То, что люди называют...

— Я до жути устал. Все сочленения будто в труху вот-вот сотрутся… — Рэтчет, находясь в самом отвратительном расположении духа, сразу же после сказанных секундой назад слов почувствовал себя ужасным эгоистом. А действительно, почему бы нет? Оптимус мучается от боли. И никто не отменял ноюще-рвущее привыкание к белковому телу. Сначала непосильную ношу взвалит на себя нервная система, потом скелет, мышцы, внутренние органы. Как ни странно, они в списке идут самыми последними. Судя по плеванию кровью, у Оптимуса явно какие-то внутренние повреждения. Есть вероятность, что до завтра Прайм не доживет совсем. Его белковое тело, весь этот невероятно сложный и хрупкий механизм просто-напросто рухнет, развалится по частям, в точности как дом, из которого вытащили парочку-другую кирпичей. И это заставляло Рэтчета мучиться от собственных мыслей и догадок. Бамблби тоже был далеко не спокоен. Он не находил в себе сил даже посидеть минут десять в гараже, в уютненькой альт-форме, не выводя и так раздраженно главврача из себя. Рэтчет даже забыл связаться с остальными Автоботами, настолько был озабочен проблемами Оптимуса. Его не волновал ни окружающий, по-прежнему вращающийся в водовороте событий, мир, ни Бамблби, нервно скачущий туда-сюда и нарушающий драгоценную тишину помехами на улавливаемых им волнах. И даже Микаэла, осторожно подобравшаяся к массивным манипуляторам врача, в надежде спокойно поговорить с ним. — Послушай… Он спит. Оптимус. С ним все в порядке. Честно, он отключился сразу же, стоило его голове коснуться подушки, — Микаэла осторожно дотронулась до холодных металлических пластин на манипуляторах Рэтчета, легонько проведя по ним ладонью. — Мальчишка с ним? — Более спокойно спросил медик. О Повернув голову и посмотрев на девушку, Рэтчет попытался заставить Микаэлу пыланием своих окуляров убрать свои наглые лапы от его манипуляторов. Что ж, не получилось. Она даже не шевельнулась. — Да. Сэм рядом с ним. Я тоже сейчас поднимусь к ним, в спальню. Причин для беспокойства нет? — С надеждой в голосе спросила девушка, даже не думая убирать руки. Рэтчет, что было довольно странно, расхохотался. Громко, хрипловато, конечно же, саркастично и нарочно наигранно. Когда он, спустя пять минут, закончил сокрушать улицу своим поистине грохочущим смехом, то строго посмотрел на Микаэлу, резко наклонившись к ней, что не предвещало ничего хорошего. — Ты не представляешь, белковая, насколько ужасно наше положение! Ты с этим молокососом, я, Оптимус, Бамблби, настолько увязли в неприятностях за этот короткий отрезок времени, что решить их каким-то погружением в сон невозможно вовсе! — Стой, успокойся! Пожалуйста! Не нужно кричать, ты же его разбудишь! Он устал. Он вымотан, даже не поел толком. Голодному челове3у еще тяжелее уснуть! — В семидесяти пяти процентах из ста у него может начаться внутреннее кровотечение. Ты знаешь, что это, белковая? В ваши больницы ему соваться не стоит. Иначе мы точно потеряем его, чтоб всех вас, людей! Рэтчет говорил со злостью. Злостью и отчаянием. Последнее особенно хорошо слышалось в его механическом голосе. Иногда казалось, что он у него вот-вот сорвется, станет сплошным набором низких и высоких интонаций, в точности как у Бамблби. — Неужели все настолько плохо?! Рэтчет, да не кричи ты! Мы что-нибудь придумаем! Если бы Оптимус слышал весь этот диалог, естественно, не был бы счастлив. Он и так не хотел причинить никому беспокойства, а получалось все как раз наоборот. Да и Прайм все равно понимал, что глупо надеяться на безмятежность и спокойствие, когда попадаешь в эту глобальную для Автоботов проблему. — Может стать поздно, кретины! Время не остановится ради вас, и ради Оптимуса оно тоже не остановится! Мир не вращается вокруг лидера, он вообще ни для кого не вращается! И если что-то пойдет не так, то ничего не останется, кроме как смириться. Я не собираюсь ждать, пока вы, белковые, будете выжимать из своих бесполезных извилин капли информации и догадок! Рэтчет был в бешенстве. Микаэлу вдруг охватил какой-то леденящий ужас, и она поспешила отойти подальше. Бамблби же пытался успокоить ни на шутку разбушевавшегося врача, который продолжал кричать что-то про время, про состояние лидера, про ничтожность белкового тела. А потом и вовсе перешел на Десептиконов, оставшихся Автоботов и ни в чем не повинных людей. Микаэла закрыла рот ладонями, тихо наблюдая, как Бамблби, совершенно растерявшийся, попытался ударить Рэтчета по пластинам на груди, чтобы хоть как-то привести его в чувство. Но опытный медик умело схватил Автобота за манипулятор и повалил на землю одним движением. Грунт вот-вот просядет. И дом вместе с ним. Бамблби, рассерженный, оскорбленный, затряс головой и с силой ударил Рэтчета по манипулятору, выиграв время и успев подняться. «Объятия» у врача отнюдь не приятные. И лишний раз попадаться ему под горячую руку не стоит. Но всем нам прекрасно известен характер Бамблби, который будто назло Рэтчету лез вперед, продолжая попытки заглушить своими тональностями его грохочущий голос. — Все. Он сошел с ума, — Шепнула Микаэла, потирая виски и заходя в дом. Девушка все еще надеялась, что крик врача не разбудил измученного обстоятельствами Оптимуса, и что Лидер Автоботов все еще спокойно спит в спальне Уитвики. Шум на улице не утихал. Нервы у Микаэлы начинали потихоньку сдавать. Рэтчету же нужно просто снять напряжение. Самый рассудительный из Автоботов, даже он не выдержал этого напряжения, и его процессор был занят лишь информацией об Оптимусе, работе его органов, и еще раз об Оптимусе. У Бамблби тоже была своя точка зрения на сложившуюся ситуацию. Можно смело заявить, что ему повезло с немотой. Потому что свой план, свое мнение и свои мысли, которые можно так легко и случайно озвучить, он вряд ли смог бы передать с помощью простых радиоволн и нехитрых словечек ведущих радиопрограммы.