Мамины советы БЕС-ценны

«Итак, приступим...» — думает Андрейка, с горем-пополам засунув кляп в рот сопящего соседушки. Вытаскивая из кучки секс-игрушек небольшую метёлочку, выдыхает, пытаясь побороть неуверенность и закомплексованность. Повертев предмет в руках, задумчиво пожёвывая губу, соображает, куда применить-то. Оглядывает растянутое на кровати мускулистое тело, останавливая в итоге жадный взор на мужском достоинстве, закованном в «пояс верности». Нервно сглатывает. Приближается, с некоторой опаской склоняясь над «узником», базирующимся между накачанных ног. Стало жарко от одного вида представшего великолепия, раньше грезившегося наяву. А сейчас его можно коснуться. Не только этого, заключённого в металлическую сетку, но всего тела, где отчётливо проступают натренированные мышцы. «Хорош... — сглатывает Андрей слюну. — Божественен. Приступим?» Сказать легко — сделать сложнее. Впрочем, воображение поможет, если вдруг оказался в тупике. *** Открывает наш пленник глаза и видит такую картину: сидит на нём, в чём мать родила, сосед сверху и пошлым идиотом улыбается. Пальчиками по его груди скользит, соски задевая, да язычком губы облизывает в предвкушении. Жертва ручками дёрг — наручники звякнули. Ножками шорх — та же оказия. Глаза кровью наливаются, тело напрягается, и давай танцы над простынёй отплясывать в ритме корриды. Сбросить-то хочется наглого сластолюбца! Да не тут-то было. Андрейка поначалу глаза вытаращил. Однако через минуту во вкус вошёл: принялся себя раззадоривать да степень возбуждения повышать игривыми подскоками. «Дружок» его вверх-вниз, вверх-вниз. Так разыгрался малыш, что, не дойдя до главного блюда, разрядился белесым «молочком» на них обоих. Бедный-бедный пленник — на лицо попало, а вытереться никак. Рычит, зубками типа клацает, насколько кляп во рту позволяет, только изменить ничего не может. Ну, Андрейка разве злодей? Салфеточку взял, любовно парня почистил и поцеловал под конец прямо в покрытый испариной лоб. В бешеные глаза заглянул, неудовлетворённость моментом заприметил (что это не она любимая — проигнорировал) и решил исправить несправедливость, заставляющую правое веко соседа нервно подёргиваться. Медленно по влажному телу вниз съезжать начал, к цели первостепенной, да приговаривать: — Расти счастье большое-пребольшое. Будет тебе сладость запредельная, — и причмокивает в предвкушении. — Мм-мм… — мычит жертва зло: фейс красный, что помидорка перезрелая. — Не волнуйся ты так. Всё хорошо, — обращается Андрейка к заключённому в «пояс верности», игнорируя хозяина, чьи глаза сейчас на бычьи походят. Маменькин сынок стек в руки берёт и принимается с новообретённым «дружком» сквозь стальные прутья поигрывать. Щёточкой по стволу проводит от основания до вершины, затем вниз, щекоча, и снова медленно-медленно вверх, где принимается несуществующую пыль сметать с самой «огось» активировавшейся палицы. — Мы-мы-мм... — дёргается пленник, пытаясь движением бёдер из стороны в сторону избежать возбуждающих прикосновений, чтобы не завестись сверх меры. Естественно, стало хуже. Тело, оно ведь какое тело? Правильно! Ему на доводы разума чхать с высокой колокольни, главное, чтобы кайф; главное, чтобы на вынос: без мыслей и раздражающих рассуждений о целесообразности тех или иных действий. Насилуют? И что с того? Посмотрите, как нежно и обходительно это делают! И каков итог сопротивления? Правильно! Душу наравне с разумом заткнуть, а тело пусть наслаждается. Андрейка ведь нежен? Нежен. Посмотрите, как любовно он обдувает ветерком из губок это самое «огось», а глаза так и сияют чистым счастьем. Как можно такому отказать? Естественно, нельзя. Можно бёдрами навстречу податься, чтобы явственно дать понять: ты нравишься мне, парень. А бешенство в глазах? Ну, с кем не бывает? Соринка в глаз попала, а второй за компанию кровью налился. Парень подаётся чуть назад, затем резко вниз, приподнимая любимого за бёдра и разглядывая накачанный задок. Сквозь кляп орут что-то нецензурное (сто процентов нецензурное), попка ходуном ходит в желании вырваться. Андрейка причмокивает. Он никогда не считал себя охотником, но сейчас мелькает мысль, насколько не против побывать внутри этого тела. Такое мощное и под ним. «М-м. Заманчиво. Но в другой раз», — опускает ношу обратно на кровать, предварительно собственнически сжав упругие полушария ягодиц. И внутри затрепетало. Вроде обычное действо, только такое домашнее и родное. Влюблённый всплакнул. Стараясь сильно не вдаваться в сантименты, серьёзно задумывается: что дальше? На садиста не учился, тянуть волынку не привык. И, как быть? Мать ведь наказала, поиграть подольше. «Хотя… — жадно обозревает объект страсти в высшей степени возбуждения. — Стоит ли тянуть? В собственном задике уже зудит да подёргивает. — Парень подаётся вперёд. — Можно позднее наказ матери выполнить». Наш добродей осторожно снимает стальной каркас с паха пленника и откладывает в сторону. Затем решает стянуть с себя одежонку кожаную, а то неуютно с непривычки. Следом берёт смазку и обильно поливает внушительность соседушки. Медленно-медленно размазывает маслянистую субстанцию по горячей плоти, сквозь узкие щёлочки наблюдая за его реакцией. Анатолий явно сопротивляется удовольствию, напрягая волю и сжимая пальцы в кулаки. Лёгкая улыбка и Андрейка переключается на своего «малыша», делая того скользким до приятностей, затем прикладывается им к иному и начинает тереться. Ощущения зашкаливают. Дыхание учащается. Дыхание обрывается, чтобы в итоге обрести глубину приближающегося экстаза. «Хорошо-о-о. Влажно, ребристо, скользко, горячо…». Пленник вдруг резко дёргается и парень слетает с кровати, шмякнувшись на пол не по-королевски. Дезориентированный, трясёт головой и смотрит вверх, где объект сексуальной нежности жаждет сбежать, со всей дури дёргая руками и ногами. Не иначе стремится порвать цепь наручников. Но мать умна — цепь крепка. Не прокатывает. Встав на четвереньки, Андрейка медленно ползёт обратно, повиливая голым задом. Секунда, и чужие бёдра осёдланы да крепко сжаты коленями. Хозяин положения подаётся вперёд всем корпусом, отчего лица обоих теперь оказываются на одном уровне. Язык провокационно слизывает пот с щёки соседа, затем скользит к уху. — Хочешь войти? — хриплый шёпот, а попка трётся о его восставшего. Глаза в глаза. Напряжение. Не теряя достигнутого зрительного контакта, Андрейка наощупь дотягивается до смазки и выливает часть содержимого на ладонь. Затем начинает готовить себя, чуть постанывая при этом для пущего звукового эффекта. За всё время процесса пленник не шевелится. Бешенства больше нет: видимо, осознал, что его попик вне опасности — на коже играет лёгкий румянец. Взгляд странен и глубок, а когда парень плавно насаживатся, лишь опускает веки и резко подаётся вверх, проникая чрезмерно глубоко. Плотная пульсация входит на всю длину. От неожиданности Андрейка вскрикивает, вонзив пальцы в широкие плечи партнёра. Внутренности обжигает: такие габариты впервые в него вторгаются. Но отступать он не намерен. Поэтому прикусывает нижнюю губу и, несмотря на неприятную резь, начинает подмахивать, чтобы полнее вобрать в себя нехилую внушительность. Пот выступает на лбу. Катится по вискам. Чтобы облегчить принятие, парень чуть подаётся назад, позволив желанной страсти войти под менее острым углом. Становится менее болезненно. Вверх-вниз… вверх-вниз… напряжение нарастает, но… чего-то не хватает… мало... Туманный взгляд вниз. Пленник больше не сопротивляется, изучая его горящими страстью глазами. В глубине пульсирующих зрачков отчётливо читается приказ: «Освободи и вынь кляп!». Андрейка колеблется. Знает, что может пожалеть. Однако чувство неудовлетворённости толкает к краю пропасти. Всё тело требует прикосновений не только глубинных, но и поверхностных. «Мать меня убьёт! Или некто иной? Всё равно...» Наш малый чуть приподнимается на коленях, готовый соскочить, чтобы освободить пленного, но бешенство, мгновенно вспыхнувшее во взгляде Анатолия, останавливает на полпути. Парень тушуется. Оглядывается. Ключи лежат на стуле позади и чтобы их достать необходимо, как минимум, развернуться на сто восемьдесят градусов и податься вперёд. «Как подобное провернуть, не сойдя с…» Краска ударяет Андрейке в лицо, когда картина «как» ясно всплывает в разуме. Если он подобное провернёт, то окажется полностью открыт чужому взору по самое не хочу. Сглатывает. Жмётся. Но в итоге, набравшись мужества, всё же проделывает смущающую круговерть, дарящую странно дурманящие ощущения. Мир плывёт и качается. Переведя дух, он наклоняется вперёд и протягивает руку за ключами от наручников. «Огось» внутри резко увеличивается в размерах. — Ох… — шумный выдох. Но требуемое взято. Разворот в обратку труден, ибо заполнен до предела. Его буквально трясёт, но не от страха, а животной потребности ощутить трение внутри тела много полнее и ответно. Сил еле хватает, чтобы снять наручники с Анатолия, столь колбасит от промедления, ибо ключи, то и дело, выпадают из дрожащих пальцев. Стоит пленнику обрести свободу, тот сам выдёргивает кляп изо рта, сплёвывая шерстяные волоски. Клубок материи летит в конец комнаты. — Ну, ты, мразь! — гарк, но какой-то неуверенный. Анатолий подрывается с места и, не размыкая единства, проворачивает парня на весу вокруг оси, затем нагибает, чтобы наверняка и глубже некуда. Заход резок, а пальцы, разводящие светлые ягодицы в стороны, беспощадны. Толчок гневен, ещё один страстен, третий угловат. Интенсивность нарастает, заставляя Андрейку сминать простыни дрожащими пальцами, кусать губы, желать, вбирать всё и без остатка. Стонать от боли. Стонать от наслаждения. От планомерности, сносящей крышу. Как оказалось, контактная грубость — то, чего не хватало. Этой немереной мощи, интенсивности, даруемых истинным самцом до упора, амплитудно, до горловых вскриков. Этой хватки на волосах... рывка, заставляющего выгибаться дугой и выпячиваться навстречу. Андрейка дотягивается до своей болезности и ведёт себя к облегчению, работая рукой. Анатолию наверняка невдомёк, что это тоже часть процесса — натурал, есть натурал, ни шиша не знает. Пальцы скользят вниз до основания, вверх, задевая средоточение страсти. Быстрее. Быстрее. Быстрее. Туман перед глазами, как признак приближающегося финиша. Сердце выдаёт бешенные ритмы. Тело горит. В мыслях никаких сожалений, даже если «после» его убьют на месте. Он осуществил свою мечту, хоть раз оказаться под любимым человеком. Последний «чпок» и сосед счастлив в горловом крещендо. И он не отстаёт, приведя себя к финалу в тот же момент. Андрейка счастлив...