Переплетая жизни

Ингара склонилась над картой, старательно разрабатывая идеальную тактику нападения. Победа была почти у Империи в кармане, но расслабляться было категорически запрещено. Загнанный в угол кролик способен разорвать лисицу в клочья. Порыв холодного ветра снова пошатнул палатку и залез под доспехи, заставляя поёжиться. Наёмница ещё раз окинула взглядом карту местности, вздохнула и села на кровать. Впереди была последняя стычка перед походом на Виндхельм, и с каждым днём сомнения росли. Что, если она не сможет покончить со всем, когда встретится лицом к лицу с Хемпфилом? Эти мысли так тяготили, что Ингаре уже начинало казаться, будто она медленно, но верно становится дезертиром. — Разрешите! — от громкого басистого голоса наёмница вздрогнула. На пороге стоял один из подчинённых, по почти бесцветным глазам она узнала того, кто всё-таки взял лопату и закопал маленького мальчика в тот проклятый день. От воспоминаний у Ингары затряслись руки. «Это был ребёнок, всего лишь ребёнок». Стиснув до боли зубы, наёмница встала и сдержанным кивком поприветствовала вошедшего. — Прошу разрешить сходить в город за товарами первой необходимости. — За товарами первой необходимости — это за одной-другой бутылкой мёда? — Ингара усмехнулась. — Обижаете, я же на службе, — мужчина ответил ей загадочной улыбкой. — Разве в чём-то другом солдаты нуждаются? — Нуждаются. В лопатах, например. Сколько штук понадобится, легат? Лицо наёмницы вытянулось, а руки непроизвольно сжались в кулаки. «Как этот паршивый солдат смеет смеяться надо мной?». Однако в следующую секунду она расслабилась. После того случая с ребёнком её подчинённые побаивались разговаривать, да что там, встречаться взглядами с ней. Ингара шкурой ощущала их недоверие и неприязнь, но на лицах перед боем читала немое признание. Боец, стоявший перед ней и пытавшийся разрядить накалившуюся обстановку между командиром и подчинёнными, вызывал неподдельный интерес. Кто он? И откуда взялась храбрость сказать что-то подобное своему начальнику? Наёмница прищурилась. — Я считаю Ваши методы оправданными, — солдат понизил голос. — Так сколько? — Я ценю твою преданность, но больше убивать детей мы не будем, — Ингара заложила руки за спину и стала измерять палатку шагами. — Твоя смелость мне нравится, боец. Никто из этих бестолковых шавок не посмел бы даже заговорить со мной по таким пустякам. — Они подумывают Вас бросить в бою, когда будете ранены. Ингара остановилась. Нет, новость не стала для неё неожиданностью. Она давно понимала, что верить в полную преданностью со стороны своих солдат не приходится, но делала вид, будто бы всё по-старому. А теперь, когда ей о готовящемся заговоре сказал один из воинов, она не могла просто отмахнуться. Надлежало немедленно убить предателей. — Благодарю за предупреждение, — она повернулась к солдату и протянула руку. — Надеюсь, у тебя таких мыслей нет в голове. Впрочем, это не так важно. Для меня главное — победить, разгромить и навсегда изничтожить заразу, поселившуюся в разуме мятежников. А пойдет ли кто-то за мной или же нет, абсолютно ни на что не влияет. — Вы не одиноки в своём мнении, — улыбнулся солдат и крепко пожал руку наёмницы. — В таком случае, — Ингара улыбнулась в ответ. — Почту за честь, если останешься на ужин. Возможно, найдется одна-другая бутылка мёда. *** Весь вечер и всю ночь, что наёмница провела с Дрейлом, она ожидала ножа в спину, но интуиция подсказывала — солдат, лежащий рядом на кровати, не представляет никакой опасности. Наёмник наёмника видит издалека, а в том, что мужчина был наёмным убийцей, Ингара была уверена. А кто ещё смог бы без колебаний закопать мёртвого ребенка помимо законченных отморозков? Холод давал о себе знать, мурашками пробегая по голому телу. Ингара аккуратно, стараясь не разбудить спящего, встала и быстро оделась. Снаружи занимался рассвет, а это значит, что ещё одна ночь потеряна впустую. Никакой подходящей тактики так и не было придумано. Наёмница вышла из палатки и осмотрела спящий лагерь. Единственный раненый застонал во сне, но никто не проснулся. Ингара не спеша подошла к костру, разожгла его остатками хвороста и присела на бревно. Уже завтра прибудет генерал и лично отдаст команду наступать. Лагерь Братьев Бури они быстро разобьют, на этот счет сомнений нет. Но что потом? Рикке на собрании говорила, что, возможно, сразу после этой вылазки войска поведут на Виндхельм. На следующий день. Рикке утверждала, что нельзя медлить, нельзя давать врагу подтянуть остатки мятежников со всего Скайрима к городу. Она высказывалась уверенно, вырисовывая на карте план, и все легаты послушно кивали головами. К завтрашнему вечеру сюда прибудут остальные легаты со своими воинами, и Ингаре нельзя было оплошать. Они все готовы бороться до конца и жаждут увидеть голову Хемпфила в руках своего генерала. Ингара с большим удовольствием сама оторвала бы голову любому из мятежников, но от мысли, что придется сделать это с Хемпфилом, с тем, кто когда-то был товарищем, становилось дурно. Желание просто молча уйти далеко, подальше от всех войн, в богами забытую деревушку, становилось невыносимым. Но в таком случае Ингара приняла бы поражение. А разве имперская гордость способна простить подобное?