Что-то придется менять

Монету брошу на дорожку – Пускай решить она поможет…

Гостиничный номер был настолько компактен, что производил впечатление кукольного домика. В других обстоятельствах это, быть может, даже смутило бы Гермиону, но летом в Париже это не имело вообще никакого значения. Грейнджеры туда приходили только для того, чтобы лечь спать, а утром вскочить, съесть предоставляемый гостиницей завтрак и уйти гулять – иногда с заранее составленной культурной программой, а иногда вовсе без оной. До сада Тюильри и Лувра они запросто доходили пешком, а оттуда при желании можно дойти и до площади Согласия и дальше к Елисейским полям, или наоборот, пойти по длинной-длинной улице Риволи. Или спуститься к Сене и пойти по набережной. Или… да мало ли вариантов! Возвращались на метро, смертельно уставшие и переполненные впечатлениями, чтобы утром снова уйти бродить по городу. Гуляли, разумеется, не просто так. Соревновались, кто помнит больше исторических фактов и указанных в путеводителях деталей, заодно обменивались сведениями, ну а Гермиона по возможности дополняла их деталями из магической истории. А ведь были еще организованные экскурсии – пешком по Латинскому кварталу, и тот же Лувр, и Монмартр. Вот там-то, когда экскурсия закончилась и часть туристов организованно поехала домой, а часть осталась еще погулять, Грейнджеры переместились из Парижа обычного в Париж магический. В Волшебный квартал можно было попасть через несколько входов. Большая их часть была устроена так же, как вход в Косой переулок: незаметное для маглов заведение, задняя дверь которого выводит к запертому входу, открывающемуся с помощью волшебной палочки. Но вход на Монмартре был устроен иначе: маленькая пекарня была вполне заметна даже родителям Гермионы. Это было обычное, очень по-магловски устроенное заведение, как ни в чем не бывало торгующее выпечкой. Но в дальнем его углу за занавеской была спрятана неприметная дверь с надписью «только для персонала», которая вела прямиком на площадь Семи Фей. Причем дверь эта открывалась без помощи волшебной палочки. Этим входом мог воспользоваться кто угодно. Поэтому, хоть маги тоже частенько пользовались им, считалось, что это вход специально для сквибов, маглов и тех магов, у которых в силу каких-либо обстоятельств волшебной палочки нет. А чтобы никакой случайный магл не сунулся за эту дверь, нарушая Статут Секретности, она была зачарована и пропускала только тех, кто точно знал, куда идет. Если бы в дверь заглянул человек, не знающий о существовании магического мира, то он увидел бы только пыльную кладовку. Все это Гермиона узнала из письма Фоули. Сами Грейнджеры, конечно, никакой кладовки не увидели, а просто вышли на площадь. В центре ее бил такой шикарный фонтан, что мама с восхищенным возгласом схватилась за фотоаппарат, но тут же с досадой его опустила: техника здесь, разумеется, не работала. Разноцветные струи взмывали в воздух и переплетались, образуя замысловатые фигуры, и Гермиона застыла перед фонтаном, не столько любуясь, сколько пытаясь понять, что еще, кроме чар левитации, в каком количестве и к чему тут применяли. От площади лучами расходились в разные стороны шесть улиц, по которым шли, бежали, прогуливались люди в легких летних мантиях. Все это, с одной стороны, ужасно напоминало Косой переулок, с другой стороны, ни капли на него не походило. — В книжный мы пойдем в последнюю очередь, — непреклонно заявил папа, и Гермиона, повздыхав для виду, искренне с ним согласилась. Ведь заранее понятно, что ее оттуда будет не вытащить, и тот факт, что французский у нее не очень, нисколько не помешает ей закопаться в книгах, только слегка замедлит процесс изучения и выбора. Поэтому сначала они пошли на почту, отправлять письмо Фоули, потом просто прошлись, изучая местность, потом изучили ассортимент местной аптеки, зашли в сувенирную лавку – прикупить пару подарков, потом перекусили в местной кофейне, и только после этого зашли в книжный. Вышла Гермиона оттуда спустя пару часов с чувством глубокого неудовлетворения жизнью: такие красивые и наверняка полезные книжки так и остались стоять на полках, родители категорически отказались покупать все то, что она себе присмотрела, ссылаясь на перевес багажа. Пришлось удовольствоваться тонкой – правда, тонкой! – исторической книжкой про времена Инквизиции. Как раз пойдет дополнительной литературой к летнему эссе. Выходов из Волшебного квартала было шесть, по одному в конце каждой улицы, но только для одного, ведущего на Монмартр же, не была нужна волшебная палочка. Им они и воспользовались. * * * Сова от Фоули прилетела уже через день, а на следующее утро родители проводили ее до очередного входа в Волшебный квартал, взяв страшную клятву вернуться не позже девяти часов вечера. Гермиона, конечно, пообещала. Сама она полагала, что освободится гораздо раньше (о чем ей целый день трепаться с Фоули?!), но решила, что если что, проторчит оставшееся время в книжном. Не портить же родителям романтику! Когда еще они смогут целый день пробыть в таком ужасно романтичном Париже вдвоем, без нее? Вот именно. Ну и не будут же они сильно ругаться, если она купит на свои карманные деньги еще всего одну книжечку… или две. Генри уже ждал ее на площади, на одной из скамеек под фонтаном. Совершенно такой же, как в школе, только в светло-серой мантии, без слизеринских цветов. Увидев ее, он вскочил и вместо приветствия указал на ближайшее кафе: — Идем-ка туда. Я кофе выпить утром не успел, надо наверстывать. — И тебе привет, — улыбнулась Гермиона, мысленно прикидывая, хватит ли ей денег на книжки, если выпить кофе с Фоули. А если еще и булочку съесть? Пока ждали заказа, трепались ни о чем: о магловских и магических достопримечательностях, домашнем задании Гермионы, о здешней выпечке и чарах на фонтане. Генри уверял, что нет там никаких левитационных, а одни сплошные иллюзии; Гермиона спорила, напирая на то, что от струй летят брызги; сошлись на том, что надо будет на площади сунуть руку в фонтан и проверить, вода или иллюзия. Поспорили на два галлеона. А потом, когда Генри получил вожделенный кофе, он воздвиг вокруг столика защиту от подслушивания и резко сменил тему: — Насчет этого твоего постскриптума. Ты сама-то понимаешь, что написала? Понимаешь, что это значит? — Пока что я понимаю только то, что у этого самого лорда, — Гермиона тактично решила не говорить «Волдеморт», а то мало ли как он среагирует, — было простое человеческое имя. И фамилия почему-то не из известных чистокровных – хотя, может, я чего не понимаю. — Ты вообще ничего не понимаешь, Грейнджер! Это значит в первую очередь то, что у всех этих невнятных разговоров про «он не умер» и «он еще вернется» есть основание! — Было основание, — поправила его Гермиона. – Поттер же уничтожил дневник. — Хорошо, он его уничтожил, это отлично. Но кто сказал, что у него был всего один такой артефакт? Сколько он мог их создать за свою жизнь? Не знаешь? И я не знаю. Да их десяток может быть!.. — Так уж прямо десяток, — усомнилась Гермиона. – Сам же говорил: это долго, трудоемко и так далее. — А это зависит от того, какой был способ создания. Но поскольку дневник никто сведущий не исследовал, мы этого так и не знаем. В общем, я бы хотел быть оптимистом и считать, что Поттер проблему решил, но что-то как-то не получается. — Ты думаешь, он может таким образом вернуться? Прямо вот полноценно, сам по себе? Или он может только чужое тело захватить? — А ты считаешь, есть разница? Он в любом виде много чего может, мы в этом году уже убедились, разве не так? — И что тогда будет? — Не знаю, Грейнджер. Плохо будет, это точно. — Да ты оптимист! Слушай, Генри… а зачем ты мне вообще все это говоришь? — А сам не знаю, — вздохнул Фоули. – Просто ты все время около Поттера вьешься… — Чего?! — Ну, или он около тебя. Или не все время. Короче, вы информацией обмениваетесь. Бывает ведь? Бывает. Ну и вот. Вдруг когда-нибудь пригодится. А если пригодится, то вы когда-нибудь потом пригодитесь мне. — То есть, ты считаешь, что Поттер будет сражаться с Темным Лордом, если вдруг… что-нибудь? — А у него есть выбор, что ли? – Генри отмахнулся от ее вопросов, как от несущественных, и резко сменил тему. – Скажи мне лучше, что там у тебя за ерунда со сменой школы? С чего ты вдруг решила переводиться? — Ну… — Гермиона замялась, не зная, как удачнее это объяснить. – На самом деле, это не я решила, а мои родители. Я рассказала им про василиска, ну и они решили, что учиться в Хогвартсе слишком опасно. — Ясно. У маглов свои представления о безопасности, да? Грейнджер, а сама-то ты чего хочешь? — А я сама не знаю, — призналась она. – Я не слишком-то хочу переводиться, вдруг в новой школе окажется еще хуже. Но и доводы родителей я понимаю. Генри сочувственно посмотрел на нее. — Ну хочешь, я их заобливиэйчу? У меня богатая практика, вреда не причиню. И проблема сама собой решится. — Ну знаешь, Фоули! – возмутилась она, но спохватилась и сбавила обороты. – Ты бы стал проблемы со своими родственниками решать Обливиэйтом? — Нет, но они-то не маглы. — Ну вот и мои для меня не маглы, а родители, понимаешь? — Честно говоря, не очень, — признался он. – Но раз так, то извини, конечно. Но переводиться я бы тебе все-таки не советовал. — А почему? — А потому, Грейнджер, что по Хогвартсу, скажем, просто василиск ползал – без жертв, прошу заметить! А вот в Шармбатоне лет пять назад одну маглорожденную просто утопили в этом их знаменитом омолаживающем фонтане. Не факт, конечно, что это случилось из-за того, что она маглорожденная. Но если смотреть просто по количеству смертей в стенах учебного заведения, Хогвартс, пожалуй, действительно окажется самой безопасной школой.