Что-то придется менять

Level number one — я партизан среди землян, Я собирательный персонаж.

Гермиона любила художественную литературу. Она давала пищу воображению и возможность как следует отдохнуть мозгу. Но, кроме отдыха и развлечения, была у нее еще одна функция. Для Гермионы рассказы, романы и повести были чем-то вроде бесконечно пополняемого справочника: какие бывают люди, чего они временами хотят, как реагируют, в каких ситуациях поступают примерно одинаково, а когда бывает целый веер вероятных реакций. Она, конечно, отдавала себе отчет, что это, как правило, люди не настоящие, а придуманные писателем, но придумывая персонажа и записывая его, автор ведь довольно наглядно демонстрировал свои собственные реакции и представления, и их тоже можно было изучить. В общем, художественная литература оказалась очень, очень полезной штукой. В последнее время Гермиона небезосновательно подозревала, что даже читанные ею в детстве сказки несли в себе очень много важной информации, которую она при прочтении пропустила в силу своей неосведомленности. Но в последнее время ее занимали не сказки. Последние недели она вспоминала, как различные авторы описывали реакцию своих героев на опасные ситуации, на ситуации, которые могли бы привести к их гибели. И по итогам своих размышлений она разделила (пусть и с погрешностями и допущениями) все вспомнившиеся ей подходящие случаи на две большие группы: опасности из приключенческой литературы и опасности из литературы реалистической. Героев приключенческой литературы близость смерти чаще всего оставляла равнодушными. Они смело прорывались через полчища врагов, перешагивали разверзающиеся пропасти и шли дальше, вполне довольные собой и тем, что их путь к цели не прервался. Они были привычны к подобным вещам и не придавали им такого уж большого значения. Герои литературы реалистической реагировали по-разному. Кто-то сразу страшно пугался, иные оставались спокойными, но потом все равно случался шок, ступор, адреналиновый выброс, истерика — что угодно. Что угодно, кроме ровной спокойной реакции. Бывало и так, что герой только перед лицом опасности понимал, как сильно он дорожит своей жизнью, или еще что-нибудь важное осознавал неожиданно, и переживал по этому поводу какой-нибудь катарсис. Гермиона полагала (как ей казалось, небезосновательно), что настоящие люди ведут себя примерно как вторая группа персонажей. Но усиленно копаясь в себе, проверяя и проверяя себя на предмет изменений, озарений, катарсисов, страхов, она вынуждена была признать, что сама она, видимо, родом откуда-то из приключенческой книжки. В ней ничего не изменилось после потенциально смертельного падения с метлы. Лежа на стадионе, она не ощутила ни всепоглощающего желания жить, ни ужаса, ничего такого. Тогда ей, помнится, просто было немного обидно и очень, очень больно. Если бы в тот момент ей предложили выбрать между продолжением боли и немедленной смертью, она, пожалуй, без колебаний выбрала бы второе. Хорошо, что никто не ставил вопрос подобным образом. И сейчас, когда впечатления уже улеглись (да не так уж их много и было), Гермиона часто гадала, что бы она теперь увидела в зеркале Еиналеж, попадись оно ей снова в каком-нибудь заброшенном классе? Она усердно всматривалась в себя, как в поверхность зеркала, и ничего не видела. Ей казалось, что она снова не увидела бы ничего. Возможно, поэтому она так уцепилась за эту историю с драконом: во-первых, отвлеклась от копания в себе, во-вторых, было что-то неуловимо гриффиндорское уже в самом факте ее вмешательства в дела почти незнакомых ей людей. Как будто она вдруг переменилась. Как будто ей действительно есть до этого всего дело. Из-за Малфоя, например, да-да. Но сейчас ей очень хотелось послать всю эту историю и ее участников боггарту в задницу (есть ли у боггартов задница?) и уйти сию же секунду. Сама затея нести дракона — маленького, но дракона! — через весь замок на Астрономическую Башню выглядела даже не гриффиндорством, а самоубийственным идиотизмом, но эти герои умудрились пойти еще дальше. Они не только согласились на такой план. Они сдали план Малфою. Взяли и своими руками вручили ему бумажку с подробным описанием: кто, что, когда и куда понесет. Чтобы Малфой не забыл, стало быть. Эти гриффы такие заботливые ребята, оказывается! — Скажи мне, что там хотя бы не было слова дракон! — Грейнджер, хватит нападать на меня! Мы не знали, что Малфою взбредет в голову взять книжку, в которой будет лежать письмо. У нас не было причин не называть дракона драконом, понятно?! Оправившись от первого шока, Поттер довольно легко принял объяснения Хагрида, что Гермиона, мол, в курсе, а потому может остаться послушать новости. Так что все могло бы быть мирно и вообще прекрасно, если бы Гермиона могла столь же легко принять беспрецедентный идиотизм ситуации. — Ну хотя бы имени мистера Хагрида в письме не было? — сам лесник продолжал свою возню с драконом в доме, поэтому ему было не до разговоров. — Вроде бы, нет... — Ну, хотя бы его вы прямо сразу не подставили, и то хорошо. Но вообще, прекрасно сработано, Поттер. Просто отлично. Вам теперь остается надеяться только на то, что Малфою не придет в голову просто пойти и показать кому-нибудь это письмо. Я бы на его месте именно так и сделала, но надеюсь, что для него это слишком просто и что он предпочтет ловить вас с поличным. — И тебе не стыдно такое говорить? — возмутился Поттер. — Ты хочешь, чтобы он нас ловил?! — Поттер, ну пожалуйста, если не мозги, то хоть уши у тебя должны нормально работать! — вызверилась Гермиона. Нет, ну он правда бесит! — Малфой вас будет ловить в любом случае, но если он отнесет ваше письмо, например, МакГонагалл, то все, конец вашей афере. При наличии письменного свидетельства ей нужно будет хотя бы проверить его слова, а при проверке она тут же найдет вашего Норберта. Но я надеюсь, что он письмо не отнесет. Тогда у вас есть хоть какой-то шанс. Тут Гермиона немного лукавила. Честно говоря, ей казалось, что преподавательский состав — хотя бы какая-то его часть — уж наверняка в курсе дела. Потому что когда лесник забрасывает свою работу (Хагрид сам пожаловался, что не успевает), ходит покусанный и опаленный, а в окна его хижины можно наблюдать странные огненные явления, есть основания заподозрить что-то неладное. Или нет? Или с ним постоянно что-то такое случается, и никому нет дела, как выглядит лесник и как живет, и выполняет ли свою работу? Ну, тогда... в общем... даже если бы все были в курсе, это не повод вести себя так беспечно! Взрослые непредсказуемые, сегодня смотрят сквозь пальцы, а завтра поймают и накажут. Хорошо если только баллы снимут. По идее, они сами должны все это понимать. Непонятно, чего Поттер так упирается и никак не хочет понять, насколько у них все плохо. — Ладно, допустим, все плохо, — о, прогресс! — И что ты предлагаешь, интересно? — А я что, должна что-то предлагать? — изобразила удивление Гермиона, но решила не мотать Поттеру нервы, у него и так наверняка с ними не все хорошо. — Я предлагаю подождать пару дней, чтобы выяснить намерения Малфоя. Если за это время он никому не покажет письмо, значит, скорее всего, не будет этого делать, пока не поймает вас с драконом в руках. А это оставляет нам пространство для маневра. — Нам? — с недоверием переспросил Гарри Поттер. — Вот сейчас, конечно, самое время цепляться к словам, когда я уже полчаса сижу и думаю, как сделать так, чтобы «ваш» план по отправке дракона не провалился! — А почему ты нам помогаешь? «Потому что это мой способ отвлечься? Потому что дракона надо убрать с территории школы побыстрее? Потому что мне интересно, чем все кончится? Потому что могу?» — Потому что меня бесит Малфой. А что, простой и понятный ответ. А главное, правдивый. — Так что ты там говорила про пространство для маневра? — Даже для двух. Вы, вообще, думали, как незаметно протащить дракона через весь замок? — У нас есть способ, — сказал Поттер и надулся так, будто его сейчас будут пытать, но он, конечно, тайну врагам не выдаст. Да ну и пусть, не очень-то и хотелось. Расспрашивать и пытать она не станет. — Тогда первый вариант такой: вы просто потащите дракона своим незаметным способом, а я постараюсь задержать Малфоя в гостиной или еще где-нибудь, чтобы он не успел вас за этим занятием застать. Тут, правда, есть множество рискованных моментов: вы можете задержаться, или Малфой может собраться вас караулить слишком рано, и я не смогу протянуть время, или он застанет вас на обратном пути... — Не застанет, — уверенно сказал Поттер. — Вообще-то, ты можешь даже и не задерживать его. Я уверен, мы сможем от него спрятаться. Гермиона с сомнением посмотрела на него. Может, она зря тратит тут время? Может, он совсем идиот? Или... может, и не идиот вовсе. Она уже думала пересмотреть свое решение относительно пыток и расспросов и выяснить, как именно они собираются прятаться, но тут Поттер напомнил: — А какой второй вариант? — А зачем тебе? Вам и первого хватит, ты сам сказал. — Ну мало ли, вдруг он лучше. — А второй вариант такой: надо дождаться субботы и сделать так, чтобы к вечеру Малфой неожиданно попал в Больничное Крыло. Хотя бы до утра. И ничего он тогда не сможет вам сделать, — Гермиона вздохнула и посмотрела в темнеющее небо. Это была бы отличная месть, очень симметричная. Отправить Малфоя отлежаться в Лазарет, так же, как он ее. Желательно чужими руками. Болезненность не обязательна, достаточно самого факта. Но Поттер, небось, откажется, он же грифф благородный. Она уже хотела сказать что-то вроде «ладно, я шучу», но посмотрела Поттеру в глаза — и ничего говорить не стала. — А неплохой вариант, — задумчиво сказал он.