Я решил, что ты будешь моим

New blood joins this earth And quickly he's subdued Through constant pain disgrace The young boy learns their rules With time the child draws in This whipping boy done wrong Deprived of all his thoughts The young man struggles on and on he's known A vow unto his own That never from this day His will they'll take away* (Metallica / «The Unforgiven») Той же ночью, после инициации. - Ты знал, что так будет! - Да что ты? – Неискреннее удивление, усмешка. - Да, ты специально все подстроил так, что теперь Алекс меня ненавидит. - Разве я хоть что-то сделал? – Старший равнодушно пожимает плечами. - Ты… со своими намеками об истекающем времени, со своим «расскажи ему все», а день-то кончился, а ты все топчешься… И я купился, идиот, - садится на диван, закрывает лицо руками, демонстрируя неприкрытое отчаяние. – Надо было не так с ним… Из-за тебя я все испортил. Ты виноват. - Мелкий, вот сколько я тебя помню, я все время виноват. У нормальных детей первые слова «мама» или «папа», а у тебя «Дан виноват». Ты уж за свои поступки давай сам отвечай. Вскидывается, подходит вплотную, прямо смотрит в глаза. - Ну ты и манипулятор… - А ты, разве, нет? – Не отстраняется, взгляд не отводит. - До тебя мне далеко. Зачем ты так? - Должен же у меня быть хоть малейший шанс, а то скучно как-то… - вновь усмешка кривит идеальные губы. – Мальчик нежный такой… Понравилось с ним? - Очень. Но он – не ты. – Вскинутая бровь. Ссора как обычно возбуждает, и волной накатившее возбуждение смывает причину недовольства, в голове пульсирует лишь одно: – Я хочу тебя, Даня, сейчас, в себе. – Губы младшего пожирают рот брата, руки забираются под рубашку, глаза глядят умоляюще. - Нет! - Пожалуйста… - Ник сам себя презирает за это «пожалуйста», но не может иначе, никак не может, скользит вдоль стройного сильного тела, опускается на колени. - Нет, я сказал, - старший рывком поднимает Ника и швыряет на диван. – Я. Не. Буду. Спать. С тобой. – Разворачивается и выходит из комнаты, не видя прожигающего спину взгляда Ника, взгляда, в котором смешалась любовь и ненависть. Инициация. Тихо открылась дверь, и в комнату вошли братья, Алекс плотно задернул шторы и повернулся к вошедшим. - Свет не включайте, пожалуйста. Мне так… легче будет, - тихое «да» в ответ, им-то, в общем, без разницы, будет свет гореть или нет, а Алексу поможет. С завешенным окном темнота стала практически непроглядной, глаза еще не привыкли, с огромным трудом различая предметы обстановки. Зашелестело в углу, Алекс вспомнил, что там стояло кресло, видимо, занимает место в зрительном зале Дан, сильные руки обвили талию, прижимая спиной к груди. Алекс заметно нервничал, облизал враз пересохшие губы и накрыл ладонями обнимающие руки. - Не бойся, - конечно, легко сказать, - я буду очень нежен, тебе понравится. Вот уж в чем он очень сильно сомневается. Шеи коснулись мягкие губы, пустив волну мурашек, ладонь нежно погладила подтянутый живот, вторая рука развязала узел полотенца на бедрах. Алекса колотило, как в минус двадцать, зубы стучали, одеревеневшее тело категорически отказывалось отзываться на несмелые, изучающие ласки. Хватит, сказал сам себе, ведет себя как подросток, нет, как девочка-подросток в свой самый первый раз. Не убьют же его, в самом деле, они сказали, что он им нужен, значит, живым оставят точно. Так, надо просто расслабиться, представить, что с ним просто активная девочка, инициативная такая. Почти получилось, перед плотно зажмуренными глазами встал образ последней подружки, судорожный вздох, и напряжение, кажется, отступает, но упирающийся в поясницу член свел на нет весь самообман. Никакая с ним не девочка, а вполне себе зрелый возбужденный мужик, обнимающий и поглаживающий Алекса с абсолютно прозрачными намерениями. Ник развернул парня к себе и провел языком по верхней губе, втянул ее, пососал, шепнул тихо: - Да не дрожи ты так, я себя последним насильником чувствую. Я уже извелся весь, переживая… Вздох в ответ. - Я постараюсь… - Если что-то неприятно будет, ты сразу говори, хорошо? – Кивок в ответ. Неприятно… Да ему вся эта ситуация изначально неприятна. Как же хочется домой! А Ник, не теряя времени, тихонечко подталкивал в сторону кровати, шепча на ухо всякие соответствующие случаю нежные глупости и ласково поглаживая то тут, то там, не давая времени и повода повозмущаться. - Ложись, - все так же, шепотом. - Ник, а как их, эти, condoms? - Презервативы? Зачем? - Ну, мы же не постоянные партнеры, - и залился краской. - Не волнуйся, не болеем мы человеческими болезнями, и переносчиками быть не можем, да и детей, знаешь, предпочитаем заводить с женщинами… букет не подарю, - Алекс не сразу понял, что за букет не собирается дарить ему Ник, потом догадался, что имеется в виду букет венерических заболеваний, покраснел еще гуще. Из угла закашляли, усердно маскируя смех. Черт, Алекс и забыл уже, что они со зрителями… опять зажался, Ник посверкал глазами и погрозил развеселившемуся углу кулаком. К черту все, решился, наконец, Алекс, чему быть, того не миновать, и двум смертям не бывать, бабушка любила выражаться пословицами, Алекс, как оказалось, тоже, в критической ситуации. Сам потянулся к Нику и поцеловал, сначала несмело, затем углубил поцелуй, проявляя завидное усердие и немалый энтузиазм. Хочет Дан смотреть, да пусть там хоть мозоли себе на руках натрет от зависти, лишь бы присоединиться не надумал, но Ник обещал, что брат не тронет, и Алекс почему-то верил, что так и будет. Ник обрадовался, что его снежная королева, наконец, оттаяла, отвечал на поцелуй, ласкал шею, плечи, живот, горя возбуждением, обхватил член Алекса и замер, поняв, что возбужден, оказывается, он один. Похоже, пора принимать более решительные меры, Ник придавил Алекса к постели и принялся чувственно исследовать стройное мужское тело, медленно, не торопясь, покрывая поцелуями грудь, легонько прикусил сосок, ожидая услышать стон, но Алекс лишь вздохнул, лизнул пупочную впадинку, наглаживая крепкие бедра, приблизил лицо к начавшему оживать члену, задумался на секунду, стоит ли… Этой секунды Алексу хватило, чтобы вывернуться и отпрыгнуть на противоположный край огромной кровати. - Я не могу… - Не можешь? – Переспросил удивленно. Алекс покачал головой. - Никак. Я как представлю, что мне в зад что-то запихнут, готов без штанов до самого дома бежать… Я не гей, я не могу с парнем, Ник. Ты мне нравишься, но не могу я, понимаешь? – Голос сорвался на шепот. – Я… черт, я не знаю, что делать… Ник недоуменно смотрел на Алекса, не понимая, что там можно не мочь, какая вообще разница, с девушкой или парнем спать… Но, похоже, для Алекса разница есть. Подошел, сел рядом, положил его голову себе на плечо. - Ты считаешь однополый секс извращением? - Нет, не считаю… - Тогда что? - Просто каждому свое. Мое – секс с девушками, парни меня не возбуждают. - Может, вам помочь? Советом там, или делом? – Раздалось из угла. - Нет, - ответили хором, Дан рассмеялся. - Может, есть хоть какой-то другой выход, а? - Нет другого выхода. Может, этого… успокоительного? - Это… успокоительное, Ник, относится к запрещенным препаратам. Не можешь, пусти меня… Или признавай поражение, - реплика из угла. - И не подумаю, Дан. Алекс, никак по-другому, только так… - Тогда пусть он уйдет, я не могу при нем… - Дан, пожалуйста… - Ник посмотрел умоляюще. - Ладно, живите, - поднялся с кресла и распахнул дверь. – Через два часа вернусь, не закончите, пеняйте на себя, приду и обнюхаю обоих. Дан был возмущен, смущается он, видите ли, ничего, через девять дней он из мальчишки все смущение выбьет. - Малыш, надо… - Хорошо, давай тогда, чего тянуть… Раньше сядешь, раньше выйдешь… - Ник посмотрел удивленно на знатока русского фольклора, моргнул пару раз и повалил Алекса на постель. Что происходило дальше, Алекс помнил смутно, сознание словно самозаблокировалось, не давая сойти с ума. Нет, Ник не был ни жесток, ни нетерпелив, наоборот, действовал с максимальной нежностью и аккуратностью, но он не был девчонкой, в этом все дело… Алекс помнил губы мужчины на своем члене, помнил, что член у него все-таки встал, а у кого бы не встал, от такой активной профессиональной стимуляции? Помнил что-то холодное и скользкое в заднем проходе, помнил, что опять пытался вырваться и убежать, на этот раз гораздо дальше, чем на край кровати, Ник не пустил, качал, как маленького, утешал, чуть ли не песенку спел, а потом резко перевернул на живот и вошел. Алекс кричал, да что там, орал на весь дом, обещая все небесные кары, потом затих, только всхлипывал иногда, молясь, чтобы все это поскорее закончилось. Нет, ему не было по-настоящему больно, ну, только если в самый первый момент, потом было просто… неприятно, как когда очень хочется в туалет, а никак… И что гомосексуалисты находят в этом, думал недоуменно. Наконец, Ник со стоном излился и скатился с Алекса, укладываясь рядом, потянулся, чтобы позаботиться об удовольствии партнера, но партнер удовольствия не желал, так и оставаясь лежать на животе с согнутой ногой. - Алекс, давай я помогу тебе кончить, - шепнул нежно, погладил спину, ягодицы, прошелся пальцами по ноге. - Не надо, Ник… Уходи, пожалуйста, - лицо в подушку, плечи вздрагивают. - Но… - Ник, уйди, прошу тебя, оставь меня одного. И Ник ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Не так он себе все это представлял, накатило отчаяние и понимание, что его банально облапошили и подставили. И кто? Родной брат. И как теперь быть? Победа казалась такой близкой еще пару часов назад и такой невозможной сейчас, он не представлял себе, что Алекс останется с ним по доброй воле, парень ему по-настоящему нравился. Единственное, что не давало опуститься на дно отчаяния – роль Дана, которую тот еще не сыграл. А каким жестоким может быть старший, Ник знал из собственного опыта. Дан сидел в гостиной с книгой. - Уже закончили? Быстренько вы… Что, скорострел, как впечатления? – На лице вежливая заинтересованность, никакой ревности, никакой зависти, ни-че-го. - Ты знал, что так будет. - Да что ты? * Новая кровь проливается на эту землю, И он быстро покоряется, Через постоянную боль унижения Юноша познает их правила. Со временем ребёнок втягивается, Этого паренька порют за проступок, Лишенный всех своих мыслей, Юноша продолжает сопротивляться, он постиг Свой обет, Он в том, что отныне, Его воля принадлежит другим.