Фэндомные огрызки

Я брожу по улицам Киркволла уже — сколько? Месяц, три месяца, полгода, может, уже целый год? Потребность в календаре отпадает сама по себе, когда к тому, что называется жизнью, более нельзя примерить шкуру обыденности — той самой, наполненной привычной рутиной дня и ночи. Я не знаю, что такое день; я не понимаю, когда ночь. Вокруг меня постоянный густой туман из неясных шёпотов, шороха пергаментов, капель чернил и аромата белых лилий. О, она так любила белые лилии! Этот приторный до тошноты запах цветов — всё, что у меня есть. Всё, что она мне оставила. Я вдыхаю его полной грудью. Глубоко, до головокружения, затягиваясь собственными воспоминаниями, точно лириумной пылью. Мне хорошо? Мне плохо? Я не знаю. Белые лилии сладко пахнут разложением. *** Про меня узнали. Киркволльское подполье магов — сброд нытиков и запуганных дураков. Заправляет этими отбросами Тароне, которая подобно любой королеве магической клоаки мнит себя великой и уникальной. Её познания в магии крови жалки, умения ничтожны, а стремления банальны, пусты и ведут к логичному самоуничтожению. Я вдоволь посмеялся над её потугами впечатлить меня. И как я мог думать, будто это отребье, которое стыдно признавать собратьями по дару, окажется в состоянии хоть чем-то мне помочь? Тароне пыталась разузнать, каковы мои намерения здесь; что конкретно я ищу в Киркволле. «Я хочу убить тебя». Я испытал нечто напоминающее злорадство, когда Тароне натолкнулась на эту мысль в моей голове. Больше она никогда не пыталась понять меня. *** Оказалось, шайка Тароне не настолько безнадежна, как я предполагал поначалу. Свои люди — информаторы — имелись в местном Круге Магов, были вхожи в святилище знаний и виделись мне вполне способными добыть кое-что. Я увидел эту возможность и стал снисходительнее к Тароне и тем просителям, которых она присылала. Я даже стал посещать сходки киркволльских малефикаров. Иногда. Когда было скучно. На одном из таких собраний Тароне с гордостью, будто это было достижением, представила мне поверенных людей из Круга. Я запомнил только её, только Марен. Марен. Забавное имя. Длинные тонкие пальцы, прекрасная кожа — это руки настоящего ученого, вот бы еще хоть раз взять своими пальцами её… Марен… Ма… н… Ох, и откуда взялось столько клякс? Мои руки дрожат. Я снова и снова переживаю мгновения нашей встречи. К счастью ли, или к сожалению, я запомнил только боль. Ужасную, давящую боль в груди. Сердце моё, от которого я столь отвык, что даже смирился с тем, будто оно иссохло за ненадобностью, трещало как камень под ударами молота. Я весь осыпался осколками. В меня забивали клинья, пока я не разлетелся тысячей осколков, но меня сшили заново искрящимся бешенством молний. Моё собственное сознание обманывало меня! Я едва дышал, казалось, я умираю. Умираю на руинах прежнего себя, которые я бережно хранил, чтобы помнить любовь, чтобы помнить смерть. Марен только лишь улыбнулась, а я неожиданно ожил. Моя кровь обернулась огнём, жгущей лавой жизнь забурлила внутри меня, сквозь меня — из-за неё. Я был счастлив, я был без ума. Я с трудом выпустил её руку из своей. Я до сих по чувствую то прикосновение, будто бы оно было вчера. И мне так же приятно. Я точно так же безумен. Я пьян. Я совершенно пьян от этой любви, я по-прежнему голоден до того исступления. Я отправил Марен букет белых лилий. Она — избрана. Она — моя. Навсегда. *** Я любил Марен. Долго, с упоением, со страстью. Я любил без спешки, я любил её так, как задыхаются гарью пожарищ. Очень медленно, до неизбежного конца, до оплавленных изнутри лёгких. Тяжело, жарко. И каждый вздох, точно последний перед глубоким погружением во тьму. И я с радостью тонул в этой одержимости и плавно угасал в чёрном омуте. Я с блаженством закрывал глаза, отдаваясь своему желанию, и открывал их уже другим. Обновлённым, настоящим. Её тело раскрылось. Она вся раскрылась для меня — только для меня одного! — так, как не раскрывалась ещё ни для одного мужчины. Её тело расцвело остовом белых ребер, бархатом упругих лепестков нежной плоти, густым ароматом алого нектара. Я держал её сердце в своей руке, я ощущал, как оно вздрагивает в такт моему дыханию, как нить пульса неистово бьется в мою ладонь. Ей был не нужен рот, чтобы говорить. Я избавил её от надобности подбирать слова, от возможности повторять вслух нелепые глупости, уже слышанные мною не один раз. Я не хотел портить наши отношения пустой болтовней. Её лицо божественно, её глаза прекрасны, её взгляд тянет жилы из моей души. Я обмирал всем нутром, я чувствовал, как мне становится горячо. Мне тесно в собственном теле, оно неспособно вместить в себя всё, что я испытывал тогда и продолжаю испытывать сейчас. О, как бы я хотел длить и длить те мгновения. Я безотрывно, жадно смотрел в её глаза, я видел тот восхитительный миг, когда последнее эхо надежды стихло в тишине, когда отчаяние приобрело форму обречённого покоя. Я был ласков с ней, сказал, что люблю её и поэтому не могу никуда отпустить. В её глазах — застывший ужас неизбежного. Спустя еще один удар сердца — истинное понимание. Вот теперь она верит мне. Я никогда не обманываю. Экстаз ослепил и срезал все ощущения этого мира. Я сгорел дотла. Кровь на моих руках тёплая, яркая. И пахнет лилиями. *** Я не помню, сколько дней прошло. Кажется, я бродил по Киркволлу, я тенью следовал за зыбкими силуэтами людей, я даже с кем-то говорил, кого-то случайно толкнул, кто-то меня окликнул, я обернулся, но никого не увидел. А потом я очнулся в холодном поту в своей постели. Это был сон. Жалкие отзвуки прошлого. Я здесь, а она осталась там, блуждать в Тени. Нас снова разлучили. Мне так не хочется просыпаться! Но я обещал ей найти способ быть вместе, и я найду его. А для этого мне нужно быть здесь, а ей нужно быть там. *** Эйфория отпускала меня мучительно и больно, гнилыми струпьями сползая с моих бедных костей. Разум возвращался неохотно, но я должен думать. Я запер себя наедине с собой и принялся за работу. После вспышки безумного опьянения пришёл холодящий штиль без единого грамма мешающих эмоций. Я собрал все свои записи, отредактировал перспективное, сжёг ненужное. Последний опыт провалился, образец оказался испорчен. Я пробовал негашёную известь, чтобы сохранить ноги. Но что-то теперь не нравится текстура кожи. Попробую что-нибудь еще. Другое. *** Новая напасть. Или шанс? Ещё не знаю. Через людей Тароне со мной связался Первый Чародей киркволльского Круга магов. Я был удивлен его письму. Кажется, этот Орсино кое-что смыслит в магии. И не только в академической. Что ж, посмотрим, куда заведет нас это знакомство. Книга, которую он прислал в подарок, весьма любопытна. Листаю вечерами с удовольствием. *** Я остываю. Я не должен терять над собой контроль как тогда, с Марен. Я должен быть осторожнее. Киркволл — город храмовников. К тому же до меня дошли слухи, будто некто выспрашивает обо мне. Я навел справки. Новости порадовали. Мой дорогой ученик не вынес разлуки и приехал за мной следом. О, Гаскар, надеюсь, я выкрою минутку, чтобы увидеться с тобой, но сейчас я слишком занят. И слишком устал. В последнее время мне всё чаще кажется, что портрет смотрит на меня с укором. Я знаю, я всё понимаю, и я так же, как и ты, хочу воссоединиться, как можно скорее. *** Никогда бы не подумал, что буду готов поверить в подобное, но воистину неисповедимы пути Создателя. Я увидел её выходящей из борделя. Я узнал её, и мне стало тошно. Я едва поборол в себе желание ударить её за бесчестье. Как же можно это божественное тело пятнать лапами продажной любви?! Осквернение. Это осквернение моей святыни. Я проследил за ней до дома в Верхнем городе. Всё решено. И завтра утром к этому порогу доставят букет белых лилий. *** Нинетт. От неё пахло дорогими духами, мятым в сладком беспамятстве шёлком и десятками чужих рук. Я вычищу её от этой грязи. Я ненавидел её порок, я безжалостно выжигал его и чувствовал, как через страдания уходит чернота из этой трухлявой души, из осквернённого тела и остается только чистый восторг единственной эмоции. Боль. Она умоляла меня остановиться, я хотел, чтобы она кричала ещё громче. Никто не услышит её, никто не помешает мне сделать то, что я задумал. Она упивается ложной надеждой, захлёбывается мольбами. Ей нравится верить в чудо. Пусть. Её руки, её ноги, её пустая голова мне ни к чему. Только тело. Я подправил его по своей памяти: распорол это творение Создателя, превращённое в ошибку, и сшил заново. Вот теперь — идеально. *** Скоро годовщина. Я надеялся завершить работу к этому времени, но одного фрагмента не хватает. Извини, радость моя. Подожди еще. Я не забыл своего обещания. Когда я увижу этот фрагмент, то узнаю. Это лицо я узнаю, где угодно. *** Я нашёл. Просто не мог не найти. Теперь я точно знаю: нет ничего сильнее любви. И нет ничего безжалостнее любви. И смерти нет, есть только бесконечная любовь, вечное стремление к пустоте.