~
На следующее утро наш герой просыпается с расплющивающей головной болью и непрочитанным сообщением от Гарри. Как твое похмелье? — высвечивается на экране. Другая СМС приходит чуть ли не в ту же секунду. Хочу увидеть тебя сегодня .х Луи глубоко вздыхает и сваливается обратно на подушки. К сожалению, он по большей части помнит всё, что происходило у Шер. Боже, он надеется, что Джеси не заметила, как он тогда кидал в нее молнии взглядом; у нее точно есть парень, к которому она испытывает настоящую симпатию. И, о да, Луи помнит, как танцевал с Гарри. Точнее сказать, тёрся об Гарри. Почему-то ему кажется, что в воспоминании ему было неловко, но, перекручивая в голове моменты вчерашнего дня, он понимает, что это было не так. Это, пожалуй, и есть самый главный момент вчерашнего дня. А нормален ли был этот танец? Луи издает очередной сокрушенный стон и сворачивается под одеялом в позу эмбриона. С чересчур высокой скоростью начинает проясняться, что у него есть... чувства к Гарри, которым он обязан противостоять. То есть, он должен провести переговоры с самим собой: хотя бы о том, как его сердце замирает, когда Гарри улыбается ему. Ну, может, еще о своем иногда вспыхивающем желании гладить его бедра. Это тоже достаточно существенно. Луи открывает свою переписку с другом и отвечает: Заберешь меня через час? Ответ приходит моментально. Что ж, тогда увидимся :) х Что-то подсказывает Луи в конце концов вывалиться из кровати и ввалиться в ванную с целью принять ленивый утренний душ. Когда он одевается, он в первую очередь напяливает на себя свитшот баклажанного цвета, а когда случайно вдыхает исходящий от него аромат одеколона — такой свойствен только одному человеку, — Луи понимает, что с самого начала обладателем свитера был Гарри. На секунду он замирает, размышляя над тем, надевать или не надевать — в итоге побеждает последнее. Вместо него Луи натягивает черный свитшот, который уже точно не должен подвести, потому что это его собственный. Луи, конечно, пытается свыкнуться с мыслью о том, что ему нравится Гарри, но чувствовать на себе его запах неопределенное количество времени, особенно в присутствии самого парня — это немного слишком. Поэтому он продолжает собираться. После двойной чистки зубов, выливания на себя чересчур большого количество дезодоранта, заправки кровати и попытки сделать «Позу собаки» из йоги он вдруг замечает, что, возможно, немного нервничает. Может, и хорошо, что звонок в дверь прерывает его мысли, прежде чем они успеют превратиться в панические. Когда Луи открывает дверь, его взгляду предстает Гарри, что застенчиво топчется по другую сторону двери. Улыбка у него не менее застенчивая, чем поза; может, он тоже нервничает? Луи всегда знает эмоции Гарри наперед, а сейчас, даже несмотря на то, что они пока никак себя не проявили, что-то между ними уже изменилось. Гарри делает шаг вперед и заключает Луи в объятия, спрашивая: — Как себя чувствуешь? Честно говоря, как бы там Луи не пытался это скрывать, он абсолютно забыл о понятии «головная боль» еще с того момента, как имя Гарри появилось на экране его телефона. — Гораздо лучше, — он кивает. — А ты? Улыбка Гарри растет в размерах. — И я. Знаешь, я тут подумал, может, нам сегодня повеселиться? Луи приподнимает бровь. — Обычно «повеселиться» в нашем понимании означает валяться на моем диване и есть вредную пищу. Но сейчас, полагаю, ты о другом? Гарри усмехается и кивает. — Вообще-то, да. У тебя есть корзина? Это ставит Луи в тупик. — Не знаю, парень, это зависит от того, что ты собираешься с ней сделать. Тот пожимает плечами: — Ничего экстраординарного, — и улыбается. Тогда Луи закатывает глаза, но все же улыбается в ответ и отвечает: — Одна, вроде, есть рядом со стиралкой. Друг вновь кивает в ответ на это и заходит в дом, не выясняя путь до какой-либо комнаты, потому что и так знает дом Луи как свои пять пальцев. Сам же хозяин в свою очередь удивленно следует за ним, наблюдая, как Гарри собирает корзину, одеяло и прихватывает несколько подушек. На кухне, когда Гарри делает сэндвичи, то и дело оглядываясь через плечо на Луи, тот не отрывает от него взгляда. Они так близко друг к другу — Луи практически дышит ему в спину, — а всё потому, что последний опирается о кухонную стойку, находясь почти впритык к Гарри. С этого расстояния ему не нужно сильно вытягивать руку, чтобы дотронуться до места между лопаток — просто почувствовать хотя бы такой жалкий контакт с его телом, и Луи хочет сделать это простое телодвижение так сильно, что просто не может противиться странному желанию. Даже подушечки его пальцев ноют в ожидании снятия этого звенящего напряжения. Когда Гарри распущенно улыбается в ответ на прикосновение, Луи думает, что все в порядке. Правда в том, что единственный человек, с которым он себя когда-либо чувствовал совершенно правильно, — это Гарри. И никакая возможная дискриминация, отвращение или неприятие этого факта не заставят его сказать, что это неправда. Когда Гарри прекращает свои сборы, он кладет все необходимое в корзину. — Готов к пикнику, Лу? — спрашивает он. Пикник. Ну конечно же. Луи хочется знать, как он не догадался до этого сразу. — Естественно, — отвечает он. — Я родился приготовленным к нашему пикнику. — О, — говорит Гарри; он выглядит смущенным, а это смущает Луи. — Ты не хочешь переодеться? Ну ладно. — Честно говоря, нет, не планировал. А что, своим видом я вселяю ужас? — Да нет, что ты. Просто подумал, что, может, это твоя домашняя одежда, не привык видеть тебя в таком... В общем, не обращай на меня внимания. — Я никогда бы не смог перестать обращать на тебя внимание, дорогой Гарольд, — Луи тепло улыбается в ответ; отшутиться — это хороший способ закрыть тему. Однако жизнь продолжается, и вот они уже подъезжают к обширному и довольно милому парку; когда парням удается найти свободное местечко, они расстилают одеяло прямо под снисходительно чистыми небесами — на небе ни тучки. Гарри выглядит попросту замечательно с бликами рассеянных лучей английского солнца, которое находит отражение в его глазах. Он сияет, сияет по-настоящему ярко. Луи же про себя замечает, что с какой-то точки зрения он ослеплен. И присаживается, тут же обнимая колени руками и создавая видимую складку на бело-голубом одеяле. Гарри пытается разговорить друга, в ответ получая лишь машинально-быстрые ответы. С каждой новой репликой Луи тот факт, что сегодня он собрался быть по-необычному тихим, проявляется только четче. В конце концов, Гарри вздыхает. — Луи, ты в курсе, что надел сегодня сандалии вместе с носками? Я понимаю, что ты мог не обратить на это внимание, но, может быть, ты хочешь о чем-то поговорить? Луи опускает взгляд вниз, на свои ноги. Точно: он надел сандалии вместе с носками. Это, кстати, самые худшие сандалии из всех, какие только можно представить — те самые, из Adidas'a: черные, похожие на тапочки, с тремя белыми полосками наверху и знакомой каждому эмблемой. То есть, они по-настоящему ужасные. Луи выглядит так, как будто хочет показаться американским подростком, играющим в баскетбол. Он позаимствовал эту обувь у Стэна в жалкой попытке выглядеть более натурально; теперь Луи даже не пытается как-то оправдать себя — это и были его реальные намерения. Все это время он вел себя пугающе странно: носил одежду, которая ему не идет, вел себя так, как ему не идет, и изо всех сил пытался отдалиться от той части себя, которая уже смирилась с тем, что он гей. Не вышло. Наверное, больше никогда не выйдет. Поэтому Луи говорит: — Честно? Да. Есть о чем поговорить. Я хочу рассказать тебе, почему не считаю девушек привлекательными. Это огромный, ужасно громадный шаг. Правда, если он действительно хочет перестать чувствовать себя жалко каждую секунду жизни, он должен сделать именно его. Луи хочет, чтобы Гарри выглядел шокированным, выдавал своим видом неудобство, ну, либо хотя бы разозлился. Он знает, что Гарри никогда не был гомофобом, но не быть гомофобом и обнаружить, что твой лучший друг — гей, это совершенно разные вещи, согласитесь. Луи ждет. Что происходит на самом деле — выражение лица Гарри смягчается, после чего он ласково говорит: — О. Я не против. Давай поговорим об этом. И именно такая реакция выбивает Луи из колеи, потому что он не ожидал того варианта, что придется на самом деле разговаривать на щекотливую тему; почему-то Луи казалось, что они оба замрут, погрузившись в тишину, после чего начнут день за днем медленно, но верно отдаляться друг от друга. Но открытость Гарри, опять же, не знает границ, поэтому Луи пора бы перестать этому удивляться. Может быть, однажды это свершится. Луи прочищает горло. — Думаю, я... Я не знаю. То есть, девушки хорошие. Но я на самом деле... Я на самом деле... — Он чувствует, что его рот закрывается сам собой, и он не может ничегошеньки с этим поделать. Луи никогда бы не смог вообразить, как сложно ему будет пробормотать всего два слова. Раньше он представлял это совершенно по-другому: просто сказать правду скороговоркой в лицо Гарри и поставить его перед фактом, но единственное, что сейчас повторяется бесчисленное количество раз в голове, это фраза: «Ты думаешь, что сможешь, но у тебя не получится, Нэмо!» Луи — рыбка Нэмо. И он абсолютно точно потерял свой океан. — Иди сюда, — мягко говорит Гарри, приглашающе раскрывая объятия для Луи. Тот секунду сомневается, но затем подбирается ближе и прижимается к груди Гарри, который тут же обвивает его спину сзади своими длинными руками. — Я гей, — выдавливает Луи; как только слова вылетают наружу, он тут же испытывает неописуемое желание запихнуть их обратно, спрятать, выбросить, словно мусор, в бездонную черную дыру. Но вместо этого они благополучно долетают до Гарри, который — Луи не сомневается — согреет их в тепле своих рук и не даст им испариться. Это помогает. Такие мысли помогают. — Все в порядке, — воркует Гарри, — и это нормально. Я приму тебя любым, Лу. — Просто... Просто я не был самим собой в последнее время. Другая одежда, другая музыка, это все. Я пытался выглядеть натуралом. — Хорошо, — Гарри пробегается кистью сквозь волосы Луи, — но зачем? Ты волновался, что люди начнут относиться к тебе по-другому, если узнают об этом? — Наверное, — признает Луи. — Я не хотел, чтобы у них в памяти мгновенно всплывало: «Гей» — как только они меня видят. Я не хотел разговаривать с кем-то и про себя размышлять, думает ли он обо мне во время разговора: «Жалкий педик». — Нет, Луи, нет, — говорит Гарри по-прежнему мягким, но не лишенным уверенности тоном. Обычно Луи слишком горд для того, чтобы его успокаивали, но сейчас он в этом нуждается. — Почему бы они стали так думать? Вообще, в планы Луи не входило плакать, но это не мешает его глазам становиться влажными, когда он медленно отвечает: — Потому что именно это я думаю, когда смотрю в зеркало. — О, Лу, — Гарри вздыхает. — Посмотри на меня. Луи игнорирует эту просьбу, поэтому Гарри сам заключает его лицо в ладони и приподнимает подбородок Луи до тех пор, пока у того просто не остается выбора, кроме как встретиться с ним взглядом. У Гарри он настойчив, вследствие чего внутри Луи что-то болезненно дергается. — В тебе есть столько всего, — продолжает Гарри, — помимо твоей ориентации. Я знаю, звучит заезженно, но это так. Ты солнечный, ты веселый, ты прекрасный и временами даже умный, ты такой замечательный, что я чувствую себя очень удачливым, когда нахожусь рядом с тобой. И именно это думают люди, когда тебя видят. Сердце Луи сжимается, а в грудной клетке он может явственно ощутить тихий звук, напоминающий мурчание; теперь он точно чувствует себя более убежденным. Хотя бы в том, что во всем мире вы не найдете парня лучше, чем Гарри. — Ты действительно так считаешь? — Конечно, — Гарри произносит это с такой уверенностью в своих словах, что даже в непреклонный рассудок Луи вселяется сомнение в собственной никчемности; мысленно парень оставляет пометку: «Возможно, он прав». — Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, единственный человек, у которого с этим проблемы, это ты сам, Луи. Ты свой самый строгий критик. Так же, вроде, говорится? Мысленно Луи возвращается в то воспоминание в машине, когда они уезжали с вечеринки Шер и Лиам оказался очень рад, что Луи и Гарри, кажется, нравятся друг другу. Более того, Луи одевался одинаково на протяжении нескольких лет, прежде чем испугался своей ориентации, и абсолютно никто не считал его странным по этому поводу. Может быть, действительно: он единственный, кому есть дело до своего поведения, или своих предпочтений в целом? Большая волна любви к Гарри накрывает его с головой, когда он осознает, что именно этот парень постоянно делает его жизнь лучше. Поэтому сквозь беспорядочный поток мыслей Луи проскальзывает одна разумная: если он уже собрался изменить абсолютно все между ними за один день, может быть, самое важное стоит сказать именно сейчас, пока не стало поздно и Гарри не свыкнулся с новой информацией о друге? После момента тишины Луи соскребает в себе все силы, чтобы прошептать: — А еще я хочу поговорить о том, как схожу по тебе с ума. И сейчас Гарри замирает. — Что? Луи грустно смеется: — Ну а теперь ты хочешь убежать? Парень игнорирует этот вопрос, вместо ответа на него придвигаясь к Луи так, чтобы видеть его лицом к лицу. — Скажи это снова. Луи зажимает нижнюю губу между зубов и повторяет: — Ну а теперь ты хочешь убежать? Оставь меня здесь и никогда со мной больше не разговаривай. Он чувствует, как Гарри легонько бьет его подушечками пальцев по колену, но не чувствует, как Гарри убирает руку с его колена. — Не это, дурень, другое. — О, — отвечает Луи, пытаясь придать тону равнодушия, но прибавляя только нервозности, — ты имеешь в виду мою гомосексуальную влюбленность в тебя? А, это. Это весьма забавная история. — Он поворачивает голову в таком выгодном направлении, чтобы по мере возможностей полностью избегать взгляда Гарри. — Мне нужно это объяснять? — Нет, — говорит Гарри. Луи смущен и сбит с толку его внезапной улыбкой. — Я услышал достаточно. После чего его руки оказываются на одеяле по обоим сторонам от Луи, а он сам придвигается и целует его. Уходит секунда на то, чтобы Луи ответил на поцелуй, потому что это, наверное, последнее в списке его ожиданий от сегодняшнего дня, но губы Гарри — нежные, но настойчивые — заставляют его забыть о любых списках. Когда Луи целует в ответ, он делает это искренне и горячо. А когда его нижняя губа оказывается между губ Гарри, он сдавленно произносит: — Что? В это время Гарри дотрагивается рукой до его шеи, пробираясь пальцами сквозь пряди волос и объясняя: — Всё то время, что ты пытался показаться натуралом, я пытался показаться геем. Понимаешь, я понял, что им являюсь, еще несколько лет назад и теперь только ждал, когда ты заметишь меня. Голова Луи еле заметно кружится, вспухая от количества новой информации, но тем не менее теперь он чувствует себя на удивление легко. — Я всегда замечал тебя, — выдыхает он. — Мне просто потребовалось немного времени, чтобы признать это. Гарри лучезарно улыбается, а затем застенчиво опускает глаза — выдает его только приливающая к лицу краска. — Я просто думал, что, может быть, если ты поймешь, что я гей, ты сделаешь первый шаг сам? Не знаю, это, наверное, было очень глупо. — Совсем не глупо, — настойчиво говорит Луи. — Просто не очень удачно, потому что в то время я делал обратное. Гарри смеется и пригвождает Луи к одеялу (предназначенному, вообще-то, для пикника), закрепляя руки мертвой петлей на его талии, и, о да, они находятся в общественном месте. Вокруг, правда, не очень-то много народу, но даже редких проходящих мимо людей Гарри не особенно замечает; он прижимается носом к щеке Луи, словно очень любвеобильный мальчик (хотя на самом деле это так и есть). Луи замечает, что отношения у них развились до неприличия быстро, но Гарри был его лучшим другом много лет, поэтому новая стадия не кажется такой уж удивительной — парни всегда были близки. Гарри говорит: — Ну, тогда я рад, что все позади. Мне особенно не понравилась та часть, когда ты восхвалял декольте Шерил Коул. — Его большие зеленые глаза находятся близко к глазам Луи, и, хоть последний неспособен увидеть его рот с такого ракурса, он прекрасно различает улыбку в его взгляде и отсюда может подсчитать, сколько раз Гарри моргнул за пять секунд. — Для меня это был довольно неприятный момент. — И для меня тоже, — соглашается Луи. — Но здесь ты можешь не ревновать, Гарри. У тебя тоже замечательная грудь. Голова Гарри падает под собственным весом на одеяло, и тот задыхается в хихиканьях, в то время как его уже начатое: «Отъеб...» — постигает участь быть незаконченным благодаря губам Луи.~
Они с Гарри проводят остаток выходных по большей части вместе. Смотрят фильмы, гуляют, играют в футбол — словом, делают практически то же самое, чем занимались, когда были просто друзьями; но теперь это немного иначе. Поцелуи и объятия добавляют их отношениям полноты, которую Луи так легкомысленно упускал раньше. До этого они действительно не замечали отсутствия чего-то между ними двумя, но теперь, когда оно у них есть, они достигли определенного уровня завершенности. Луи никогда не чувствовал такой крайней близости с кем-нибудь за всю свою жизнь. Когда воскресенье склоняется к концу — солнце медленно и лениво начинает садиться по ту сторону горизонта, — Луи с Гарри, обнимаясь, лежат в кровати дома у последнего. Гарри почти успешно притворяется, что действительно смотрит «Захватывающее время». Почти — потому что Луи прекрасно знает, что он его не смотрит: взгляд парня никак не меняется, когда сцена на экране переключается на другую. Однако он бросает редкие взгляды на Луи, которые словно идут бонусом к узорам, что он выводит пальцами на его руке. Когда они оба решают взглянуть друг на друга в одно и то же время, Луи тоже прекращает притворяться, переваливаясь по кровати ближе к Гарри и целуя его. Кудрявый парень нащупывает пульт, в то же время пытаясь отвечать губам Луи — звук телевизора на секунду становится громче, прежде чем выключается вообще, — и уже свободными руками водить по его бедрам, ненароком задевая попу. Неожиданно Луи обнаруживает, что находится прижатым к кровати под весом Гарри, что оставляет беспорядочные поцелуи на его подбородке и шее. Луи хватается пальцами за его кудри, как бы в поисках спасения — его единственная возможность задержаться в настоящем мире, который не перестает жить вокруг них, тогда как они считают, что время остановилось; обычно такое ощущение накатывает в моменты, подобные этим — моменты, которые в последнее время всплывают все чаще и чаще. Завтра снова школа, которая не будет отпускать их до конца недели, а они еще должны выяснить, как собираются себя вести и что собираются говорить людям (если вообще собираются). Но сейчас Луи чувствует себя отстраненным от всего реального. Луи чувствует себя в безопасности. — Я хочу кое-что попробовать, — говорит он сквозь несколько шатких вздохов. Гарри сейчас целует одну из его ключиц, неуверенно потягивая вниз воротник футболки, поэтому Луи при желании может его оттолкнуть или притянуть обратно. — Но я немного боюсь это делать, — добавляет он. Гарри приподнимается, чтобы видеть лицо Луи и, соответственно, его намерения, спрашивая: — Что это? — в сопровождении начинающего загораться в глазах огня. Луи извивается под ним, после чего Гарри выпускает его из-под себя; приобретая свободу действий, он встает с кровати и опускается на колени рядом с ней, протягивая руки к ногам Гарри и побуждая его подвинуться к тому месту, где матрас заканчивается. Луи наблюдает, как тонкая тень понимания пробегает сквозь черты лица Гарри; кажется, тот уже догадывается, что с ним — вернее, для него — хотят сделать. Пальцами он прокладывает путь по ногам Гарри к линии, где начинаются его джинсы, трогая пуговицу и молнию. — Все нормально? — Меньше неуверенности, больше любопытства. Гарри подтверждает свое согласие кивком, но его глаза широко распахнуты. Он, должно быть, очень удивлен повороту событий. В том, что у них эти несколько дней подразумевало понятие «встречаться», ведущую роль всегда исполнял Гарри, терпеливо показывая Луи направление и не забывая убедиться, что тот следует за ним. Так или иначе, сейчас именно Луи делает шаг к тому, чтобы продвинуться в отношениях чуть дальше. Расположившись между ног Гарри, со звоном он расстегивает ширинку и стягивает его джинсы вниз к коленям, задерживая взгляд на черных трусах свободного покроя, которые выдают уже наполовину вставший член. Одно осторожное движение рукой от Луи, и у Гарри уже образуется полный стояк, ощутимо натягивая ткань трусов. Луи признает: ему хочется сделать фото. — Ты такой озабоченный подросток, — хихикает Луи. — Как будто ты лучше, — Гарри шутливо состраивает недовольную гримасу, чуть приподнимая бедра, не в силах пошевелиться как-то иначе. Луи усмехается, но продолжает стягивать его трусы; головка члена каким-то образом преграждает ему путь, застревая в резинке и тем самым ненамеренно дразня Гарри, прежде чем Луи медленно снимает предмет одежды до конца и член Гарри подскакивает, призывая ко вниманию. (В это время Луи чувствует, как кровь приливает к его собственному члену.) Он берет в руку эрекцию Гарри — пока что очень слабо сжимая, если не сжимая вообще, — который тут же порывисто выдыхает в ответ на этот контакт. Постепенно раскрепощаясь, Луи сжимает руку крепче, начиная водить по стволу вверх и вниз — пока что медленно — и срывая с губ Гарри уже более уверенные, но все же тихие вздохи. На секунду он прерывается с целью облизать свои пальцы, а потом возвращает руку назад. Затем Луи опускает свою голову до уровня члена Гарри. Он слышит, как тот резко вдыхает в себя воздух, и видит, как затуманенно смотрит на него из-под ресниц. — Я хочу, — говорит Луи пониженным голосом, который больше походит на урчание. — Но я не уверен, что смогу. Что, если я ужасен в минете? — Все будет хорошо, — заверяет его Гарри. — Делай все так, как считаешь нужным. Я могу подождать, если ты пока не готов. — И это даже не звучит так, как будто он пытается скрыть возможное разочарование, что дает Луи внутренний толчок. — Сними футболку. Не хочу, чтобы что-то мешалось. — Гарри делает это моментально, и Луи продолжает ему дрочить, вместе с тем наклоняясь и скрадывая последнее расстояние между его губами и головкой члена Гарри. Он касается ее мягко и едва ощутимо. — Скажи мне, если я... эм, делаю что-то не так. — Ты идеален, милый, — успокаивает его Гарри, тряся головой из стороны в сторону, — идеален. Луи же думает, что он не может просто так наклониться и отсосать Гарри, поэтому для первого раза он будет делать это постепенно. Для начала он касается языком того места, где выступает естественная смазка, чтобы смахнуть ее, а потом несколько раз скромно облизывает головку; после этого Луи проходится языком по всему стволу, оставляя за собой влажные тропинки, и на это Гарри уже издает настоящий гортанный стон. На секунду Луи задумывается, потому что не в курсе, находятся ли Энн и Робин дома; он не очень-то уверен, сможет ли их кто-то застукать, когда случайно зайдет в комнату, но дверь, вроде, закрыта. Возможно, Гарри бы не стонал так откровенно громко, если бы кто-то мог узнать о том, чем они занимаются, так что все в порядке. Кроме того, мысль, что кто-то слышит, как Луи доставляет Гарри удовольствие, горяча; даже если это его собственные родители. Он снова и снова проводит языком по члену Гарри, облизывает его и обхватывает губами, целуя; пальцы Гарри сжимаются на простыне, в то время как он все чаще испускает звук, напоминающий скулеж. Луи чувствует, что в атмосфере уже явственнее нарастает приближение оргазма Гарри, и наращивает темп, вместе с тем продолжая дрочить ему все интенсивнее. Когда он вбирает в рот головку члена Гарри полностью, прижимаясь языком к дырочке и отсасывая ему так хорошо, как только способен, сразу вслед за этими действиями Гарри обильно кончает с надрывным стоном «Лу» — и теплая сперма проливается на его язык. Луи проглатывает ее, обнаруживая горечь, которую тут же распознают рецепторы; впрочем, он не возражает ее появлению, если учесть, что это горечь спермы Гарри. Тело Гарри прогибается, и парень, чьи губы расплываются в сонливой улыбке, испытывает облегчение, поглядывая на Луи шаловливо и в то же время с нескрываемым обожанием. — Ты прекрасен, — воодушевленно шепчет он, падая на спину, в то время как Луи приподнимается на коленях за поцелуем. — А теперь вставай и позволь мне позаботиться о тебе.~
На следующее утро Луи просыпается в сопровождении здорового румянца на щеках, который, как ему кажется, может дать только хороший минет; впрочем, он бы, наверное, и не догадывался об этой особенности, если бы не тот, что Гарри сделал ему прошлой ночью в качестве благодарности: он был первым в его жизни. Его бойфренд определенно отсасывал лучше, чем он сам, потому что брал в рот всю поверхность члена, но, в конце концов, из них двоих он и более опытный в этом плане. По правде говоря, мысль о том, что Гарри приближался к чьему-то еще члену, заставляет кровь Луи вскипать, но это теперь в прошлом и уже ничего не изменишь. Как обычно, Лиам подвозит Луи до школы — на этот раз без Найла на заднем сиденье. Он замечает самодовольную улыбку друга, как только тот вползает в машину, и тут же спрашивает: — Что изменило твое отвратное утреннее настроение? Луи просто похлопывает его по плечу и бросает: — Нет ничего такого, что может заменить хороший оргазм. Лиам морщит нос, но затем все же говорит: — Хорошо, но мне не очень-то приятно об этом слушать. Хотя ты, конечно, прав. Когда приходит обеденное время, он, как всегда, сидит в столовой рядом с Гарри, с одним только различием: теперь они прижимаются так близко, что чуть ли не трутся друг о друга боками. Луи обследует глазами стол, за которым они сидят. Зейн с Найлом дурачатся — в то время как первый вешает руку через плечо второго, второй путает волосы первого, — Лиам сидит рядом с ними с сияющей улыбкой, обращенной к каждому в равной степени, и Гарри улыбается ему в ответ с не меньшим энтузиазмом. Сердце Луи содрогается от понимания, насколько он привязан к друзьям. Тут он чувствует, как два пальца Гарри пробегаются по тыльной стороне руки его руки, которая лежит на ручке стула. Когда Гарри, в конце концов, полностью берет его ладонь в свою, Луи ощущает знакомую легкость в животе и оглядывается по сторонам: остальные пока что не замечают изменений, произошедших с этими двумя, но Луи понимает, что когда-нибудь они обязательно заметят. Он думает о том, как его жизнь уже успела сформироваться, и о мире, который они построили вместе с другими парнями, наконец приходя к выводу, что это самое безопасное и самое лучшее место, в котором он только может коротать свои дни. Когда-то скоро они с Гарри смогут держать сплетенные руки над столом, и этот мир окончательно станет безупречным. Понимаете, то, что думают другие, не имеет никакого значения, потому что Луи хорошо чувствует себя в своем теле. Когда-то скоро он будет гордо и в открытую держать Гарри за руку в коридоре — и это будет замечательно. Когда-то очень, очень скоро.