Привокзальный мальчик

«Патестатум разжалобил лечебно-оздоровительную притирку «ЛУЧ» в одеколон «Прощай здоровье». Ищите во любой парфюмерной лавочке страны…» (Газета «Хроники АБО», громкий заголовок тиража за 25 июля 5008 года.)

Этим утром Олаф снова вернулся в столицу. Для начала он собирался перекусить в булочной напротив, а потом сходить на Скупку. Но уже второй час он сидел в булочной и робел как школьник. Оказалось, что вернуться на Скупку не так просто, как ему грезилось. При мысли о Скупке, обо всех прелестях, которые она сулила, а именно: древние свитки с интересными тайнами, украденные артефакты, легкие деньги, словари мертвых языков, руны из вулканического стекла. При мысли о рунах у Олафа даже задрожали колени. Возникало головокружительное и манящее в бездну чувство, будто он смотрит вниз с крыши многоэтажки. Олаф говорил себе, что не желает возвращаться к беззаботной голодной жизни контрабандиста. Но он желал. Желал этого больше всего на свете. – Григер, тебе как всегда? – Билл, стоя за прилавком, помахал Олафу. – Нет, сегодня, можно чего-нибудь покрепче. – Ах, да, ты же в отпуске, а я и забыл. Мы с Филом все думали, куда Олаф запропастился? Филом звали кота булочника, которому дедушка Билл бросил довольно крупную вонючую рыбину. Мурлыча, кот набросился на угощение. Булочник пронаблюдал за серым разбойником, снял передник и подсел к Олафу за столик. – Что будешь есть? – Я сначала хотел выпить для храбрости, а потом передумал. Чаю нальешь? Зеленого? – Чаю? – Билл прищурился и возле его серых глаз лучиками поползли морщинки. – С прошлой контрабанды для тебя откладывал. Олаф благодарно похлопал булочника по плечу. Этот старик всегда отвечал на добро добром. Иногда Олаф покупал у знакомых пиратов чай для Билла, за это тот бесплатно кормил обедами переводчика. В Гардарики чай пить не принято, но среди местных жителей находились редкие любители. – А почему Оранжевого томления не хочешь? – спросил булочник, лично поставив Олафу большую чашку зеленого чая и тарелку с овсяными пряниками. – Идешь к своей медсестре и боишься сказать лишнего? – Да, лишнего… – протянул Олаф, глядя на Лиду с Ростихом, которые сидели в углу залы. Дети о чем-то оживленно переговаривались. – Знаешь, Билл, я в последнее время только и делаю, что болтаю, а потом жалею об этом. – Главное, что она согласилась сходить с тобой на свидание. – Кто? – Олаф, соберись. На тебе лица нет! Ты как будто никогда раньше на свидания не ходил, парень. А я помню, что ходил. Что с тобой такое? Помню, как бегал за девчонкой с косичками по палисаднику… Булочник предался воспоминаниям. – Билл, давай не будем! Я просто волнуюсь… Олаф действительно нервничал, но не по поводу встречи с Велиной. Она в очередной раз вежливо отказала. Переживал он совсем по другому поводу. Наступил срок выплаты долга пирату Вещевозу, а значит, необходимо было прийти на Скупку. Олаф ужасно боялся сорваться. Если Велина узнает, что два последних года Олаф ведет недостаточно честную жизнь, то будет отказывать ему гораздо жестче, чем сейчас, или вовсе не побрезгует с ним видеться. На фоне соблазна вернуться на Скупку, в голове Олафа, как заноза, сидела и болела вина. В том числе вина за то, что он обещал Лиде лекарство и оказался пустозвоном. А ведь Олаф был не из тех, кто забывает про обещания. Другое дело, что найти лекарство можно только на Скупке. – Скажи, а давно у вас та парочка сидит? – Олаф указал на Лиду с Ростихом. – Час, может два, – пожал плечами булочник. – В последние дни я часто встречаю здесь молодого господина из РК. Приятно, что мальчик наконец-то завел себе друзей, – Дедушка вернулся за прилавок. – С другой стороны, конечно, пока его сверстники играют, он служит. А со взрослыми не очень-то интересно. Олаф согласился с булочником, вместе они немного понаблюдали за детьми. В это время Лида с Ростихом, о чем-то договорившись, пожали друг другу руки и замолчали. Так и сидели рядом. Ростих насвистывал, а Лида улыбалась. – Доброго дня, – решился подойти Олаф. – Доброго! – хором отозвались они. – Лида, дорогая, ты сегодня занята чем-нибудь? – Да чем я могу быть занята? – пожала плечами Лида. Ростих смерил переводчика подозрительным взглядом. У Олафа даже сложилось впечатление будто, мальчик что-то задумал. Опасные мысли на детских лицах отражались сазу, а подобное выражение глаз он не раз наблюдал на физиономиях контрабандистов. – Скажи, дорогая, ты уже обедала? – Да, только не забирайте меня в замок. Там ужасно скучно, я не могу даже почитать. Все местные книги написаны на спиральном языке… – Я спросил у следователя Спэка разрешение. Он позволил Лиде задержаться здесь, под мою ответственность, – встрял Ростих. – Да? – поднял брови Олаф. Пока обстоятельства складывались в его пользу. – Господин Никишов, а вы не будете против, если я украду у вас Лиду буквально на полчаса? Ростиху такое официальное обращение не понравилось. Он даже напрягся. – Зачем, позвольте спросить? – Есть у меня одна идея исключительно доброго намерения. – Знаете, Олаф, вы странный человек, я вам честно признаюсь в своих мыслях. И не потому, что вы приживала, а потому, что вы чудак. Лучше расскажите, что задумали, иначе я не стану церемониться. Ростих извлек из кармана уголек и угрожающе поднес его ко лбу, намереваясь надеть волшебную маску. – Не нужно крайних мер, господин хороший, – вид нахохлившегося подростка Олафа развеселил. – Я всего лишь хочу отвести Лиду к цирюльнику. Олаф указал на косынку Лиды. Она, покраснев, тут же натянула ее на лоб. В этот момент Ростих тоже растерял всю свою свирепость и согласился прикрыть Олафа перед следователем в случае чего. – Знаете, Олаф, я уже опасаюсь выходить с вами в город, – призналась Лида без капли опасения в голосе. – Чайка на вас злится, да и на меня, наверное. – Вы с Клобуком поссорились? – Как вам сказать, – Лида что–то пробубнила невнятное под нос. Олаф не стал допытываться, в чем дело. Решил: захочет – сама расскажет. Олаф протянул Лиде табличку. Она с вопросом посмотрела на него. – Мы пойдем к самому лучшему цирюльнику на свете, и он поколдует с твоими волосами. – Надеюсь это волшебно не только на словах! Если на чистоту, я хотела бы с вами кое-что обсудить. Да и вам, пожалуй, будет интересно узнать, что случилось на последнем допросе. – Это ты верно подметила, только у нас как обычно мало времени. Поторопимся. Вдвоем они разломили таблички и в одно мгновенье оказались на оживленной улице. – Мы прибыли на остров Ятреб, к лучшему цирюльнику в стране. – Это вы так говорите, чтобы меня подбодрить, – Лида шла за Олафом по бульвару без энтузиазма. – Может нам лучше вернуться? У меня совсем нет настроения. Я предпочла бы поговорить с вами в более тихом месте. – Дорогая, это невозможно. Я многим рискую вот так, встречаясь с тобой. Скажи Ростиху большое спасибо. Благодаря ему у нас есть такая возможность. Все, что ты хочешь сказать, придется говорить здесь. Местный цирюльник был действительно отменным мастером. Поэтому если сторожилам вздумается спросить, зачем он ходил на Скупку, то Лида подтвердит, что целью была стрижка. – Лида, сюда, левее. На пути к мастеру стрижек образовался затор. Возбужденные и восторженные горожане толпились на углу широкого переулка, куда не давал пройти внушительных размеров сторожила. Он стоял на балконе высокого дома, выставив вперед посох. Из посоха расходилось во все стороны мощное силовое поле. Оно то и не давало никому пройти. Лида и Олаф приблизились и сквозь прозрачный барьер разглядели: дети высоко-высоко, под самое солнце, запускали воздушных змеев. Змеев в небе было не меньше дюжины. Некоторые были такими огромными, что бросали тень почти на весь переулок. Красные хвостатые драконы и желтые птицы хлопали бумажными крыльями. Олаф и Лида невольно задрали головы, открыв рты. Олафу воздушные змеи нравились с самого детства. Он восхищался тем, как красочные папье-маше плавно парили в потоках воздуха. Стоит только натянуть веревку и змей снова взмывает в небеса. – О–о–о, Смотрите, Олаф, это же просто невероятно огромная черно–белая рыбина! Точно такая же была на моей первой табличке. «Это Страдник», – мысленно подтвердил переводчик. Он хотел было рассказать Лиде, кто такой Страдник, но девочка вдруг выпалила то, что Олаф совершенно не ожидал услышать. – Почему платок Ростиха убил Гордона? Платок был пропитан каким–то ядом? Вся радость от небесного волшебства улетучилась. Олаф смотрел в глаза Лиде и не знал, что сказать. – Скажите честно! Я хочу знать правду. – По дороге расскажу, хорошо? Идем. – Лида пошла теперь не за Олафом, а вровень и заглядывала ему в лицо, пока он говорил. – Видишь ли, Клобуки, этот птичий народ… Они все разные и преследуют разные цели. Их считают очень опасными существами и боятся. Но в мире есть и такие отчаянные люди, которые ищут встречи с Клобуками. – Зачем? – Я не знаю зачем, – Олаф изо всех сил старался не сказать лишнего, чтобы не напугать девочку. – Не могу говорить за всех. Но что было с Гордоном, знаю. Он был моим приятелем. Не закадычным, но нам приходилось выпивать вместе за игрой в Питц. Однажды, Гордон так напился, что проговорился о том, что находится в ужасном отчаянье. Он, к слову, был приживала, как и я. Мы стараемся держаться вместе. Таким приезжим, как мы с тобой, в Гардарики очень сложно выживать порознь. Он когда-то приехал из Америки. Мы подружились. Вот… – Продолжайте. – Гордон признался в тот вечер, что деньги, на которые мы пили, были его последними. И пропивает он их, потому что все его надежды исполнить заветную мечту не оправдались. Он уже был готов впустить Клобука, чтобы получить желаемое. Я спросил, чего же он так сильно хочет, что даже готов …кхем, что готов на такой отчаянный шаг. – И чего он хотел? – Он хотел получить место генерала на службе. Гордон пять лет работал, не покладая рук, но не продвинулся выше конвойного. Стать генералом, и, носить серую шинель было его заветным желанием. Когда же беднягу арестовали, я узнал, что к нему пришел Чайка. Кстати, Чайка что-нибудь тебе рассказывал про Гордона? – Чайка теперь не разговорчив… Скажите уже, причем здесь платок? Вы опять куда-то уходите в сторону. Не увиливайте Олаф. Причем здесь платок Ростиха? Я хочу знать, виновен Ростих или нет! – Ну ладно, – всплеснул руками переводчик и признался. – После смерти Гордона, я пробрался в канцелярию и прочел его дело. Только я умоляю, не говори об этом никому. В стенограмме последнего допроса было написано, что Гордон пожелал стать не просто генералом, а членом Родового Круга. – Ростих сказал, это невозможно! – О, дорогая, для Клобуков нет ничего невозможного. Если они пообещали, то ты получишь обещанное. План был такой: Гордон достает Клобуку информацию о свитке, допросы имена и явки. Затем в Гордона влюбляется девушка из РК. Они поженятся. И избранник наследницы, по прошествии лет, станет не просто господином с золотой брошью, а величайшим Старейшиной. – Ага, значит, Клобуки не всегда выполняют свои обещания. Гордон умер. – Ну ты даешь! Чем слушаешь? Клобук сказал: «Муж наследницы станет величайшим старейшиной». Гордон сам придумал, что он станет этим самым «мужем». А дух просто не стал его разубеждать. К слову, сейчас в Родовом Круге нет ни одной наследницы. Все лица фамилий – мужчины. – Я совсем запуталась. Чайка говорит – наследница есть. Вы говорите ее нет. И причем же тогда платок Ростиха? – Дело в том, что в голове Гордона была идея фикс. Он еще с нашей стажировки бредил белыми перчатками и платками с инициалами РК. К моменту знакомства с Ростихом, Клобук уже свел беднягу сума. Вот Гордон и решил, что стоит получить платок, так и все остальное тоже окажется у него в руках. Я предполагаю, что он забрал платок, и договор с Кобуком исполнился. И потом все… – Олаф осекся, когда увидел, что на ступеньках крыльца кирпичного дома сидел коренастый мужчина – это был цирюльник. Щеки его казались голубыми от короткой темной щетины. Мужчина был в белом переднике, а в руках держал кожаный ремень и точил об него лезвие опасной бритвы. Рядом крутился другой знакомый Олафу персонаж – журналист Нао Хольм. Он пытался заговорить с цирюльником, но все попытки были тщетными. Вид у журналиста был такой, точно ему совсем некуда податься. Там, в переулке, из которого пришел Олаф, стояла давка, а за цирюльней – море. Возможно, Хольм думал, как бы добраться до извозчика, но в такой толпе сделать это едва ли возможно. Лида же совсем не собиралась отставать от Олафа. Поэтому тот поторопился к цирюльне. Меньше всего ему хотелось продолжать неприятную тему. – Ах, дружище! – Похлопал и приобнял Олафа цирюльник. – Заходи. Давно заждались. – Я пришел не просто так, – рассмеялся в ответ Олаф. – Вот познакомься, Лида Минакова. Хочу, чтобы ты поколдовал над ее прической. – Да, конечно, заходите скорее! Я лучший, дорогая Лида, не переживайте. Лида, глядя на улыбку человека с голубыми щеками, робко улыбнулась в ответ. Он ей понравился. – Лида, познакомься, это хозяин цирюльни господин Айгар. Он удивит тебя, вот увидишь! Лида кивнула и покорно села в кресло у большого зеркала, отбрасывающее на просторное помещение золотые блики. Олаф присел в стороне наблюдать за работой мастера. Журналиста остался сидеть на крыльце с грустной физиономией, точно сиротка. – Здравствуйте, я Олаф Григер. Помните меня? Мы познакомились в Патестатутме, – крикнул переводчик в спину акуле пера. Хольм лениво обернулся, поднял на Олафа глаза: – Помню. Что вам нужно? – Хотел спросить, появились ли у вас проблем после нашей встречи? – Статью не взяли в номер, и я остался без обедов на три дня, – буркнул Хольм, встал и отряхнулся. – Другое дело, что я пока не решил, проблема это или мои трудовые будни! – О, ну мне очень жаль, что так вышло. С РК работа – дело не слишком благодарное. – Работа моя неблагодарная! – ответил журналист. – Хорошо, что мне благодарности и не нужны. Возьмите. Он сунул Олафу визитку с надписью: «Нао Хольм. Журналист. Хотите помочь – говорите правду», и довольный зашагал прочь к морю. Айгар уже вовсю колдовал над Лидой. Еще два молодых парикмахера наводили красоту двум молоденьким хохотушкам. По всей видимости, это были сестры, собравшиеся отправиться на бал. В особой кабине сидел третий посетитель – богатый пожилой аристократ с пушистыми усами. Цирюльник минут десять смотрел на короткие волосы Лиды и периодически накручивал ее кудряшки себе на палец. Он смотрел и так, и эдак. Хмурился и пыхтел. – Как ты себя чувствуешь? – спросил Лиду Олаф. Девочка не ответила. Она печально разглядывала раскрашенных и разодетых красавиц в соседних креслах. А те бросали на нее изумленные взгляды. Видимо сестрам раньше не приходилось видеть девушек с мужской прической. Наконец, Айгар хлопнул в ладоши, и вытер руки о белоснежный передник. Он тоже заметил, что сестры смотрят на Лиду с высока. – Скажи девочке, что она будет в сто раз красивее этих пигалиц. – Шепнул цирюльник Олафу и громко обратился к сестрам. – Вы великолепны, мои ласточки! Никого прекраснее за всю неделю маскарада я не видел! «Жук» – подумал Олаф и перевел его слова. Пока Олаф говорил с Лидой, цирюльник проверил работу своих учеников и отвесил еще несколько банальных комплементов девушкам. После чего вернулся к Лиде и развернул ее спиной к зеркалу. – Не волнуйся. Айгар сказал, ты будет самой-самой красивой! – напомнил Олаф воодушевленно. Лида кивнула и потерянным взглядом посмотрела на цирюльника. Тот, с видом победителя, вынул из сумки на поясе красный пузырек и откупорил его. Мазь в пузырьке была прозрачной и вкусно пахла розами. Втирая в волосы Лиды снадобье, цирюльник лепетал приятные слова. И вдруг, тем же приятным и убаюкивающим тоном, он сказал: – Хольм приходил и спрашивал, где купить пуговицы. Журналюга ищет способ добраться до Скупки. Мне сообщили, он хочет увидеться с Вещевозом. Олаф от такой информации буквально обалдел. Как все-таки Айгар умеет сменить тему! Он вдруг осознал, что и сам расслабился от трелей парикмахера. Пришлось взбодриться, чтобы ответить ему спокойно. – Это невозможно. Нет пуговиц – нет сделок. Кто навел Хольма на тебя? Это опасно? – Не думаю… Вот так, дорогая, всего двадцать минут и станешь прекрасней белых лотосов!.. Хольм не опасен, и ничего не знает наверняка. – Одарив Лиду ослепительной улыбкой, Айгар взял Олафа под локоть и отвел к кабинке, за которой собирали на бал почтенного аристократа. Когда он убедился, что лишние уши его не слышат, цирюльник сказал уже серьезно. – Журналист попал пальцем в небо. Я отвадил его. Он ушел уверенный, что ему дали ложную наводку. А на счет того, кто именно мог на Скупке указать продать цирюльню, так это мог быть любой жалкий пират из числа тех, с кем мы плавали в Китай прошлым месяцем. – Ты не боишься? – Нет, – твердо ответил цирюльник. – Если бы Хольм знал наверняка, то он бы ни за что на свете не ушел. К тому же, я думаю, имя Вещевоза еще что-то значит. Никакой, даже самый смелый пират, не решится предать его. Олаф вынужденно согласился. Еще до его приезда в Гардарики имя Вещевоза стало нарицательным. Не было в мире человека, который мог бы встретиться с Вещевозом по собственной воле. Только по велению самого пирата. А после того, как Олаф за свои способности делать билеты попал к Вещевозу в лапы, он и сам не заметил, как стал отзываться о пирате с трепетом. Подумав, Олаф протянул Айгару бархатный мешочек с жемчугом. Тот потянул за веревочки и заглянул внутрь. Удовлетворенно кивнув, цирюльник сунул мешочек в сумку на поясе. Пока Айгар совершал эти манипуляции, Олаф наблюдал за подмастерьем, который прилаживал черный парик на совершенно лысую голову аристократа. Затем холеное лицо аристократа начали мазать кремом, разглаживая морщины. – Какая дата, Олаф? Я должен принести хорошие новости, – сказал Айгар. – Не переживай! Карта не старше недели, я перерисовал ее лично. Корабли с жемчугом поедут по указанному мной расписанию, – цирюльник довольно хмыкнул. – Я не подводил и не подведу. Надеюсь, Вещевоз тоже сдержит свое слово. – Сдержит, не сомневайся. Когда отдашь ему долг, станешь свободным, и мы не вспомним о тебе, Варнак. – Не называй меня так. – Брось, Григер, – хлопнул его по плечу цирюльник. – Ты – славный парень. Мы тебя, можно сказать, вырастили. – К сожалению. – Сделаю вид, что не слышал этого. Я, между прочим, хотел тебя предупредить. – О чем? – спросил Олаф равнодушно, подумав, что с расчесанными усами аристократ будто скинул десяток лет. – Хранителей из Родового Круга на днях заточили в Патестатум… – Я знаю. –… двое из девяти уже погибли. Старики не выдержали пытки огнем. Олаф перевел глаза на цирюльника: – И к чему ты ведешь? – РК срываются с цепи. Никто не признается. Скоро будет назначен суд, поэтому господа из Круга предельно внимательны. Я боюсь, как бы ты не попал под горячую руку. Ты ведь переводишь за Клобуком? – Да, перевожу. Точнее, переводил. Меня отстранили от последнего допроса. – Это очень хорошо, – выдохнул цирюльник. – Да уж, хорошо… – разочарованно протянул Олаф. И ему вдруг стало очень весело, знал бы Айгар, что сейчас делает прическу хозяйке Клобука! Интересно что бы он тогда сказал? Испугался бы или храбрился? – Я скажу Вещевозу, что ты в этом деле замешен. – Не смей! – воскликнул Олаф. – Не нужно вообще упоминать меня. Отдал карту и назад. – Хорошо! Зачем так волноваться? Я недавно делал дочери босса костюм на маскарад. Девочка очень подросла, стала похожа на мать, – сказал, как бы между прочим цирюльник. А Олаф представил, как Айгар болтает без умолку, расчесывает волосы маленькой девочке, потом чешет свои синие от щетины щеки и передает все столичные сплетни Вещевозу. При этом, не забывая попросить для себя жемчуга для крупных сделок на Скупке. Кто бы мог подумать, что один из самых влиятельных контрабандистов, бреет бороды и расчесывает усы избалованным аристократом? Через цирюльника многое можно было узнать, потому что сам Вещевоз все рассказывал своему любимому парикмахеру. И даже доверял уход за своей единственной дочерью. – Айгар, расскажи мне о лекарстве, которое лечит болезни крови, – Айгар удивленно посмотрел на Олафа. – Моя подруга несправедливо страдает от «неизлечимой болезни» во внешнем мире. – Во внешнем мире? – вздохнул цирюльник, и направился к Лиде, чтобы вымыть голову девочке. – Ты не меняешься Олаф. Спасти всех несчастненьких не получится. – Ну так что? Знаешь о таком? Не думай о жемчуге. Я щедро заплачу за информацию. – Не надо жемчугов. – Почему? Зачем сразу отказывать? – разозлился Олаф. Лида с тревогой посмотрела на него и дернулась в руках парикмахера. Олафу пришлось отвлечься и сказать по-русски, – Извини дорогая, я погорячился. Все в порядке. Ты очень приглянулась Айгару. – Правда? – улыбнулась Лида. – Что там у меня на голове? Я теперь буду рыжая? – Нет! – Рассмеялся Олаф. – Подожди, сейчас увидишь. – Ты, Олаф, сначала послушай, а потом кричи. Не знаю насчёт лекарства для крови. Но есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Я большой друг прислуги из одного уважаемого дома … Олаф подумал о фамилии Вигго – это семья родовитых докторов из РК, лучших в Гардарики. – … горничная рассказала, что хозяйка спорила с мужем… – Олаф подался в перед, чтобы не пропустить ни одного слова. А Айгар уже вытирал Лиде волосы. – Она выложила мне все тайны своих хозяев. Была весьма наблюдательна и даже остроумна… – Ну? – В общем, в Родовом Круге есть цветок – особый Двулистник грея. Очень редкий. В дождь листочки у него становятся прозрачные. В остальное время, это очень неприметное растение. Микстура из него лечит все. Понимаешь? Все! Говорят, что даже Холеру. Но я в это не верю. – Не слышал. На Скупке никто его не перепродавал. Слова Олафа очень рассмешили цирюльника: – А ты знаешь, почему его никогда не продавали? Спрос на него у аристократов велик. На моей памяти, а это не мало, Двулистник продали только однажды. Под большим серком на аукционе в Загросе. – Кто его достал? – Какая разница, если ты не сможешь его заполучить ни за какие деньги. – Почему? – спросил Олаф, оглядев салон. Сестры были заняты болтовней парикмахеров, а аристократ никак не мог их услышать отсюда. – Потому что нужный тебе сорт Двулистника растет за границей, и цветет только под розовым небом! Внутри у Олафа будто все провалилось в пропасть. Неужели Белояр прав, и достать цветок невозможно. – Но послушай, – попытался Олаф. – Может, есть смельчак… Айгар категорично покачал головой: – Поверь мне, Варнак, кому-кому, а тебе я бы не стал врать. Двулистника под голубым небом нет! Олаф почувствовал, как руки у него налились тяжестью и сами собой опустислись. Цирюльник повелел Лиде закрыть лицо руками и развернул кресло к зеркалу. Девочка сидела с закрытым лицом и боялась отнять руки. – Давай же посмотри, Лида! – позвал Олаф. Лида отняла руки и сразу потрогала мягкие пряди. Лицо у нее скривилась, будто она вот-вот заплачет. Всхлипнув, девочка снова закрыла лицо. – Ну что ты? – подбежал к ней Олаф. – Кто же в такую минуту плачет? Ты же такая красивая. Смеясь и плача, Лида вытерла ладонью мокрые щеки. Но снова посмотрев в зеркало, она не удержалась и, крепко обняв Олафа, расплакалась. Лида пыталась что-то сказать собравшимся вокруг парикмахерам, поворачивая к каждому из них миловидное лицо с благодарными глазами, но голос срывался, и она только смеялась и всхлипывала. Олаф выдавил из себя улыбку, зная, что получилось очень фальшиво. Лида, кажется, этого не заметила. Она ощупывала свою преобразившуюся голову. Вместо пушистых парашютов, к плечам Лиды спускались светлые кудри густых и блестящих волос. Главный цирюльник Гардарики демонстративно выбросил опостылевшую косынку. А Олафу к горлу подступил горький комок. Он почувствовал, что не может больше смотреть на Лиду спокойно, и вышел на крыльцо, чтобы не расплакаться.