, с которым подружились еще на «Боксе со звездами», принес золотые запонки в форме скрипичных ключей и бутылку дорогущего коньяка, которую Глеб предложил тут же и распечатать. Но Антон был за рулем, да Глеб и не настаивал – успеет еще наотмечаться. Потом явился коллектив полным составом: и музыканты, и девчонки из подпевки с одним подарком на всех, правда, хорошим – огромным самурайским мечом. Подарок обыграли в поздравительной речи, объявив Немова последним самураем на эстраде. Меч Глеб пристроил до поры в кабинете, в квартире ему явно не место, а в Нововнуково он не был с тех пор, как они поссорились с Ирмой. Коллектив угощать коньяком не стал, им еще сегодня работать, быстренько выпроводил – пускай едут в «Крокус», готовятся к выступлению, нечего тут маячить. Лена из бек-вокала не скрываясь строила глазки Никите, и Глеба это дико раздражало. Хоть и понимал, что Нику заигрывания барышни до лампочки, а все равно бесило. Откровенно говоря, проще было перечислить, что его сейчас не бесило. То переживал, что никто не звонит, то нескончаемая телефонная трель стала сводить с ума. Включил телевизор посмотреть новости, сначала дергался, что про него забыли, а ведь телевизионщики приходили, с трех каналов, и нигде ни слова. Потом дождался, увидел сюжет, и пожалел, что под рукой нет ничего, что можно разбить. Нет, ну это как надо снять, чтобы он, вполне нормально себя чувствующий и прилично выглядящий, в кадре смотрелся глубоким стариком, изрядно затраханным жизнью, да еще и почему-то с грязными волосами. Они что, нарочно? Свет так поставили? Он же помнил, как это снимали, был генеральный прогон в «Крокусе». Его посадили в пустом зрительном зале, задавали вопросы, минут тридцать записывали. А осталось три минуты в кадре, и далеко не самые удачные. - Глеб, все нормально! – донесся с дивана голос Никиты. – Хороший сюжет о народном любимце. Показали тебя умудренным жизнью… - Старым пнем! – продолжил за него Глеб. – С сальными волосами. - Ты хотел, чтобы показали секс-символ? Ну так в следующий раз и формулируй задание журналистам. А голову и правда надо было помыть. - Это гель! – рявкнул Глеб громче, чем требовалось. Мальчишка примолк. Ну и нечего! Умничают тут всякие. В этот момент вошла Марина с новой пачкой бумаг. - Еще поздравления. - Официальные есть? Марина покачала головой. - Ну тогда тащи эту макулатуру обратно! И вообще нечего бумагу переводить, все эти розовые слюни распечатывать. Все, я поехал в «Крокус». Никита едва поспевал за ним. Возил их сегодня Игорь, так что на заднем сидении устроились рядом. Глеб опустил подлокотник и пристроил на него руку. Ник накрыл его ладонь своей: - Успокойся, пожалуйста, у тебя же праздник! Глеб отдернул кисть, сверкнув глазами. Может уже проще Игорю официально об и отношениях объявить? А вслух прошипел: - Это у нормальных людей День рождения – праздник. А у артиста – каторга. Все будут развлекаться, а я пахать. - Чьего письма ты так ждешь? - Неважно! На самом деле важно, еще как. От этого письма зависит, удастся вообще юбилей или это все так, никому не нужно, выброшенные деньги. В «Крокусе» Глеб с ходу устроил разнос всем, кого встретил: осветителям за слишком яркие прожекторы, звукорежиссеру за валяющиеся на сцене шнуры, о которые он споткнулся, Дэну за отсутствие горячего чая в гримерке. - Чайник стоит, — возмутился не привыкший к такому обращению антрепренер. – Кнопку нажми! - Мне еще этим заниматься? – взвился Глеб. - Нет, Глеб Васильевич, ну давай я буду тебе чай готовить, а ты сам и музыкантов по гримеркам разводите, и гостей встречай, и телевизионщиков строй. Пришлось сбавить обороты, тем более, что чаем уже занялся Никита. - Не кричи, ты посадишь голос, — посоветовал парень, передавая ему чашку. И то правда. Пил Глеб уже в зале, бродя между рядов и тестируя звук. Потом сообщили, что приехал гример, пришлось идти наводить красоту. - Что ж его так рано принесло-то? – полчаса спустя ворчал загримированный Немов, влезая в брюки стоя, дабы не помять. – Пока концерт начнется, вся штукатурка осыплется. - С запасом, чтобы не торопиться, наверное, — Ник крепко держал его под локоть, не давая свалиться. – Повернись, я бабочку застегну. - Как я выгляжу? Поганец фыркнул, но вовремя спохватился: - Замечательно! Молодой и красивый! - Ну конечно! - Глеб, не задавай таких вопросов, чтобы потом не обижаться. Ну не люблю я, когда тебя разрисовывают как куклу. Я понимаю там глаза подвести чуток, тон выровнять. Но когда вот так все черты сначала замазывают, а потом сверху рисуют – извини! - Это с близи так смотрится. А для камер и зрителей будет то, что надо. Ай, задушишь! Никита ослабил бабочку и подал туфли. - Нет, колодки надену за пять минут до выхода, иначе не выживу, — покачал головой Глеб. Он ничуть не смущаясь стоял в домашних тапочках, специально из дома прихваченных. Ну и что, что в сочетании с белым костюмом и красной бабочкой зеленые домашки смотрятся забавно? Зато ему удобно. В гримерку заглянул Дэн. - Глеб Васильевич, там помощник Кароля звонил, Илья задержится, просит его номер в середину концерта перенести. Я вот думаю, может, после «Переправы» его всунуть? - В задницу всунуть! И Кароля, и его номер! – взорвался Глеб. – Звезда зоопарка! Всегда ему надо все перекроить, всех на уши поставить, чтобы все о нем только и думали! Сам же мне весь мозг вынес, чтобы его в начало вписали! Да ему же вообще плевать на программу, на режиссуру. Он когда захочет, тогда на сцену и выпрется! - Так мне что сделать? – уточнил Дэн. - На хрен пойти!!! - Эй, друг, ну ты бы поосторожнее был в озвучивании своих сексуальных желаний! Дэн, скройся от греха! В комнату вошел Вяземский с бумажкой в руках. - Еще раз с Днем рождения. Расти большой и здоровый. - Сговорились вы все, что ли, — проворчал Глеб, пожимая протянутую руку. – Рома, я больше не могу. Они меня все хотят свести с ума. - Этот тоже? – хохотнул Роман Исаевич, показывая на Ника. - Нет, этот – единственный луч света в темном царстве всеобщей тупости. Что за бумажка? Конферанс? - На, читай, может, это поднимет тебе настроение. - Я без очков. - Я тоже. Ник, как самый молодой, почитай дедушкам. Никита послушно взял распечатку, и чем дальше он читал, тем больше светлел лицом Глеб: «Указ Президента Российской Федерации о награждении орденом «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени Народного артиста России Немова Глеба Васильевича…» @@@ Никита дочитывал, украдкой поглядывая на Глеба. Так вот какого письма он ждал весь день, вот почему так дергался, изводя себя и всех окружающих. Кто бы мог подумать, что для Глеба важны государственные цацки. Ну теперь-то все, успокоится? Удивительно, как он еще голос не сорвал, крича на кого попало. Дэна жалко, получил ни за что. Хотя, он столько лет с дядюшкой работает, а тот еще хуже. Как бы то ни было, Ромке удалось поднять Глебу настроение, тем более, что на гримерном столе тут же появилась бутылка коньяка и шоколадка – отметили вручение награды. - Значит споешь свою вступительную песню, что ты там поешь? – уточнил дядюшка. - Благословляю вас, леса Долины, нивы, горы, воды… Глеб запел сразу в полный голос. Глаза у него блестели, то ли от коньяка, то ли от вида долгожданной бумажки, а звук получился мощный, раскатистый. Вяземский замахал руками: - Тихо-тихо, понял я! В общем, изображаешь Шаляпина, потом выхожу я, здороваюсь со зрителями, объявляю тебя и зачитываю Указ о награждении. Потом торжественное вручение цветов, сразу соберешь все веники, чтобы во время концерта не отвлекали. Потом выпускаем балет, ты идешь за кулисы поправлять грим и стирать помаду, которой тебя изгваздают благодарные поклонницы. Дальше… Никита задумчиво крутил в руках свой бокал со второй порцией коньяка, рассматривая его на свет. Программу концерта он знал до мелочей, они десять раз обсуждали ее с Глебом. Точнее, Глеб рассказывал, что-то переделывал, спорил сам с собой, звонил дядюшке и спорил с ним. А Ник слушал. Его роль в концерте была минимальной – одеть, отправить на сцену и следить, чтобы на выходе из кулис постоянно стояла чашка с теплой водой. Всем остальным занимался Дэн. По большому счету, он мог бы смотреть концерт и из зала, но Глеб про это ничего не говорил, а сам он спрашивать не стал. Да и не особо хотелось, его воля, он вообще бы дома посидел. Для него смотреть выступления Немова на сцене – мучение, а не удовольствие. Сегодня же мучение обещало быть долгим. Глеб нервно вышагивал по гримерке, не имея возможности присесть – в концертных брюках садиться нельзя, складки останутся. Рома стоял, опираясь обеими руками на спинку стула, и посматривал на часы. В комнату заглянул Дэн: - Глеб Васильевич, можем начинать. Все в зале. - Иду. Никогда еще Никита не видел любимого таким – собранным, напряженным, как будто сжатая пружина. На гастролях или рядовых выступлениях в Москве он мог перед концертом думать о чем угодно, травить в кулисах похабные анекдоты и тут же выходить на сцену с правильным выражением лица и петь «Нивы России». Сейчас же он был полностью погружен в созданный им образ, максимально сосредоточен. - Глеб, туфли! Никита едва успел его остановить, а то так бы и пошел на сцену в тапочках. Чертыхнулся, переобулся, вышел. Никита и Рома последовали за ним до кулис. Зал должен был быть набит под завязку – все билеты продали еще в октябре, но из кулис Никите было отчетливо видно, что в третьем ряду свободно мест десять, на пятом ряду много пустых кресел. - Не пришли-таки, — раздался за спиной раздосадованный шепот Вяземского – тот тоже считал кресла. – Черт, Глеб расстроится. - Кто не пришел? - Президент. - Ого, а ожидался? - Да кто его знает? На юбилеи артистов такого уровня всегда приглашают первых лиц, оставляют места. Не сам придет, так кто-нибудь из аппарата. Еще мэр, главы министерств. Чем больше высокопоставленных задниц, тем круче считается концерт. Ну может еще кто явится, эти могут и посреди концерта завалиться. Так, Ник, ты не расслабляйся, вода где? Сейчас Глеб веники соберет и придет пить! Никита спохватился, помчался за водой. Когда вернулся, Глеб уже допел романс и теперь расшаркивался перед зрителями, благодаря за многолетнее внимание к его персоне. Дядюшка тоже ушел на сцену. В кулисах толкалось полно народу – какие-то помощники режиссера с рациями, дающие указания то осветителям, то звуковикам, гримеры, телевизионщики, снимающие сцену с разных ракурсов, фотографы. Потом Никиту чуть не снесла толпа детей, тот самый балет, который объявил Ромка. Они и Глеба чуть не снесли, возвращавшегося в кулисы поправить грим и сгрузить цветы. Ник протиснулся к нему со стаканом. - Пить будешь? Предложил и отшатнулся. На него мельком, как на постороннего, глянул совершенно чужой человек с пустыми, как будто стеклянными глазами. Стакана Глеб и не заметил. Дал гримерам подправить макияж и вернулся на сцену. Никита проводил его растерянным взглядом, поставил стакан на колонку и привалился к ней же. К такому Глебу нужно было еще привыкнуть. Или не нужно? Как-то не испытывал он желания еще ходить на концерты любимого. А любимый тем временем распинался перед залом, рассказывая, как нежно любит супругу и благодарен ей за прожитые вместе счастливые годы. Никита видел из кулис Ирму, сидящую на первом ряду с каменным выражением лица. Таше стоило огромных усилий уговорить ее прийти, но на большее, чем изобразить Снежную Королеву Ирмы не хватило. Она даже платье надела какое-то ледяное, серо-стального цвета. И сейчас с кривой, вымученной улыбкой слушала дифирамбы мужа. А Глеба несло, комплиментами со сцены он не ограничился, оркестр заиграл «Ты – моя любовь», и Немов, подхватив какой-то очередной букет, лежавший на рояле, пошел в зал к супруге, не переставая петь. Подошел, вручил букет, потянулся поцеловать руку. Ирма сделала вид, что не поняла его намерения, намертво вцепившись в подаренные цветы. Мда, как все плохо-то. Никита с горечью отметил, что Ирма не просто оскорблена или обижена. Она брезгует Глебом на физическом уровне. Глеб тем временем взял высокую ноту и опустился перед женой на колено. Зал восторженно зааплодировал. Никите дико захотелось покурить. А лучше бы и напиться. Вся эта показуха основательно выводила его из себя. Ну да, он артист, играет роль, в которой его хотят видеть зрители. Но нельзя же настолько лицемерить. Ну всем же противно, и Ирме, и сидящей рядом Таше, и Нику. И самому Глебу. Поднялся, вернулся на сцену. Начались поздравления гостей. Артисты сновали туда-сюда мимо Никиты, не обращая на него внимания, выстраивались в очередь, галдели. Что удивительно, в их разговорах между собой Глеб практически не упоминался. Алексеев обсуждал с Клеопатрой, как вчера нажрался на корпоративе и танцевал голым на столе. Барсов явно пытался снять девочку-помощницу режиссера. Даже Звягина не прониклась торжественностью момента – она постоянно висела на телефоне, выговаривая кому-то из своих мальчишек. Никита мрачно смотрел на все это и думал, что «дорогим коллегам» абсолютно плевать на юбилей Глеба. Для них это просто работа, лишний повод засветить на центральном канале новую песню, пиар. А может, им за выход еще и деньги платят? Ник бы не удивился, окажись это так. Зато на сцене все улыбаются Глебу, расточают комплименты, тискают его, стараясь повернуться к камерам и фотоаппаратам вместе с юбиляром. Противно. И вот этого Глеб так ждал? Вот ради этого фарса столько переживаний, бессонных ночей, потраченных денег? Чтобы не услышать ни одного искреннего слова? Вот это ему нужно так сильно, что он готов гробить свое здоровье, мотаться по всем задницам нашей страны, платить шантажистам, лишь бы не потерять? Да на хрен она сдалась, эта сцена? Шел уже третий час концерта, а Глеб больше ни разу не зашел за кулисы, забыв про все естественные потребности организма. Да ему и не давали. Стоило Глебу направиться к кулисам, пока выступал кто-то из гостей, как гость начинал к нему приставать, вытягивая то танцевать, то вместе петь. И Глеб улыбался, подпевал, плясал, хотя Никита прекрасно видел, что с каждым номером его движения становились все более скованными и угловатыми. А программы еще часа на два. И что делать? - А ничего, — пожал плечами на его вопрос зашедший за кулисы дядюшка. – Юбилеи случаются на так часто. Он сейчас на адреналине все равно ничего не чувствует. Вот увидишь, он еще банкет продержится. - Черт, еще же банкет, я забыл совсем. - Ага. А под утро соберешь то, что от твоего сокровища останется, и сгрузишь в машину. Главное, момент не упустить, когда у него завод кончится. Но поверь, это еще не скоро будет. Ник не верил, слишком хорошо знал возможности своего Глеба. Но и на сцене сейчас был не его Глеб, а совершенно другой человек. На четвертом часу концерта за кулисами начался какой-то кипиш. Никита не сразу понял, что происходит, и только когда раздался подозрительно знакомый бас, догадался – явился Кароль. Надо признать, совершенно не вовремя, у Глеба в концерте шел лирический блок, с ним пели одни девчонки и все больше про любовь. С одной блондиночкой он так страстно танцевал, положив ей руку чуть ли не на зад, что Ник аж вскипел. Артист, мать его. Но в любом случае посреди всей этой романтики агитки Кароля будут явно не в тему. Дэн и режиссер концерта это тоже понимали, но делать ничего не собирались или не могли – Кароль прямым ходом прошел к кулисам, подвинув стоящую в очереди исполнительницу. - Сейчас моя песня, Илья Дмитриевич, — пискнула та. - Подождешь, молодая еще! – безапелляционно заявил Кароль, отбирая у нее микрофон. Едва дождавшись, пока отзвучат аплодисменты в адрес предыдущего номера, он решительным шагом вышел на сцену. - Добрый вечер! Никита заметил, как вздрогнул Глеб. - Глебушка, я поздравляю тебя с этим замечательным праздником! Посмотри, сколько друзей пришло поздравить тебя! – Кароль широким жестом обвел зал. Стоящий за спиной Никиты Вяземский хмыкнул: - Ага, друзья, как же. Половина партера приглашенных, которым Глеб вообще до лампочки, им лишь бы на тусовке побывать. Половина – московские снобы, которые сидят и считают, достаточно ли звезд они сегодня увидели за потраченные на билет деньги. А на балконе сидят бальзаковского возраста верные поклонницы, которые, дай им волю, за пять минут разорвут Глеба на сувениры. Никиту передернуло, но похоже, дядюшка был прав. А Кароль тем временем разглагольствовал дальше: - И в такой торжественный день я хочу внести капельку грусти. Давай, Глеб, вспомним наших ушедших товарищей и посвятим им песню «Реквием». Ник выматерился сквозь зубы. Ну вот на хрена, а? Причем тут ушедшие товарищи? Чтобы Глеб лишний раз вспомнил, что жизнь не вечна? Чтобы стоял сейчас, слушая завывания Кароля и наблюдая, как на экране сменяют друг друга фотографии умерших артистов, и думал, через сколько лет и его портрет будут вот так показывать на чьем-нибудь юбилее? Глеб покорно стоял рядом с Каролем памятником самому себе и, судя по лицу, мыслями был где-то далеко-далеко. Кароль спел еще две песни и довольный ушел за кулисы, а Ромка рванул на сцену, кое-как увязывать его выступление со следующим номером. - Да, сдает Глеб, сдает, — услышал Никита притворно-сочувственное рядом с собой. – Уже еле стоит на ногах. Ник обернулся – Кароль делился впечатлениями со всеми желающими. Желающих, правда, было немного, большинство артистов при его появлении предпочли смыться в гримерки. Зато были журналисты, охочие до сплетен. Дико захотелось сказать этому самодовольному индюку пару ласковых, но Глеб вряд ли будет доволен. Сам-то вон ходит еле-еле, песком сцену посыпает. Что ж они с Глебом не поделили в свое время? Неужели бабу? Все когда-нибудь заканчивается. Завершать концерт Глеб должен был своими бессмертными «Нивами». Странно, Ник считал, что эта песня всем давно настохихикала, и в приличном концерте без нее можно спокойно обойтись. Но чем ближе было дело к финалу, тем настойчивее звучали голоса с балкона: «Нивы!», «Нивы России!». Надо же, у народа без этой фигни и праздник не праздник? Глеб с какой-то обреченностью и дикой усталостью в глазах спел первый куплет, подобрался к припеву. На сцену начали выходить все участники концерта, сигнализируя, что праздник подходит к концу. Зрители на балконе повскакивали со своих мест, и подпевали уже стоя. А вот в партере происходило какое-то непонятное движение. Присмотревшись Никита понял, что здесь люди вставали не для того, чтобы выразить уважение артисту и поблагодарить за концерт, а для того, чтобы быстрее, пока не спохватились остальные, добраться до раздевалки. Нику стало совсем тошно. То есть артист четыре часа для них выкладывался, чтобы они потом за шубами рванули даже ему спасибо не сказав? Ну то есть не похлопав для приличия? И ведь Глеб это все видит и понимает. Конечно понимает, на втором куплете, прямо посередине песни, Глеб махнул рукой и пошел в кулисы. Помощники засуетились, что-то стали передавать по рации, занавес начал закрываться. Ник едва дождался, пока его полы сомкнутся, чтобы схватить Глеба под локоть. - Ты как? Молчит. И смотрит как на незнакомого человека. Никита растерялся, но тут подоспел дядюшка, взял Глеба под второй локоть: - Ты чего стоишь? Веди его в гримерку быстро, сейчас приглашенные сюда припрутся, поздравлять. Дэн! Иди сюда. Проводи нас в гримерку и никого не пускай. Понятливый Дэн кивнул и поспешил за ними. - Переодевай его, — велел Вяземский, как только дверь за ними закрылась. – Тут где-то должен быть костюм для банкета. - Глеб, вот этот? – Ник стянул с вешалки кофр. – Глеб? Ну что с тобой? Скажи что-нибудь! Глеб мрачно смотрел на суетящегося Ника, на устало развалившегося на стуле Ромку и молчал. - Не тормоши его. Дай десять минут посидеть в тишине и покое. Его еще до утра на банкете иметь во все места будут, — посоветовал дядюшка. – Да не ссы ты, все с ним нормально. Голос бережет. Глеб благодарно взглянул на Ромку, потом на Ника, стянувшего с него мокрую рубашку и сунувшего в руки чашку чая. С каждым глотком непрошибаемая стена в его глазах таяла, за маской проступал знакомый, любимый Глебушка, хотя и непривычно молчаливый. - Ты хотя бы доволен? – Ник обтер его влажным полотенцем и начал застегивать свежую сорочку. Медленный, с запозданием кивок. Ох, что-то не верится. Довольный Глеб выглядит совершенно иначе. Стоило им открыть дверь, и в гримерку хлынула толпа приглашенных, желающих высказать свое восхищение. Глеба снова тискали, целовали, поздравляли, заставляли фотографироваться. Потом все начали расходиться по машинам, чтобы ехать в «Метрополь», где планировался банкет. - Так, Ник, Игорь ждет у входа, посади Глеба в машину. Ирма уже должна быть там. А ты поедешь с нами, — распорядился Роман. Ник криво усмехнулся. Ну конечно, на банкет Глеб должен поехать с женой, которую тошнит от одного его вида. И сидеть на банкете он будет тоже с женой. А Ник где-нибудь с краешку, с Вяземскими. Кто он такой для окружения Глеба? Помощник, администратор, обслуживающий персонал. Своих музыкантов Глеб вон вообще на банкет не приглашал, они ему не друзья, а сотрудники. Стараясь давить негативные мысли в зародыше, Никита отвел Глеба до машины. Изо всех сил не заметил презрительный взгляд сидящей в Глебовом Мерсе Ирмы. И поплелся к Хаммеру Вяземских, где его уже ждали Таша и Ксюша. - Не расстраивайся, — рука Таши легла на его, стоило только усесться на широкое сидение. – Там сейчас не твой Глеб. Там артист Немов. @@@ Чем дольше длился банкет, тем больше казалось Глебу, что все это ему снится. Нервное утро, мучительное ожидание, бесконечные поздравления, указ о награждении, концерт. Неужели это все было сегодня? Какой длинный день. На импровизированной сцене «Метрополя», в которую превратилось пространство перед фонтаном, подвыпившие светские львицы плясали, встав в круг, под «Калинку», лихо исполняемую Олей Звягиной. Звягина тоже выпила немало, поэтому в половину нот не попадала, но кто бы обращал сейчас на это внимание? Глеб поморщился от фальшивого звука и пошел дальше, к столу, за которым сегодня еще не успел посидеть. Он так и кочевал весь вечер, подсаживаясь то к одним, то к другим. Все хотели выпить с юбиляром, сказать ему добрые слова, подарить что-нибудь ненужное. Почему-то только никто не хотел его покормить – тосты сыпались один за другим, и закусывать Глеб совершенно не успевал. Но и не пьянел, что примечательно, старый проверенный метод – стакан кефира перед началом пьянки – действовал безотказно. Напиваться в его планы совершенно не входило, на банкете полно «нужных» людей, перед которыми хотелось бы сохранить лицо. Тот же Петр Николаевич, например, его старый питерский знакомый, со своей скромной Валентиной. Или Алексей Анатольевич из Московской мэрии. Глеб добрался до очередного столика, с деланным весельем приобнял за плечи Азада, старого друга и хозяина «Крокуса», поцеловал руку его супруге Алине. - Как отдыхаем? - Все прекрасно, Глеб Васильевич, банкет великолепный, — расплылась в улыбке Алина. - Глеб, а где Ирма? — Азад буравил его проницательным взглядом. – Ты совсем с ней сегодня не танцуешь. - Я вообще сегодня не танцую, — попытался отшутиться Глеб. – На концерте наплясался на год вперед. - До брось, Глеб, такой праздник, а жена скучает. Я вообще считаю, что наши юбилеи – это праздники жен, ведь минимум половиной успеха мы обязаны им, тем, кто нас любит, кто охраняет наш тыл. Разве не так? Скажи, чтобы поставили что-нибудь медленное, а то эти русские народные пляски уже надоели. И потанцуем с нашими девочками! Глеб замешкался, но Азад уже выводил Алину к фонтану. Глядя на них, стали подтягиваться и другие пары. Музыку заказывать не пришлось, Антон Звольский вызвался спеть что-то из своего репертуара, медленное и лиричное. Глеб почувствовал пристальное внимание собравшихся. Ну конечно, юбиляр должен танцевать в центре зала с супругой. С супругой… Глеб нехотя поплелся к своему столику, где часом ранее оставил Ирму. Разговаривать у них не получалось, Ирма изображала оскорбленную невинность, а у Глеба не было ни сил, ни желания вести светскую беседу, и так язык еле ворочался после концерта, а ему еще гостей развлекать. Ну и ушел развлекать, как только возможность представилась. А теперь надо танцевать, и дело даже не в том, что спина отваливалась, поясницу он вообще уже не чувствовал. Глеб прекрасно помнил, как Ирма не дала к себе прикоснуться на концерте. И как он должен с ней танцевать? По-пионерски, положив руки на плечи? Но Ирма вообще не собиралась выходить на танцпол с мужем. Еще не дойдя до столика, он напоролся на ее предупреждающий взгляд. Глеб почувствовал раздражение, переходящее в злость. Она хочет его опозорить перед всеми гостями? Зачем тогда вообще пришла? Если уж играть, то играть до конца. Подумаешь, один танец! Он же не собирается ее трахать на глазах честного народа. И вообще не собирается… И она все еще его жена… Кажется, алкоголь все-таки добрался до его крови даже несмотря на кефирную защиту. Усталость, накопившееся напряжение последних дней, отгоревший на концерте адреналин, раздражение, — все это вылилось в волну злости, которая медленно, но верно накрывала его с каждым шагом, с которым он приближался к Ирме. Он просто выдернет ее из-за стола и заставит с ним танцевать. Как положено верной жене. И пусть только попробует сопротивляться. Мнение у нее свое появилось, как же… До стола оставалась какая-то пара шагов, когда перед ним неожиданно появилась Ксюшка. - Дядя Глеб, потанцуем? Глеб некстати подумал, что девочка-то выросла, когда на каблуках – не ниже его. А в этом розовом платье со шлейфом настоящая девушка. Он хотел сказать ей, что намеревается танцевать с женой, но Ксюша уже положила руки ему на плечи и потянула на танцпол. Не отталкивать же ребенка? Пришлось подчиниться. Уже покачиваясь в такт музыке, обнимая тонкую девчачью талию и искренне надеясь, что гости не настолько испорчены, чтобы подумать плохое, он заметил, что Ирма вышла танцевать с Ромкой. Интересное кино, а с кем тогда Таша? Глеб покрутил головой и обнаружил, что Таша танцует с Никитой. Вид у парня был мрачный, а глаза неотрывно следили за ним. Когда их взгляды встретились, Никита осуждающе покачал головой. Глеб опять вспыхнул. Что он имеет в виду? Ну не к Ксюшке же ревнует?! Совсем уже охренел! Вот сейчас закончится танец, он к нему подойдет и все выскажет, что думает. Но когда музыка отзвучала и Ксюшка, чмокнув его в щеку, упорхнула за коктейлем, на Глеба накатила апатия. Все, завод кончился, как говорил Ромка. Не хотелось ни с кем разбираться, не хотелось вообще никого видеть. Хотелось, чтобы все быстрее закончилось и его оставили в покое. Забиться куда-нибудь подальше и спать, спать, спать. Глеб не помнил, чем завершился банкет. Кажется, должен был быть торт и торжественный салют на улице в его честь. По крайней мере, он это оплачивал. Наверное, все это было, но память уже не зафиксировала. Зато он помнил холодное кожаное сидение машины, не его машины, чье-то плечо, слабо доносящиеся до сознания голоса, обсуждающие какого-то Азада. Кто такой Азад? С этой мыслью Глеб и уснул, привалившись к удачно подставленному неизвестно чьему плечу.