Что-то придется менять

Выключи мир из сердца — и станет тише!

Придя на очередной урок ЗОТИ, слизеринцы внезапно обнаружили на месте профессора Люпина собственного декана. — Вы теперь всегда будете вести у нас Защиту, сэр? Неужели директор наконец-то образумился и взял вас вместо этого оборванца? – обрадовался Малфой. — Увы, нет, — покачал головой декан. – Я лишь заменяю его на время болезни. Садитесь. Темой сегодняшнего урока будут оборотни. Класс недоуменно переглянулся. Оборотни находились в самом конце учебника. — Но сэр, — вступил было Забини, однако профессор Снейп тут же его прервал: — Вы слышали, что я сказал? Откройте учебники. Кто скажет мне, чем оборотень отличается от обычного волка? Гермиона привычно подняла руку. Учебник она уже читала, да и по книгам Локхарта кое-что помнила (да, у него было много фактических ошибок и неточностей, но оборотней он описал очень прилично, она потом с учебниками сверила). — Да, мисс Грейнджер? Однокурсники раздраженно вздохнули. Хотя Гермиона до сих пор не понимала, чего они вздыхают, если сами не горят желанием ответить. Ладно бы она у них отнимала заслуженные баллы, так нет же, они ведь молчат. Ну и ладно. Она приступила к ответу. Урок пошел своим чередом. И только выйдя с занятия, почти полностью посвященного конспектированию материала об оборотнях, Гермиона по понятной ассоциации подумала: а ведь было как раз полнолуние. Интересно, это в честь него декан дал материал об оборотнях? Не просто же так, в пику Люпину, он решил перескочить в самый конец учебника. — Грейнджер, а правду говорят, что ты, может, и не грязнокровка? – вдруг спросил ее Забини. Вокруг все не то чтобы замолчали, но как-то притихли: видимо, ответ интересовал не только Блейза. Гермиона глубоко-глубоко вздохнула. Да, конечно, все эти дни за ее спиной что-то такое обсуждали, она это прекрасно понимала, хотя предпочла бы, чтобы о ней забыли напрочь и нашли какую-нибудь более интересную тему. Но конечно, о ней не забыли. Она же их ручная грязнокровка. Они же переживали. И все-таки Гермиона надеялась, что они не снизойдут до прямого вопроса. Однако любопытство Блейза Забини оказалось сильнее всего, что могло бы помешать ему спросить ее об этом. Очень жаль. — Тебе не кажется, что это идиотский вопрос? – попыталась увильнуть она. Без шансов, конечно, но нельзя же совсем не попробовать. — Может, и так. А ты все-таки ответь. Ну, она же знала, что без шансов. — Нет. Неправду говорят. Мои родители – маглы. Следовательно, я грязнокровка. Все? – она перехватила сумку покрепче и прибавила шагу, но Забини ее догнал. — Нет-нет, стой! Не все! Они же твои приемные родители, да? Гермиона впервые на своей памяти испытала сильнейшее желание дать кое-кому по морде своей сумкой. Со всеми лежащими там книгами. И нет, этот «кое-кто» был не Забини, а Флинт. — Говорю один раз. У меня только одни родители – Грейнджеры, никаких других я не помню и не знаю. Они меня вырастили, я ношу их фамилию. Они – маглы. Я понятия не имею, были ли другие, и знать не хочу. И я не знаю, были они маглы, сквибы, маги… мне все равно. Меня это не касается. Я маглорожденная. Понятно? Дальше она шла молча. Забини приотстал. Видимо, переваривал и искал подтексты и скрытые смыслы. Шедшая неподалеку Гринграсс смерила ее нечитаемым взглядом и тоже отстала. Ну и слава Мерлину. Гермиона вполне умышленно выразилась хоть и категорично, но неясно. Не сказала, например, как могла бы, что каких родителей ни возьми, кровных ли, приемных ли, и те, и другие были маглы. Оставила простор для спекуляций и сомнений. Сначала она думала, если кто-нибудь ее прямо спросит, то именно так она и скажет, и пусть Флинт идет куда подальше с его идиотскими якобы хитроумными комбинациями. Но потом сообразила, что если она так ответит, то тем самым его подставит. Если она правильно его поняла, поход с ней в Хогсмид был не одним проступком, а как бы двумя сразу: отдельно рассматривалось собственно «свидание» с какой-то девочкой при живой-то невесте, но как раз это прегрешение и Флинту, и Гермионе вполне могли и не припоминать; и отдельно рассматривался призрачный намек на романтический интерес к грязнокровке, и вот этого Флинту не простят. И ей, возможно, тоже. Так что даже если бы она решила, что Флинт сам виноват и поделом ему, все равно стоило придерживаться более туманной версии: не ради Флинта, так хотя бы ради себя. Но, как ни странно, она делала это и ради него тоже. Она была ужасно зла на Маркуса из-за всей этой истории, она не хотела с ним разговаривать, но она не хотела испортить ему жизнь. Все ее кровожадные грезы о мести заканчивались где-то примерно на «съездить все-таки ему по лицу, вдруг хоть больно получится». Зла она ему при этом, как ни странно, не желала. Он ведь действительно хотел ей помочь – в меру своего понимания ситуации. И возможно, она даже чем-то подтолкнула его к подобным действиям, не рассказав ему всей правды. Считала ли она себя виноватой в том, что солгала Флинту? Пожалуй, все-таки нет. Ведь даже если она доверила ему только часть, эта часть, тем не менее, была ее секретом. Личной информацией, что-то вроде того. И он не имел никакого права распоряжаться тем, что узнал, и передавать это кому попало. И ведь она до сих пор не знает, правдива ли эта информация, Мерлин! Она ведь даже еще не проверяла. А уже столько всего случилось из-за этого. Ну как все ухитрилось так запутаться? — Да она сама выдумала это все, чтобы цену себе набить, — вякнул где-то сзади Малфой. – Грязнокровка она, и все тут! Гермиона обернулась и смерила его долгим взглядом. Доказывать что-то Малфою – это, конечно, бывает и азартно, и интересно, но для этого надо хотя бы в это верить. — Малфой, даже не смешно, — грустно сказала она и пошла в добровольное заточение. В последние дни она выходила из спальни только в учебные часы, или поесть, или сдать в библиотеке одни книги и взять другие. Сидела в кровати за пологом, там читала, там же приспособилась делать домашнюю работу. К эльфам иногда заходила, но бессистемно, чтобы Флинт не вычислил. Не то чтобы она полагала, что он будет ее специально выслеживать, ловить и вести с ней бесконечные разговоры, но просто для своего спокойствия предпочитала перестраховаться. Явившийся из очередного загула Кот критически осмотрел ее, еще более критически обнюхал и остался в замке. По ночам, судя по всему, убегал гулять, зато днем дожидался ее после занятий и весь вечер лежал рядом с ней, мурлыча и отпугивая Паркинсон. Гермиона втихаря шутила с ним, что, должно быть, плохи ее дела, если даже Кот расщедрился на моральную поддержку. Но Кот и ухом не вел, а продолжал спокойно нести свою вахту. А может, дело было вовсе и не в ней. Может быть, ему просто наконец-то стало мокро и холодно снаружи. * * * — Мисс больше не приходит на кухню. Эльфы обидели мисс? Эльфам надо наказать себя? — Тоби, Вилли, вы чего?! Как это «не прихожу»? Вот я, пришла, вы же видите. — Мисс приходила каждый вечер. А теперь нет. — Просто сейчас так получается. Когда смогу, опять буду приходить каждый вечер. Вы не против? — Мисс спрашивает мнения эльфов! Мисс так добра! — Да ладно вам, можно подумать, я в первый раз вас спрашиваю. — Мисс интересно знать про эльфов! Только мисс интересно знать про эльфов! Мисс хорошая! — Надо же. Я думала, я вам уже надоела ужасно своими вопросами. — Нет, мисс! Нет-нет, мисс! Мисс много раз говорит непонятно… — Мисс спрашивает очень странное… — Мисс говорит ужасные вещи… — Но эльфам тоже интересно! — Тоби интересно, что еще спросит мисс. — И Вилли интересно, что спросит мисс. — Ох, ничего себе. Вы меня удивили – только не вздумайте себя наказывать, удивлять меня – это хорошо, если мне не вредит. А кстати, Тоби, Вилли, у эльфов есть свой язык, ну, кроме английского? Эльфы помолчали, с сомнением глядя на нее. — Мисс говорит непонятно. Зачем нужен еще язык? Английский очень трудно знать, еще один язык – совсем трудно! — А ваши песни вы на каком языке поете? — Мисс нельзя! — Ладно-ладно. Нельзя, так нельзя. * * * В день квиддичного матча Гермиона вышла на завтрак, поела и снова сбежала в спальню. Она считала, что в такую гадкую погоду имеет полное право туда не ходить, тем более, что Слизерин в игре не участвовал. А Поттер вряд ли будет безутешно рыдать, если она не придет за него поболеть. Диггори – тем более. Она тихо сидела за пологом, вслушиваясь в суету. В гостиной довольно долго было людно. Кто-то бегал мимо двери спальни за зонтиком. Кто-то хохотал в коридоре. Потом все стихло. Все ушли смотреть игру. Гермиона выждала еще минут десять для верности и вышла в гостиную: все-таки читать там было удобнее. Она уселась в кресло неподалеку от камина, раскрыла один из рекомендованных деканом журналов и только настроилась хорошенько поучиться, как услышала тихий шорох открывающейся двери. — Попалась, Грейнджер, — сказал Флинт, зашел и сел напротив.