Встретились два одиночества...

Несколько дней он упрямо тренировался, все лучше справляясь с волчьим телом. Мир в этом облике казался гораздо многограннее и насыщеннее, он даже почти перестал переживать по поводу обращения в человека — ведьмаку удалось убедить его, что все будет в порядке. Единственное, что портило настроение — необычайно близкие отношения Малиша и Харальда. Ему категорически не нравилось, когда старший оборотень прикасался к его ведьмаку, злило, что они явно знакомы очень давно и понимают друг друга с полуслова. Лан сам понимал, что это несправедливо — неужели из-за него Малишу нельзя иметь друзей? Но легче не становилось. Особенно погано было потому, что Харальд относился к нему благосклонно, как к волчонку из своей стаи. А потом Лан умудрился поссориться с Малишем. Этому не помешал даже звериный облик — вернувшись с очередной прогулки, он застал ведьмака во дворе, тот что-то ворожил, пальцы словно перебирали невидимые струны, глаза закрыты, а брови сосредоточенно нахмурены. Известная и давно привычная картина. Но за его спиной стоял Харальд, настолько близко, что мог положить голову ведьмаку на плечо. И что-то темное и горячее, второй день бурлившее у него внутри, вылилось в злость. Конечно, серьезно повредить мгновенно обернувшемуся волком Харальду, он не смог, хоть и пытался, яростно скаля зубы и бросаясь в бой. Малиш явно негодовал, смотря на них, но не вмешивался — заканчивал волшбу. Старший оборотень хорошенько повалял Лана по земле, не скупясь на хорошие тычки, несколько раз болезненно, хоть и неопасно цапнул за бока, неожиданно замер, принюхиваясь. А затем и вовсе насмешливо фыркнул и отошел в сторону. А ринувшегося следом Лана туго спеленали невидимые путы. Сердитый Малиш отвесил ему оплеуху, не обращая никакого внимания на обиженный скулеж. Кажется, он прекрасно понял, почему Лан ринулся в драку, и такое недоверие и глупая ревность здорово его рассердили. Харальд опять обернулся в человека, ничуть не смущаясь своей наготы, одежда, изорванная во время обращения в волка, так и осталась валяться на земле. Он жестом подозвал Малиша к себе и принялся что-то шептать ему на ухо, то и дело улыбаясь и кивая на злобно рычащего и грызущего невидимые путы Лана. Неизвестно, что оборотень ему наговорил, но Малиш явно успокоился. Несколько мгновений размышлял, а затем уверенным шагом пошел к дому, не забыв махнуть рукой, по-особому сплетя пальцы, и невидимые силы понесли Лана следом, не давая ему дотянуться до спокойно за этим наблюдающего Харальда. Малиш тащил его, как быка на веревочке, до самой их комнаты, где невидимая сила небрежно сбросила его на кровать, и путы наконец исчезли. Конечно, первым делом Лан бросился к двери, но на пути врезался в Малиша и недоуменно затряс башкой. Звериная половина, учуяв прекрасно знакомый запах, будто сошла с ума — Лан и сам не заметил, как начал тереться башкой об его ноги, убирая чужой запах. Ведьмак отстранился, и он недовольно рыкнул, но замолчал, когда понял, что тот идет к кровати. Малиш сел на край постели и принялся расстегивать рубашку. Стащил ее, бросил рядом, а затем поманил Лана к себе. Тот, растерявшийся от непонятных действий, все же послушался и подошел ближе. С ним что-то происходило. Хотелось чего-то странного — покрыть Малиша своим запахом, вылизать его с головы до ног, цапнуть зубами за загривок, чтобы подчинялся, и прогибался, чтобы стонал… Неожиданно, Лан почувствовал, как его снова затапливает странный жар, как горячечно ерзает звериная половина. Он возбудился. И Малиш это видел, он привольно устроился на кровати, откуда наблюдал за мнущимся волком. От этого стало так неловко и стыдно, что Лан тихонечко заскулил, зажав хвост между задних лап и пятясь к двери. — С тобой не бывает просто, да? — Ведьмак потер лицо ладонями, словно пытаясь стереть румянец, проступивший на щеках. — У тебя просто начался гон. Уж об этом ты должен знать. Да уж. Конечно, Лан наблюдал такое у животных, но никогда не думал, что почувствует это на своей шкуре. И чего от него хочет Малиш? На четвероногих потянуло? Но волк никаких проблем не видел — он поскуливал, переступал с лапы на лапу, дрожа от нетерпения, и Лан мысленно махнул рукой. Стоило лишь немного ослабить контроль, и вот он уже нависает над полураздетым ведьмаком. Малиш расслаблено раскинул руки в стороны, позволяя беспрепятственно себя изучать. Лан урчал на пару с волком, вылизывая не тронутую солнцем кожу, жадно проходясь языком по груди, животу, вдыхая ставший более насыщенным запах. Он заметил, как тяжело и быстро начинает стучать ведьмачье сердце, как сильнее вздымаются отчетливо проступающие ребра, и хриплые выдохи вырываются сквозь стиснутые зубы. Малиш откинул голову назад и прикрыл глаза, пальцы мяли покрывало, кулаки стискивались до побелевших костяшек. Ему нравилось происходящее. Сам Лан с трудом мог представить, как можно возбудиться от неумелых волчьих лобызаний, но под застегнутыми штанами ведьмака явно было горячо и твердо. И эти самые штаны чертовски мешали — Лан заскулил, попытался сунуть нос под плотный ремень, а когда не получилось — принялся тереться мордой о вполне ощутимую выпуклость, пытаясь перенять себе терпкий и пряный запах чужого возбуждения. Малиш улыбнулся, его явно забавляло чужое нетерпение, а затем все-таки расстегнул ремень, принялся стаскивать плотно сидящие штаны. Лан ринулся помогать, хотя, конечно, тут же отвлекся, сунув морду между обнаженных бедер. Малиш ахнул, зашипел и неразборчиво выругался, в два движения отбросил прочь мешающую тряпку и раздвинул ноги пошире, выгибаясь навстречу шершавому волчьему языку. Лан жарко и мокро вылизывал твердый член, пофыркивая от удовольствия, а затем ткнулся носом между ягодиц, потерся о нежную-нежную кожу, застыл на мгновение, ощущая, как вздрагивают мышцы и судорожно сжимаются сильные бедра, а затем снова пустил в ход язык. Малиш застонал в голос, не выдержал и принялся цепляться пальцами за шерсть у него на загривке. Лан лизал быстро и старательно, пока тело под ним не начало ерзать, дрожать и поддаваться навстречу, а пальцы не стиснулись на загривке, оттягивая прочь. Лан облизал морду и вопросительно заурчал. Но Малиш усмехнулся и молча потащил его наверх. Сейчас он был красивым — с расширившимися от возбуждения зрачками, искусанными губами и лихорадочным румянцем. Расслабленный, доверившийся. Лан недоуменно прижал уши, когда его звонко поцеловали в мокрый нос. Малиш принялся ластиться, словно играя в их старую игру, в почти-поцелуи. Лан вспомнил, как сильно он хотел иметь возможность поцеловать в ответ. Но ведьмака не смущало то, что он не человек, ни тогда, ни сейчас. Он крепко держал тяжелую волчью голову, почесывал за ушами и нежно, едва ощутимо целовал волчью пасть. От этих прикосновений шерсть вставала дыбом, а глаза невольно закрывались. Лан лизнул в ответ, на миг поймал юркий язык, и тут что-то произошло. Мир поплыл, и он таял вместе с ним, чувствуя себя горячим оплывающим воском. Но глаза ему закрыла чужая рука, обнаженное тело прижалось крепче, пальцы впились в загривок, не давая двигаться. Лан застонал — сначала было просто горячо, а затем стало больно. Ритмично нарастающие судороги, наконец, достигли пика, он скрутился в клубок, поджимая колени к груди и впиваясь ногтями в ладони, скуля на одной, пронзительной ноте… и тут все закончилось. Мгновенно отпустило, и он жадно и хрипло дышал, все еще едва слышно постанывая. — Все, уже все, — Малиш, по-прежнему крепко прижимающий его к себе, завозился, устраиваясь удобнее. Принялся медленно и успокаивающе гладить, от чего Лан вздрагивал — кожа стала настолько чувствительной, что это было почти больно. Наконец, он решился открыть глаза и тут же испуганно охнул — лицо ведьмака оказалось прямо напротив и куда ближе, чем он ожидал. Малиш улыбался. Улыбался искренне и по-настоящему — губы подрагивали, в уголках глаз собрались морщинки, а сами глаза смеялись. И именно в них Лан впервые увидел свое человеческое отражение. Следующие несколько часов он не запомнил — слишком много сил ушло на оборот, он был измучен настолько, что уснул, так и не добравшись до зеркала, но уснул улыбаясь. Проснулся Лан уже ночью. Малиш тихо сопел под боком, наверное, он тоже сильно устал, ибо даже не пошевелился, когда Лан неловко сполз с постели. Разум еще не совсем подстроился под новое тело, ему упорно хотелось двигаться по-волчьи, на четвереньках. Но, как оказалось, стоило лишь немного размяться, чтобы вспомнить, как это — быть человеком. Зажигать свет и тревожить Малиша он не стал, просто выскользнул за дверь, здраво рассудив, что ночью вряд ли кто-то бродит по дому, а потому можно не заморачиваться с поисками одежды. В гостиной было зеркало, пусть не слишком большое, но Лан прилип к нему на добрых полчаса, рассматривая собственное лицо, как что-то невероятное. Отражение было симпатичным. Пожалуй, даже красивым, несмотря на глупую улыбку до ушей и шальные глаза. Лан неверяще ощупывал пальцами нижнюю часть лица, двигал челюстью, дурашливо показывал язык и корчил рожи. Он был свято уверен, что в комнате больше никого нет, пока из темного угла не раздался тихий смех. Лан от неожиданности зарычал, но тут же умолк — теперь рык звучал не угрожающе, а смешно, человеческое горло оказалось не приспособлено для привычного ему выражения эмоций. Где-то на краю сознания заскреблась мысль, что теперь ему это и не нужно, ведь можно научиться говорить! Но насмешливо скалящийся Харальд, выступивший из темноты, сбил его с мысли. Лан ощерился, опять забыв, что клыков теперь тоже нет, но старший оборотень успокаивающе заурчал. И как он, спрашивается, делает это в человеческом теле?! Лан невольно попятился, когда Харальд подошел совсем близко, но сзади была стена и зеркало, так что сбежать ему не удалось. Впрочем, ничего плохого оборотень не сделал — внимательно обнюхал шею и лицо, щекоча кожу горячим дыханием и серьезно заявил: — Я знал, что у тебя получится. Молодец. — А затем неожиданно потерся носом о нос, как делал это в волчьем теле. Лан фыркнул, снова заулыбался, и Харальд лишь покачал головой, смотря на сияющего от счастья сородича. Побродив немного по темному дому, Лан решил вернуться обратно в спальню, хотя энергия бурлила, и отдыхать совсем не хотелось. К его счастью, ведьмак уже проснулся, поэтому Лан со спокойной душой запрыгнул на кровать, улыбаясь во весь рот. Его тут же затащили в объятия, Малиш несколько минут внимательно рассматривал изменившееся лицо, не обращая внимания на попытки сопротивления, а затем прижал поближе и поцеловал. Лан тут же прекратил ерзать, застыл, прислушиваясь к ощущениям. Это было безумно странно — чувствовать, как чужие губы накрывают его собственные, как умелый язык неспешно и чувственно изучает рот. Он принялся отвечать — неумело, но жадно, и Малиш на миг прервался. Затащил его на себя, так, что не почувствовать чужое возбуждение было невозможно, и снова прильнул к губам. Малиш никуда не спешил, медленно и обстоятельно учил Лана целоваться, тихо постанывал, когда тот ерзал на его бедрах, гладил ладонями вспотевший затылок и шею. Лан не знал сколько это продолжалось — жадные губы, верткий язык, хриплое дыхание и возбуждение, собирающееся внизу живота тяжелым комом. В какой-то момент он вспомнил, как вздрагивал Малиш, когда он его вылизывал, тут же захотелось повторить — ему понравилась та доверчивость и открытость, с какой ведьмак допустил его к себе. Не обращая внимания на протестующие стоны, Лан сполз ниже, потерся лицом о напряженный живот, а затем принялся целовать и покусывать сильные бедра. Малиш от этого так забавно вздрагивал и поджимал пальцы на ногах, что Лан невольно заулыбался. И не стал возражать, когда в волосы на затылке вплелись чужие пальцы и его уверенно ткнули лицом в чужое возбуждение. Пожалуй, в волчьем теле вылизывать было сподручнее, но долго практиковаться ему не дали, Малиш легко потянул за волосы, отрывая от приятного занятия и попросил: — Возьми в рот. Лан удивился, но через миг сообразил, что у него нет клыков, и эта затея не настолько невозможна, как показалось сразу. Он обхватил возбужденное достоинство рукой, провел несколько раз на пробу, поцеловал головку. Ладонь на затылке нетерпеливо нажала, и он послушно скользнул ртом по толстому стволу. Ладонь снова надавила, но он воспротивился и заворчал — глубже было неприятно. Малиш не стал настаивать, наоборот, потянул вверх, но не до конца. Через несколько движений Лан понял, чего от него хотят, и принялся двигаться сам, то насаживаясь поглубже, то почти выпуская налившийся член изо рта. Малиш хрипло дышал и мучительно постанывал, время от времени судорожно сжимая пальцы. Несколько минут Лан старательно двигал головой, несмотря на то, что челюсть и шея заболели очень быстро. Окончательно устав, он принялся ласкать скользкий от слюны и естественной смазки член рукой, а сам сполз пониже — волк требовал все-таки хорошенько вылизать любовника. Малиш явно не был против — он бесстыдно раскинул бедра пошире, позволяя достать до самых скрытых местечек. Но ограничиваться только этим Лан не собирался — гон подталкивал к действиям посерьезнее. Разомлевший от ласк Малиш сначала не понял, что от него хотят, но затем послушно перекатился на бок, а затем с трудом поднялся на колени, пошатываясь и с трудом фокусируя взгляд на довольном любовнике. Лан прижался сзади, давая ощутить свое возбуждение, крепко обняв руками поперек груди. С наслаждением прикусил влажный от пота загривок, сначала едва ощутимо, а затем сильнее, оставляя следы. Малиш не протестовал, наоборот — отклонил голову вбок, подставляя шею, в которую Лан с удовольствием впился так, что на белой коже остались полукружья зубов. Волк довольно облизывался — теперь ведьмак точно принадлежит им. Хорошенько зализав следы, Лан легко подтолкнул Малиша вперед, так, что тот оказался на четвереньках, и тут же накрыл его собой. Сначала он просто терся членом о подставленные ягодицы, но Малиш нетерпеливо повел бедрами, обернулся, изгибая спину: — Ну? Мне долго ждать? Лан заулыбался — характер ведьмака не менялся и в постели, подавай ему все и сразу. Но медлить и вправду было глупо, поэтому он направил член между белых ягодиц, помогая себе рукой, а второй подхватывая любовника под живот. Двинул бедрами, медленно проникая вглубь обжигающе-горячего, тесного… Он собирался делать все медленно, чтобы не причинить боли, но через миг забыл обо всем, после первого же толчка, когда удовольствием пробило все тело. Малиш изгибался навстречу, подставляясь под толчки, сначала постанывал, а затем принялся вскрикивать, спрятав лицо в завесивших его волосах и впиваясь пальцами в постель. Ему пришлось пошире расставить ноги, чтобы не сдвигаться вперед от сильных движений, и от этого проникновение чувствовалось еще сильнее и слаще. Лан двигался быстро, натягивая покорно подставленное тело на себя и время от времени покусывая острые лопатки. Малишу под ним было хорошо — он чувствовал это по запаху и по тому, с какой готовностью тот подавался навстречу, по тому, как судорожно вздрагивали бедра и напрягалась спина, когда он задевал заветное местечко внутри. В животе стало горячо, этот жар становился все нестерпимее, и Лан заработал бедрами еще быстрее, зажав покрепче стонущего и вздрагивающего любовника. Намотал на пальцы длинные волосы и потянул на себя, заставляя принимать еще глубже, навалился сверху всем весом, укусил за быстро бьющуюся жилку на шее. Малиш тихо всхлипывал, мучительно сведя брови и приоткрыв рот, и было просто невозможно не поцеловать его, такого сладкого, такого податливого. Несколько мгновений они мокро и жадно целовались, сплетаясь языками и постанывая друг другу в рот, хотя для этого Малишу и приходилось неудобно выворачивать голову и изгибать спину. Лан хрипло дышал, внутри рос мучительный горячий ком, и зарычав, он сделал еще несколько судорожных движений, пока сладостная тяжесть не достигла пика и не затопила все тело. Лан застыл, стиснув зубы и изливаясь в жаркое нутро. Малиш под ним вздрагивал, в воздухе пахло его излитым семенем. Лан обессилено рухнул набок, потерся лицом о постель, стирая пот. Подтащил сладко жмурящегося любовника под бок. Сейчас он ощущал себя куда старше и увереннее, чем раньше. И кажется, от потрясения его тело научилось совмещать человечье и волчье — нюх у него сейчас точно был не людской, да и слух тоже. Закрыв глаза, Лан лениво слушал, как поскрипывает дом, как громко, оглушая, стучит сердце Малиша, еще не успокоившись после любви, как далеко на кухне бродит Харальд. Именно на этой мысли пропала часть новообретенной уверенности и появилось смущение — оборотень точно их слышал. И как теперь смотреть ему в глаза? Но завозившийся Малиш мгновенно отвлек от глупых догадок — он принялся вытирать бедра от своего и чужого семени, на что Лан встревожено заурчал и полез вниз, подчиняясь вполне нормальному с волчьей точки зрения желанию — вылизать партнера. Малиш смеялся и брыкался, а затем тоже сполз пониже, чем Лан воспользовался, чтобы снова втянуть его в длинный поцелуй. Нужно будет выполнить данное себе самому обещание, и обязательно рассказать ведьмаку, что он самый красивый мужчина изо всех, кого Лан видел. И для этого даже не придется вспоминать грамоту — ведь он теперь не урод, а полноценный человек, а значит обязательно научится говорить. А зная Малиша, тот возьмется за это дело очень быстро и со всем тщанием. От самодовольных мыслей его отвлек стук. Не дожидаясь разрешения, Харальд распахнул дверь, не обращая никакого внимания на недовольное ворчание Лана и его попытки укутать Малиша поглубже в одеяла. Окинув мимолетным взглядом любовников, он кивнул на окно: — Гости пожаловали. И не ко мне. Малиш нахмурился и выбрался из одеял, шагнул к окну, не обращая никакого внимания на собственную наготу, и что-то такое было в его лице, что Лан, вместо того, чтобы возмущаться, шагнул следом. Метрах в десяти, на опушке, стоял незнакомый ему мужчина. Выглядел он как обыкновеннейший селянин, разве что необычайно рыжие, горящие огнем в солнечном свете, волосы привлекали внимание. Но вот мужчина их заметил, улыбнулся, неестественно широко растягивая губы, качнулся, резко и неловко вздернул руку вверх и помахал. Лан мучительно застонал, узнав эти движения еще до того, как заметил почти прозрачную тень, скрывавшуюся у мужчины за спиной. Малиш виновато на него покосился и сказал: — Я… как-то забыл сказать, что Рудой питает ко мне некую привязанность. Ну, то есть, когда он в этом измерении, то обычно путешествует со мной. С нами. Лан нахмурился — он пропустил мимо ушей все кроме «питает привязанность». И ворочающийся внутри страх медленно затихал, сменяясь ревностью. Черта с два он теперь будет убегать и оставлять Малиша наедине с этим кукловодом-самоучкой. Пусть идет питать привязанность куда-нибудь подальше. — Вообще, он полезный, — Малиш покосился на него с едва заметной улыбкой. Кажется, взъерошенный и одновременно решительный вид Лана его позабавил. — Не знаю, насколько он полезен, — пророкотал сзади позабытый Харальд, — но умертвиям не место на моей земле! — Оборотень развернулся и решительно двинулся к выходу, явно намереваясь сделать с Рудым что-то неприятное. Лан умчался следом, даже не подумав одеться. Малиш тяжело вздохнул и потянулся, все тело приятно ныло, заниматься делами решительно не хотелось. Он прекрасно знал, что со временем Лан привыкнет к Рудому, особенно если у него будет причина не бежать, сломя голову, как только тот окажется поближе. Ревность — не самая плохая причина. Подумав, ведьмак вернулся к кровати, не обращая внимания на то, что оборотни за окном угрожающе надвигаются на Рудого, обзаведшегося новым телом. У Малиша с ним строгий уговор, а потому волноваться за Лана или Харальда не стоит, а значит — пусть развлекаются. А ему самому нужно подумать, чем заняться дальше. Отвоевать собственное наследство? Двинуться к проклятым болотам, где идет охота на гарпий? Нужно спросить у Лана. Это было странно — знать, что еще чье-то мнение так же важно, как и твое. Доверять и прислушиваться. Временами, глядя в сияющие глаза, Малиш забывал о том, насколько он уродлив, впрочем, длилось это недолго — стоило лишь наткнуться на зеркало или взгляд незнакомого человека, чтобы все вернулось на круги своя. Но ведь можно уехать туда, где людей нет. … или обращать внимание только на взгляды тех, кто ценит его не за внешность.