Оболочка

Смерть - это только начало. Начало освобождения души от бренного тела, от пережитых страданий и боли. Это путь в неизведанное новое, разрушение материальной формы и начало строения другой. Избавление от страха и тоски, обретение надежды и покоя. Смерти нет.       Вокруг темнота. Ник не осознает себя в пустоте забытья, не ощущает ни телом, ни разумом. Словно его нет и никогда не было, а может, и не будет. Так легко и хорошо. Так и должно быть. Невесомость, растворение сознания в вязкой паутине. Но внутри постепенно нарастает некий дискомфорт, это тревожит, заставляет невольно отдалиться то чувство блаженства и небытия, что являлось его частью совсем недавно. Абсолютное ничто засасывает и давит, почти неощутимо, но непрерывно. Тяжело. Снова и снова это неприятное давление, оно идёт изнутри, проходится жжением по внутренностям, которые, оказывается, существуют. Оказывается, его тело никуда не делось, оно здесь, и оно горит в агонии, заставляя корчиться от боли и разум.       Темно, и, кажется, он помнит это место. Это похоже на материнскую утробу, по крайней мере, в мозгу проскальзывает смутно знакомое ощущение, и Ник хватается за эту ассоциацию, как за спасательный круг. Да, похоже на то. Вот только почему тогда так жарко? Болезненно жарко. Ник наконец позволяет себе начать реагировать. Точнее, что-то извне заставляет его ощутить дикую боль. Нервная система не может игнорировать посылы тела, оно пылает, но не может даже пошевелиться. В голове непривычная пустота, тьма со всех сторон. Он не понимает, что происходит, да и не хочет понимать. Поскорее снова забыться вечным сном бесчувствия - вот единственное, что его заботит. Боль в груди снова сжигает нервные окончания. Нехватка кислорода.       На грани сна и яви, между жизнью и смертью его вдруг пронзают невнятные обрывки прошлого. Вот он, маленький мальчик с яркой шевелюрой и россыпью веснушек на бледной шее, бежит по зеленому лугу, залитому золотистым солнцем. Жара почти невыносимая, на нём лишь лёгкая рубашка и шорты. Он протягивает руки к небу, где на него свысока смотрят мягкие облака. Лёгкий ветерок не холодит, а обжигает. - Ник! - зовёт его до боли знакомый голос.       Он оборачивается и чувствует, что слёзы вот-вот брызнут из глаз. - Мама... - шепчет он, но губы не двигаются. Вместо того они вытягиваются в широкую улыбку, и мальчик бежит навстречу матери, оставляя Ника позади. Он будто раздвоился, одна его часть существовала вне другой.       Жуткая боль душит его, сжимает горло, прожигает глаза. Он старается не обращать на это внимание и идёт вперёд, но луг стирается на глазах, превращаясь в бессмысленные цветные пятна. Умирающий мозг всё ещё хватается за жизнь, одна галлюцинация сменяется другой. Снова жар, сжигающий кожу, попадающий в лёгкие. Он бежит, с трудом переставляя ноги. Из горла вырываются хрипы, отчаяние застилает рассудок. Ник карабкается вверх, из-под рук осыпаются комья земли, срываясь вниз. Что-то мешает, кажется, балластом висящая нога, тянущая назад, в пропасть.       Кое-как он выбирается на ровную поверхность и продолжает продвигаться вперёд, почти не видя ничего перед собой, кроме ярких всполохов пламени. Впереди он видит что-то... Знакомое... Вертолёт. И человек рядом. Тёмные волосы, удивлённый взгляд. Где же он видел этого человека? Не вспомнить. Волной накатывает сожаление, сердце щемит от переизбытка чувств. Он снова силится что-то сказать, но изображение меркнет, всё мешается, и его подбрасывает вверх, как пушинку.       Снова темнота, и боли больше нет. Он обрёл так сильно желаемую лёгкость, поднимаясь всё выше и выше. Осознание ещё не пришло, но чувство жуткой несправедливости заставляет его озираться, натыкаясь взглядом на темноту. Неужели это справедливо? Ведь он не успел так много сказать... Так много сделать. Всё вот так просто и глупо? Почему он продолжает бороться, хотя его всё глубже затягивает в чёрный омут?       Нет, он не хочет умирать. Есть ещё что-то, что держит его здесь, и он продолжает цепляться за ускользающие мысли, не давая темноте поглотить себя. Он отчаянно ищет выход. Его кто-то зовёт.       Тело становится всё более лёгким, и вот он уже ничего не чувствует. Мимо проносится чёрным потоком нечто чужеродное, покидая его навсегда. Да и он сам скоро освободится. Темнота рассеивается, в ушах нарастает гул. Свет, яркий свет ударяет по глазам, заставляя ослепнуть на миг.       Голоса вокруг тревожат его, никак не давая сосредоточиться. Они то слишком тихие, то непростительно громкие, пульсируют вокруг него и в нём одновременно.       Наконец туман рассеивается, и Ник видит себя. Он лежит на столе, привязанный к нему грязными тряпками, бледный, почти что обескровленный. Из приоткрытого рта медленно выходит субстанция, напоминающая чёрный дым, и зависает, струясь, вместе с ним, над потолком. Плазмоид покидает умершее тело, получая обещанную, давно заслуженную свободу. И Ник тоже скоро станет плазмой, потеряв свой облик, превратившись в иную сущность. Его тело больше ему не принадлежит, память ускользает.       Вокруг столпились люди, и он видит их всех, но не понимает, не помнит, кто это, хотя некоторые кажутся смутно знакомыми. Вот мужчины в форме спецназа схватили двоих отчаянно отбивающихся парней, третий стоит с другой стороны стола рядом с умершим и держит в руках странный прибор. Вот седовласый мужчина с повязкой на глазу, похожий на учёного, ругается, рвёт на себе волосы. - Неет! Остановите это! Вы хоть понимаете, что натворили?! - кричит он. - Этот парень! Он был единственный, кто подходил по всем параметрам! Единственный в своём роде! Этот эксперимент был сенсацией! Да что же вы стоите, верните его назад!!!       А плазма, колыхаясь, по-прежнему плыла под потолком, бесследно рассеиваясь в воздухе.       Ник не понимал, что происходит. Почему все так злятся, почему у всех испуганные лица? Ведь всё кончено. Это очевидно.       Он оглядывается на парня, держащего дефибриллятор. Тот напряжённо смотрит на часы. Секундная стрелка мерно отмеряет время, продолжая свой путь по кругу. Три... Два... Один... Разряд.       Тело парня на столе выгибается дугой, мышцы принимают проходящий через них импульс. Руки и ноги надёжно зафиксированы, и он снова падает обратно. И снова разряд. И снова. Сотрясаясь в судорогах, безжизненное туловище корчится под воздействием электричества. Бесполезно. Ник скептически смотрит на отчаяние в глазах врача, делающего бесплодные попытки воскресить мертвеца. - Пожалуйста.       Ник удивлённо оборачивается.       Темноволосый парень смотрит прямо сквозь него, по щекам стекают слёзы, безумный взгляд. - Пожалуйста, вернись.       Что-то смутно кажется ему знакомым в этом лице. Уж не тот ли это парень у вертолёта?       Я тебя знаю - хочет сказать Ник. Хочет, но не может, ведь он уже мёртв. Я тебя... помню?       Где же, где же он видел это лицо? Он силится вспомнить. Только вот зачем? Пути назад уже нет. Но что-то здесь не то... Неужели это и есть тот человек, который держит его в этом мире?       Ник снова прокручивает недавнее видение. Пожар. Лес. Боль. Побег. Решётка. Нет, не в том порядке. Решётка, побег, боль, лес, пожар... Вертолёт. Человек с чёрными волосами. Тот самый. Это он.       Лойд.        Ник хватается за сердце, которое что-то обжигает. Но ведь... Он не может ничего чувствовать?       "Неужели это?.."       Он не успел закончить мысль. Перед глазами снова поплыло, всё естество наполнилось болью, с каждым мигом всё нарастающей.       Вместо монотонного противного писка послышался сбивчивый, прерывистый. - Получилось! - выдохнул Крис, утирая пот со лба и дрожащими руками убирая "утюжки" и пустой шприц в сторону. Адреналин разлился по венам, кожа потеряла серый оттенок.       Сердце забилось вновь. На сто девяносто четвёртой секунде.