Сказки темных фей

Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда. Не восстанет - никогда! Э. По "Ворон"

Золотая туфелька, золотая туфелька... Смотри, принц, она как раз мне по ноге! Я так изящна, не правда ли? Ты танцевал со мной на балу, ты признавался мне в любви... ах, как я была счастлива!.. – Маменька, маменька, но эти туфли мне малы! – вскрикиваю я, а в глазах матери горит огонь. Я стану королевой, потому что так желает леди Тремейн – моя мать. Я хочу стать свободной, как мой покойный отец... покойный. Однажды, дождливым осенним вечером, мы с моей сестрой Дри помогали матери вышивать наалтарный покров в храм (леди Тремейн была благочестива как никто другой). Накануне утром из деревни нам прислали новую горничную – молоденькую, розовощекую Фанни – и, помнится, в тот вечер она, неловко повернувшись, уронила на пол чашку с чаем. «Ничего страшного, милочка» – сказала тогда мать. Я никогда не забуду выражения ее глаз, засиявших, как два опала. Больше я никогда не видела Фанни. На следующий день ее нашли в лесу, повешенной на осине. У нее не было рук по локоть. Какая ты безрукая, неуклюжая дурочка, Фанни... Фанни, Кэтти, Мэри, Мэдж... Моя мать была строгой хозяйкой. Наши слуги были идеальны. А когда мне было четырнадцать лет, я познала первую любовь. Сын мельника, высокий сероглазый парень, его звали... неважно, как его звали. Я учила его читать, а он меня – разбираться в травах. Как-то раз нас увидел управляющий, а я попросила ничего не рассказывать матери. Его разорвали дикие собаки. Вероятно, эти собаки любили собирать платки с монограммой АТ. Анастасия Тремейн не осквернит себя мезальянсом. Уйди, ведьма! Ты хочешь, чтобы я отдала тебе свои ноги... ты хочешь плясать! Смотри, как я танцую, карга, тебе и во сне не приснится! Почему ты так смотришь на меня? А твой кот, о, он сверкает глазами, он мяучит... а когти, железные когти, он, наверное, хочет вырвать мое сердце! Не выйдет, кот, мое сердце далеко-далеко... Руки связаны за спиной; я чувствую, как ноют затекшие мышцы. Запястья жжет огнем – они туго стянуты веревкой, несколько раз обернутой вокруг моей груди. Ног я почти не ощущаю. – Маменька, – я облизываю потрескавшиеся губы; невыносимо ноет затылок. – Пожалуйста... Мать сочувственно улыбается и гладит меня по голове. В ее правой руке матово поблескивает лезвие ножа. – Ничего, Анни, ничего, – шепчет она ласково, – мы все чем-то жертвуем. Ничего... Она наклоняется, и в этот момент я чувствую боль, такую боль, что перед глазами плывут красные кольца, и в ушах звенит от моего же крика. – Это... Эллина... туфля, – из последних сил хриплю я, – ее... жизнь... не хочу. Мать улыбается, теперь уже по-настоящему. «Королева Анастасия» – колокольным звоном отдавалось в моей голове. Я не королева. Я не хочу быть королевой. Я не стану королевой. Вы видели мою мать? О, она добра! Она подарила мне туфельки... а они оказались малы. Как она расстроилась, кровавыми слезами плакала. А я не плакала. Я смеялась. И сейчас смеюсь, ведь жить так весело! Ведьма, ведьма, не грусти... Я спою тебе песенку! Девушка кружилась по комнате, распевая песенку, слова которой были понятны только ей одной, и размахивала широкой юбкой на цыганский манер. Устав, она опустилась прямо на пол и нежно улыбнулась принцессе Элле. Не вытирая слез, Элла подняла сводную сестру и заставила опереться о свое плечо. Руки Анастасии были измазаны золой – совсем как Эллины когда-то... О ноги принцессы потерлась кошка. – Но ведь она мертва, да? – бормотала Анни, щуря покрасневшие от золы глаза. – Да, – успокаивающе сказала Элла, – ее сожгли на площади. Анастасия захихикала и вытянула руки. – А я вот ее ищу... ищу... – Идем. Ты должна выспаться. ...Только когда дыхание Анастасии стало ровным, принцесса поняла, что та заснула. Элла аккуратно прикрыла изуродованные ноги сестры одеялом и неслышно вышла из спальни. Со стороны главной площади города ветер приносил запах пепла.