Полароиды

Кортни вылетела на улицу, не чувствуя ни сердца, упавшего в ноги, ни ног, ставших ватными в одно только мгновение. Кажется, она даже не дышала, и в висках болезненно пульсировало слово, отрицающее это мгновение. «Нет», - проносилось в голове, словно ураган, унесший жизнь целого города. Когда Кортни добежала до места под своим окном, первое, что она увидела — это толпу. Просто прохожие, они облепили все вокруг аки назойливые мухи. Их было так много, что те три секунды, в которые Кортни с криком расталкивала каждого, кто мешал ей подойти ближе, показались доктору Грин страшной вечностью. Может, это случилось еще и потому, что вечность была неизвестной, полной страха, что ее маленькая Инди не выжила, и отчаяния, сжимавшего ее, подстегивающего, смеявшегося, говорившего, мол, конечно, она не могла выжить, и ты сейчас надеешься, как безумная, а потом умрешь от боли вместе с ней. Но это не так. Это не может быть правдой. Инди всего тринадцать — тринадцать, и она почти выздоровела. Ее поступок не рецидив, а всего лишь глупая ошибка, которую они исправят вместе. Они справятся с этим вместе. Она не умерла. Не могла умереть. Кортни приземлилась на колени, сильно стукнувшись об асфальт, и склонилась над неестественно изогнутым телом Индии. Ее пижама закатилась почти до груди, одна нога была словно вывернута в другую сторону и почти касалась бедра. Где-то вдалеке послышался звук мигалок, но Грин ничего не слышала. Люди, стоявшие вокруг них, не подходили ближе, чем метра на три, и только в ужасе качали головами. Какой-то мужчина окликнул ее и даже коснулся плеча. Он что-то говорил. Кортни держала голову Индии-Роуз; ее руки испачкались кровью, залившей затылок и шею, и все пространство вокруг. Кровь испачкала пижаму багрово-красным, а розовый снег зловеще переливался на заходящем солнце, будто бы природа совсем не сожалеет. - Индия… Индия… Пожалуйста… Открой глаза, пожалуйста, не оставляй меня, не оставляй меня, ты слышишь, Инди, мы с тобой со всем справимся, мы будем вместе, всегда, я буду с тобой… - Кортни рыдала, прижимая к себе бездыханное тело и пытаясь сосредоточиться на маленьком невинном лице. Еще не сформировавшемся окончательно. Она бы стала потрясающе красивой женщиной. - Я прошу тебя… Индия… Слезы все текли и текли, не переставая; они капали на слипшиеся от крови волосы, но не могли ее смыть. Они вообще ничего не могли. Полиция приехала очень быстро. Шериф стоял над головой Грин и повторял одно и то же, а Кортни просто обнимала ее — мертвую, юную и потерянную для этого мира. Голоса вокруг были неразличимы, и ничто больше не имело значения сейчас, в эту секунду: только оглушительный шум мигалок, мертвая малышка Инди на руках, так и не ставшая ей законной дочерью, и измученное болью собственное сознание. - ...Мэм, мэм, отойдите, пожалуйста, Ридли, убери ее. Когда чья-то ужасная рука обвила ее ребра, Кортни словно сошла с ума. Апатия, охватившая ее, подсказала, что Инди сейчас заберут, и Грин больше никогда ее не увидит. Толпа коллективно поджала губы в сожалении, а Кортни начала кричать так громко, что не слышала саму себя. Потом она ощутила легкий укол в предплечье и провалилась в безмолвную бездну. *** - ...Вы ее мать? - Я ее доктор, - сухо ответила Кортни. Она неотрывно глядела в точку на стене своей кухни и почти физически ощущала пустоту, окутавшую ее, как самая заботливая в мире мать. Кортни тоже могла бы стать матерью. Песенка закончилась раньше, чем ее начали петь. - Простите… А где ее мать? - В могиле, - шериф неловко прокашлялся. - Вся ее семья там. Приют «Святой Софии» отправил ее на лечение в нашу клинику. Страховка покрыла три месяца лечения. Это слишком маленький срок. Я оплатила остальное. Вела ее год. Подготовила все документы на удочерение. Теперь Инди тоже в могиле. Что-нибудь еще, шериф? - последнее предложение у нее получилось апатично-протяжным, и допрашивать ее дальше он не осмелился. Его только назначили на эту должность; «бывалым» назвать язык не поворачивался. Кортни медленно обернула голову в сторону новоиспеченного шерифа и моргнула. - Я… Нет, ничего. Я сожалею Вашей утрате, мисс Грин. Кортни кивнула. Сборище копов в ее квартире решила Лэмми — они работали в одной клинике и общались как хорошие подруги. Кажется, она привезла нужные документы и предоставила этим стервятникам все необходимое, чтобы они наконец уехали. «Самоубийство на почве психического расстройства: острое параноидальное расстройство личности, социальное тревожное расстройство, посттравматическое стрессовое расстройство» - она успела прочитать это в тех бумажках, которые невыразимо старательно заполнял один из копов. Инди будут помнить только как местную сумасшедшую, и всем на это наплевать. Хах. Кортни до сих пор не могла поверить в то, что весь этот кошмар — не очередной страшный сон. Она была абсолютно опустошена. - Кортни, - тихо обратилась к ней Лэмми. Она выпроводила всех из ее квартиры и теперь сидела здесь, рядом с Грин, потому что знала, как много значила для Кортни эта девочка. Сейчас она впала в апатию, но потом боль вернется и напомнит о себе еще не раз — это нормальная реакция мозга. Горе необходимо пережить, качественно пережить, чтобы потом оно не возвращалось, и Лэмми казалось, что кто-кто, а доктор Грин-то понимает, что надо делать. Но, Иисусе, они были знакомы всего каких-то два года. - Мне очень, очень жаль. - Спасибо, Лэмми, - статично сказала Кортни. - Если тебя не затруднит. В четвертом шкафчике от плиты есть синяя пластинка хлоралгидрата. В первом — коньяк. Одну таблетку. Сейчас. - Что? Но он запрещен в… - тут же нахмурилась Лэмми. - Если тебе сложно, ты можешь ехать домой. Она нервно поправила свои темные волосы, ниспадающие на плечи, и с явным скрипом внутри сделала то, о чем ее попросили. Возможно, она совершила преступление, когда бросила эту таблетку в стакан с коньяком. Возможно, стала соучастницей. Завтра совесть ее замучит, но сегодня ее мучило исключительно любопытство и сострадание. То есть… Сострадание и любопытство. - Зачем тебе такое сильное снотворное? Кортни? Тебе укололи дозу успокоительного, ты можешь уснуть и так. - Это не твое дело, Лэмми, - Грин посмотрела на нее так, что у Лэмми мурашки забегали от чего-то, что граничило с ужасом и желанием уйти и никогда больше сюда не возвращаться. Она понимала, что пришлось пережить убитой горем коллеге и полагала, что эта трагедия могла закончиться не одним самоубийством. У Кортни такой взгляд был. Говорящий. Будто она уже мертва. - Я ложусь спать. Спасибо, что заглянула. Передай доктору Адамс, что я увольняюсь. Лэмми настороженно смотрела на то, как Кортни залпом выпила стакан коньяка, в котором растворилась таблетка снотворного, а потом довольно уверенно поднялась и неспешно направилась к выходу из кухни. Она обернулась, прежде чем вышла, и добавила: - Будешь уходить — захлопни дверь. Пока, Лэмми. Кортни рухнула на кровать в своей спальне; она уснула минут через семь — как обычно, где-то часа на три после хлоралгидрата, до первого кошмара. Они снились ей так часто, что доктор Грин уже знала сценарии наизусть. Сначала к ней придет дядя Гордон, чтобы снять с нее нижнее белье и изнасиловать, затыкая рот. После него на огонек заглянет Хелен, чтобы сказать, что Кортни мерзкая, так что они больше не смогут встречаться. А потом, вероятно, Инди. Интересно, что она скажет?