«СЕЛЕНИЕ УЧИХА»
Приближаясь к деревне, Мадара все отчетливей ощущал чью-то чакру. Уже с первых секунд, уловив знакомые колебания, он знал, кому именно она принадлежит, поэтому поспешил скрыть собственное присутствие, дабы не быть обнаруженным своим оппонентом. Приход в селение был чреват немедленному раскрытию Мадары, а значит и провалу миссии, посему, будучи заранее осведомленным о грядущем утреннем отъезде, шиноби принял решение дождаться своего заказчика в обговоренном еще в письме месте. Разумеется, Фудо будет взбешен подобной выходкой — это очевидно, но другого выхода, не выдавая своей личности и личности наследника, Мадара не видел.***
Деревня, о которой Учиха поведал юному гению, была недавно завоевана у Сенджу и находилась ближе всех остальных от того места, где ранее прибывали путники. По этой причине народ в ней на приверженцев к тем или иным представителей кланов был очень разношерстным: кто-то ностальгировал об ушедшей власти, кто боготворил ныне пришедшую. Понятное дело, ярых поклонников Сенджу тут же убрали на месте (при том, их было немало), тем не менее, остались и те, кто покорно принял новых блюстителей закона, в душе все же тихо уповая на возвращение к прежним временам, и даже те, кто в тайне работал на Сенджу, но их было очень мало. Юми неслась во весь опор, но то и дело подгоняла жеребца на еще более быстрый галоп, при этом крепко удерживая в седле Дэйки. Мальчика она посадила перед собой, дабы тот не свалился от подобной скорости или же собственной слабости, вызванной находящимся в крови ядом. И как она могла не заметить? Несмотря на все его уловки, она должна была заметить его состояние, хотя бы раз, но нет. Все это время мальчик талантливо притворялся здоровым, с завидным мастерством скрывая улики своего плачевного состояния. Должно быть, он понял, что обречен, тем не менее, до последнего продолжал защищать свою спасительницу. Но как он не понимает, что если погибнет, то обречет на смерть и саму Юми. У девушки никого не было, по крайней мере, она не помнила, чтобы у нее кто-то был. Она не была профессиональным воином, способным составить конкуренцию кому-либо, и ничего не умела по хозяйству, поэтому выжить самостоятельно была никак не в состоянии. Единственное, пожалуй, в чем она была поистине хороша, так это в музыке: пение, танцы — вот в этом она была бесподобна. Наездников и лучников, возможно, и можно найти лучше, но спеть или станцевать так, как это делает она, не может никто. Даже не беря во внимание данные от природы абсолютный слух, голос и чувство ритма, она могла затмить любого одной своей игрой. Каждый танец, каждую песню она проживала, пропускала через себя, через свою душу, так что каждое слово и движение наполнялось смыслом, позволяя затронуть душевные струны каждого слушателя. Печальная история любви, рассказанная в песне, не могла быть исполнена без стоящих в глазах слез, а страстный танец не обходился без томного взгляда или же лукавой усмешки. В тоже время, в жизни подобных непристойностей Юми бы себе ни в коем случае не позволила, но вовремя исполнения какого-либо этюда она перестает быть собой, примеряя роль кого-то другого. Так же она не может воспользоваться своими актерскими способностями и в бытовой сфере: девушка не умеет врать. Вот такими бесполезными навыками ее одарила природа, но на горбушку хлеба хватало. Поселение кишело наемниками, это не могло не напрячь Юми. Она так была поглощена собственными мыслями, что не заметила, как Дэйки потерял сознание. Лишь когда к ней подошел рядовой осведомиться о целях приезда и личностях путников, при этом откровенно одаривая путешественников наездами с элементами нарастающей угрозы; в тот момент, когда рукоять катаны была на пару сантиметров вынута из ножен, ослепляя Дэйки солнечным зайчиком от света недавно зажженного уличного фонаря, мальчик пришел в себя, после чего неразборчиво что-то пробубнив, вынул из-за пазухи какой-то мелкий свиток-записку. Из сказанных мальчиком слов шиноби разобрал лишь имя младшего сына главы Учиха, услышав которое, в секунду сменил цвет лица на молочно-белый. Раскланявшись в извинениях, он помог девушке слезть с коня, после чего, услышав строгий комментарий, быстро просекшей фишку, Юми по поводу критического состояния мальчика, поспешил проводить гостей в лазарет, где и покинул бесстрашную парочку, отправившись на поиски адресата послания. Изуна, не смотря на свой юный возраст, был ответственным за данное поселение на какое-то время. Причиной, послужившей данному назначению, являлось нахождение здесь некоторых смутьян. Младший Учиха на днях должен был назначить кого-то ответственным вместо себя, когда все более менее уляжется (как сейчас), и вернуться к своим прямым обязанностям. — Господин Изуна, Вам срочное донесение от господина Мадары, — сбитым то ли от волнения, то ли от скорого бега голосом протараторил вошедший, вручая записку. Услышав имя брата, Изуна отвлекся от бумаг и поднял голову к шиноби. — От старшего брата? — пораженный данным известием, он не стал медлить и развернул свиток. Мадара просил приглядеть за некой парочкой, явившись тем самым им влиятельным покровителем и обеспечивая полную безопасность и удовлетворение необходимых нужд, при чем делать это нужно было таким образом, чтобы гражданские ничего не заподозрили, а причины на данную просьбу будут озвучены позднее. Изуна полностью доверял брату, потому у него в данный момент и мысли не возникнуло вроде: «зачем ему это?» — Где они? — просто спросил юноша без намека на какие-либо эмоции. — В госпитале, господин. Я распорядился, чтобы мальчика осмотрел наш лучший медик. — Правильно сделал, — не меняя манеры, заключи шиноби. — Девушку утром приведи ко мне, а после доложишь подробности, касательного этого мальчика. — Слушаюсь, — поклонившись, шиноби удалился.***
Уже как час стемнело, но было еще не поздно. На улицах вовсю шныряли захмелевшие люди, праздновавшие сегодня с самого утра, пели песни, играли музыку, танцевали. Летом темнело рано, даже дети еще бегали на улице, тем не менее, некоторые «жаворонки» уже готовились ко сну, такие как Хаширама. Не то чтобы он каждый вечер ложился так рано — нет, всему виной две бессонные ночи. Тобирама — его брат — был сейчас неподалеку, он выполнял миссию, порученную отцом, и сейчас им была обнаружена ее цель, а именно Учиха Мадара. Но мы помним, что Буцума наказал сыну не убивать данного человека, а выяснить подробности целей молодого феодала, а главное — роль Учиха в достижении этих целей, и помешать их выполнению. У младшего Сенджу чесались кулаки в отношении к данной личности. Он всегда ненавидел Учиха, но Мадара занимал в этом длинном списке ненавистных особое место. Может ли человек ненавидеть столь люто? Это было что-то за гранью тривиального межкланового противостояния, он видел в Мадаре не просто врага, а воплощение самого дьявола, при этом не испытывая перед ним ни капли страха, лишь презрение и жажду возмездия. Но, очевидно, сегодня юному Сенджу узнать ничего не удастся, поскольку его подопечный в данный момент готовился ко сну. Время, отведенное на полное скрытие чакры у Тобирамы истекало, поэтому он поспешил ретироваться, намереваясь вернуться на рассвете после пробуждения Мадары.***
С Дэйки все обошлось, ему вывели большую часть яда, а оставшуюся, сказали, нейтрализует сам организм. Мальчика перевели из реанимации, и сейчас он крепко спал, охраняемый своей верной подругой. Было уже поздно, и Юми разрешили переночевать в больнице вместе с «братом». Утром ей предстояла встреча с управляющим данной деревней, неким Изуной, если верить словам того рядового. Этот шиноби, встретивший их у деревни, с первых секунд вызывал у девушки неприязнь, и дело даже не в его неприветливых словах или же тоне, Юми пугало его лицо. Огромный глубокий шрам перечеркивал его, начиная слева у лба и заканчивая справа у подбородка. Однако, причиной страха, вызванного у девушки, являлся не изъян мужчины, а его глаза, вернее даже сказать его взгляд, он был каким-то не то, что злым — диким, убийственным, жаждущим крови. С первых секунд, глядя на этого человека, выдавала его страсть к убийствам, к войне, к душераздирающим стонам. Позже Юми узнает, что за подобные пристрастия ему и дали столь говорящую кличку — Бес. Тем не менее, очевидно, что тот самый Бес до потери пульса то ли боялся, то ли безмерно уважал Учиха Таджиму. Должно быть, этот человек спас когда-то ему жизнь или что-то вроде того, иначе, откуда такая преданность. А сыновья Таджимы, все равно, что сам Таджима, в особенности старший. Да, Мадара слыл своим могуществом уже тогда. Многие видели в нем следующего главу Учиха, многие уважали его за ум и силу, некоторые боялись, а кто-то завидовал, стоя козни. И со стороны столь далеко не рядовой личности весьма интересный выпад: укрыть простолюдинку. Кто она такая? Зачем нужна Мадаре? На ум приходит лишь одно объяснение. Деревенька та была не очень большой, потому уже с утра ни по кому неизвестной приезжей поползли слухи. Кто-то говорил, что она рабыня, кто-то, что военнопленная, а кто-то, обделенный столь богатой фантазией, заявлял просто: она — любовница старшего сына Учиха. Подобные сплетни не прошли и мимо Изуны, которого в свою очередь грызли схожие подозрения, хоть и не в его правилах было осуждать поступки старшего брата. Девушку привели чуть ли не сразу после ее пробуждения. Юми чувствовала себя, мягко говоря, неловко, словно на допросе. Молодые люди, что привели ее, быстро покинули помещение, следуя приказу своего господина, таким образом, оставляя Юми наедине с младшим братом ее преследователя. Юноша оказался ее возраста, что по понятным причинам позволило девушке немного расслабиться. Изуна за все ее время пребывания здесь не поднимал на пришелицу глаз, но как только ее сопровождающие покинули помещение, он таки соизволил поднять на путницу быстрый взор. — Присаживайся, — учтиво бросил он, быстро переведя взгляд обратно к какому-то свитку, после чего вновь посмотрел на девушку, на этот раз долго и почти не мигая. Юми не замечала его испытывающего взора, покуда была занята осматриванием помещения, в коем сейчас находилась. То был обычный домик старейшины деревни, видимо его заняли Учиха на время их пребывания здесь. Изуну аж передернуло в тот момент, когда он краем глаза заметил вошедшую. На какую-то долю секунды ему показалось, что перед ним Тобирама. «Похоже, ребята правы: мне действительно нужен отдых» — Что Вы хотите от меня услышать? — нарушая изрядно затянувшееся молчание, добродушно пропела Юми, после чего отвлеклась от созерцания стен и перевела взгляд на собеседника. Услышав ее слова, юноша словно пришел в себя, забывая об абсурдных мыслях, терзавших его секундой ранее. — Да, — бросил он, откашлявшись. — Мое имя Учиха Изуна, я — младший брат Мадары, — пояснил юноша, очевидно думая, что девушке известно имя ее спасителя. — Для начала мне хотелось бы узнать, по каким таким причинам мой брат решил оказать вам столь немаленькую поддержку. Подобный тон пробирал до мурашек, создавалось впечатление, будто Юми совершила нечто противозаконное, а Изуна что-то подозревает и собирается этим ее шантажировать. Безмятежная улыбка исчезла с ее лица, в сердце закрадывалось присутствующие ранее волнение и страх. — Я не знаю, — честно ответила Юми, пряча взгляд. Изуна заметил ее напряжение и легкий мандраж, что не могло его не удивить, поскольку юноша был уверен в причастии пришелицы к наемничьему делу, ведь, судя по докладу ранее, ее «брат» — шиноби. Девушка испытывала страх перед ним, и это не было игрой. В отличие от брата, Изуна мог тонко чувствовать психоэмоциональное состояние и таким образом видел людей, как говорится, насквозь. Также, обладая особым талантом сенсора, он был уверен, что Юми лишена очага чакры. Дабы развеять свои сомнения на это счет он задал контрольный вопрос, при этом изрядно смягчив тон: — Ты — наемница? Юми чуть замялась перед ответом, ведь когда она спасала Дэйки (при их первой встрече), она пользовалась медицинскими техниками шиноби, но ведь она не помнит их сейчас. А что если Изуна почувствует ее неуверенность и подумает, что ему лгут? Решив говорить только правду, девушка крепко сжала свои длинные тонкие пальчики в кулачки и подняла уверенный взгляд в темные глаза к Учиха. — Моим первым воспоминаниям десять лет. Я не знаю, кем были мои родители, возможно и шиноби. Но я себя таковой не считаю. И, скорее всего, не являюсь. Юноше было забавно наблюдать подобную картину. Ее слова звучали смешно и наивно, и ни один человек в здравом уме не поверил бы в их праведность, но ее — бессильной простолюдинки — решительный взгляд, обращенный к войну-шиноби, непременно внушал уважение. И Изуна поверил. — Что ж, хорошо, — мягко проговорил он, откидываясь на спинку стула. Юми была несколько удивлена услышанным. Ей было очевидно, что Изуна — точная копия своего брата, такой же холодный, бесчувственный, жестокий, но она ошибалась. Теперь юноша виделся ей твердым и решительным, но в тоже время добросердечным и понимающим. Юми, равно как и сам Изуна чувствовала эмоциональное состояние людей, знала, когда ей врут или хотят причинить боль, или же наоборот желают помочь. Когда Учиха сбросил маску чрезмерной холодности, девушка стала чувствовать себя значительно комфортнее и спокойнее, что ли, в его присутствии. Сейчас она не боялась смотреть ему в лицо, и подолгу уделяла внимание каждой мелочи. Изуну же занимали мысли, касательно незнания девушки о возможных причинах ее спасения Мадарой. Данный факт невольно заставлял поверить в те нелепые слухи, на счет появления у брата любовницы. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Девушка красивая, скорее всего неглупая, честная, мягкая, а главное чистая, как родниковая вода, таких не то, что в военное, в мирное время один на миллион. И потом, кто сказал, что братец не может влюбиться? — Тогда позволь узнать твое имя. Если оно у тебя есть, — делая отсылку к сказанному девушкой ранее, произнес наемник. — Меня зовут Юми, — произнесла девушка, долго вглядываясь в бездонные очи своего надзирателя.***
Утром, как и предполагал Мадара, они встретились. Фудо скакал навстречу юному шиноби на своем гнедом жеребце, не сбавляя темпа. «Сейчас что-то будет», — думал юноша, уже отсюда наблюдая «легкое негодование», омрачавшее лицо наследника. — Как это понимать?! — взревел молодой человек, спешившись возле наемника. — Обстоятельства, — лениво обронил юноша, взваливая рюкзак к себе на спину. — Какие, к черту, обстоятельства?!.. — За нами хвост, — сохраняя остатки самообладания, процедил Учиха, перебивая. После этих словах Фудо несколько поубавил свой пыл. — И что, ты не можешь избавиться от него? — с легкой толикой презрения выдал наследник, чем не слабо задел чувство гордости у молодого шиноби. На руках юноши вздувались вены от силы сжатия в кулак. Его вспыльчивый нрав, характерный для каждого юноши данного возраста, изрядно мешал бесконфликтному сотрудничеству с сим надменным принцем, однако, усилием воли, Мадара таки сдерживал в себе бушующие порывы обращенной к данному субъекту ненависти. — Избавиться то можно, — натянуто улыбаясь, протянул наемник, — но, насколько я помню, миссия, на которую Вы меня назначили тайная, — проговорил он, после чего вальяжно развернулся к заказчику, — а бой с ним может привлечь ненужных свидетелей, не говоря уже о том, что продлится до утра следующего дня. Или Вы изволите ждать? — не удержался от иронии юноша, злостно испепеляя своего собеседника. Фудо был возмущен столь бестактным комментарием в свою сторону, но судьбу с убийцей испытывать не стал, мудро сдержав собственные, касательно своего оппонента, нелестные доводы, уже вертевшимися на кончике языка. — Хм, — надменно фыркнул юноша и тихо, но четко, так, чтоб Мадара услышал, добавил, неспешно продолжая свой путь за спину наемника, — я был уверен в назначении на данную миссию сильнейшего представителя своего клана. Около полудня Тобирама обнаружил их возле резиденции Ямамото — семьи одного из приближенных к феодалу. Сенджу видел, как Фудо вместе с его сопровождающим пригласили в поместье, откуда они не выходили около двух часов. Подобные визиты пара совершит сегодня в отношении еще двух таких же приближенных, что позволит наемнику без всякого труда сделать правильные выводы, касательно цели предпринятых наследником действий, коими служит заручение поддержкой советников феодала для последующего восхождения на престол. — Тобирама? — прозвучал за спиной полный удивления, знакомый голос брата. — А я все гадал, как же скоро ты меня заметишь, — чуть усмехаясь, протянул шиноби, не оборачиваясь, после чего, не тратя более времени на пустые разговоры, пояснил свое пребывание здесь. — Вот как, — задумчиво протянул Сенджу, выслушав цели миссии брата и выдвинутые им предположения, касательно цели Мадары, — постой! — Неожиданно воскликнул он, завидя наследника, когда тот выходил из поместья. — Я знаю его, — не веря до конца в увиденное говорил юноша. — Знаешь? — с легкой ноткой удивления удостоверился Тобирама, косо поглядывая на старшего брата. — Откуда? Но ответа ему услышать не удалось. Мысли Хаширамы были заняты судорожным анализом происходящего и выявления предположений возможного исхода событий последних дней. Этот человек, по сути, желает воплотить в жизнь его давнюю мечту; ведь проводимая реформа сама под собой подразумевает объединение наемных кланов, то бишь, проще говоря, деревни, о коей Хаширама с его старым другом давно мечтали. — У меня будет к тебе огромная просьба, — наконец выдал Сенджу странным, но серьезным голосом.***
Поскольку Юми было необходимо для отвода любопытных глаз пристроить к кому-либо из местных на попечение, в первую очередь нужно было выяснить, чем собственно девушка могла бы быть полезна этакому «добродетелю». Мы то прекрасно понимаем, что наемники, в лице управляющего данным селением, о желании и возможностях спрашивать не будут; да и кто решиться перечить названным защитникам собственного дома. Тем не менее, любителей посплетничать, как уже убедился младший Учиха, хватало, а поскольку брат просил не афишировать особое отношение к данной особе и ее другу, подобные меры предосторожности были необходимы. И здесь, при выяснении ее способностей (в чем, собственно, она и могла быть полезна при случае), девушке пришлось долго краснеть. Как говорилось ранее, она не умела абсолютно ничего, даже элементарно готовить. Человек, воспитавший ее, был искусным кузнецом, а так как он являлся калекой, местные женщины всячески помогали ему, чем могли. В тоже время обучать девочку женским премудростям они не желали, поскольку ненавидели всем сердцем. Сколько себя помнила, Юми всегда была изгоем, виной тому являлась ее неординарная внешность. С детских лет она считала себя уродливой, но это было далеко не так. Да, она в какой-то степени являлась альбиноской, но несовершенной: светлая, но не молочно-белая нежная кожа, крепкие шелковые волосы, ненавязчиво отливающие пшеничным оттенком, выразительные лазоревые глаза, обрамленные, на удивление, темными пышными ресницами, тонкой линией темные брови, аккуратный маленький носик, пухлые нежно-розовые губы — она значительно отличалась от других. Девушка далеко не была похожа на простолюдинку, ни внешностью, ни манерами. Многие женщины и девушки ее возраста неимоверно завидовали столь исключительной красоте, при чем не столько внешней, и старались сжить со свету. Но отношения с поселенцами, а точнее с поселенками (ведь большинство мужчин, даже среди мирного населения, воевало) в ее «родной» деревне обострились в тот момент, когда на Юми положил глаз самый завидный жених. То был сын кузнеца, у которого жила девочка. Еще мальчишкой он стал ее первым и единственным другом, а через несколько лет признался в любви, предложив руку и сердце. Это был единственный во всем свете человек, нуждавшийся на тот момент в ее персоне, став тем самым ее жизнью. Но то, что он был ее жизнью, еще не значило, что его чувства были взаимны; девушке не было и до селе не ведомо то чувство к юноше. Конечно, она его любила всем сердцем, но как брата. Так уж вышло, что тривиальные чувства неимоверного долга и признательности ею были по наивности названы любовью. И сейчас, слушая этого человека, утопая в баритоне его размеренного гласа, в Юми просыпалось нечто незнакомое ей поныне. Она нутром ощущала исходящую от молодого человека внутреннюю мощь, от чего на краю души возникало легкое приятное волнение. Юми слушала его, ни на секунду не отводя взора от прекрасных матовых глаз, и, хоть слова и фразы были ясны, смысла сказанного она давно перестала понимать. Какое-то наваждение на долю секунды накрыло ее с головой, но девушка быстро сумела очнуться. «Да что со мной твориться?» — не понимала она, начиная волноваться из-за незнакомых ощущений. Юми преследовал эффект дежавю, будто нечто похожее проходило с ней на днях, но она никак не могла вспомнить, что именно. Взгляд этих глаз пробирал до дрожи, и хоть сейчас в них присутствовал легкий намек на мягкость, интуитивно Юми чувствовала, что за ними должна скрываться некая угроза. Изуна долго о чем-то говорил и, видимо, не мог во время своего рассказа все время смотреть в лицо собеседнице — так часто с нами бывает. Изредка он бросал на девушку короткие взгляды, поймав которые Юми пронимало, словно молнией. Девушка сказала, что немного смыслит в оружейном деле, на что получила красноречивый взор со стороны юноши, после чего тот разразился звонким заразительным, но коротким смехом: — Хочешь сказать, ты куешь мечи? — убирая с внешнего уголка глаза слезинку, проговорил молодой человек, чем вызвал несколько обиженный вид блондинки, резким движением головы скрывшей в волосах легкий румянец. «Какая же она все-таки забавная» — В любом случае, — возвращаясь снова к привычно серьезному тону, протянул юноша — здесь нет кузнецов. Уже нет — тихо, но четко добавил он опущенным тоном; Юми решила не углубляться в подробности. После короткой паузы Изуна вспомнил еще одну немаловажную вещь из доклада, касательно данной особы: — Мне доложили, ты прибыла сюда верхом. — Это так, — тихо произнесла девушка, избавляясь от остатков пресловутого румянца, после чего подняла голову. — Что вы намереваетесь сделать с моим жеребцом? — как бы невзначай спросила она, скрывая достаточно серьезное волнение. Юми прекрасно понимала, что так просто их не отпустят, особенно после того, как узнали, что Дейки — шиноби. «И зачем, интересно, этот наемник помог нам? Как там его?.. Мадара?» — У нас туго с провизией, — серьезно начал юноша, — так что думаю, — флегматично протянул Учиха, смотря чуть в сторону от лица пленницы, но, заметив краем глаза ее выражение, не договорил. — Да не переживай ты, — задорно смеясь одними лишь глазами, проговорил юноша, в мыслях отмечая ее трогательную наивность, — мы найдем ему место в конюшне. О! Кстати, как насчет конюха? Грязную работу делать не заставим, не переживай. На лице Юми досконально отражались все ее эмоции. После того, как ей стало очевидно, что надзиратель просто пошутил, возмущению девушки не было предела, но она тут же о нем позабыла, когда Изуна высказал данное предложение: — Я не боюсь тяжелой работы, — уверенно выдала она, смерив шиноби полного решимости взглядом; все-таки Изуне удалось задеть в ней пресловутое чувство гордости. Учиха так и не сказал, что она по просьбе брата будет находиться под их защитой, дабы девушка не села на шею, злоупотребляя его хорошим отношением, хотя сейчас Изуна убедился, что данная особа на подобное не способна. — Не зарекайся, — лисьим тоном протянул юноша, недобро сверкнув глазами. В Юми, несомненно, присутствовала добрая доля гордости, не заступающей при этом за рамки к гордыне. Подобным выпадом шиноби хотел добиться тени страха в глазах оппонентки, но не получил желаемого. Эта девушка была единственной, кто так легко вызвал его смех в последние годы. Занимаемая им уже в столь ранние годы должность не позволяла ребячиться даже в кругу друзей, ведь помимо друга Изуна выступал перед ними еще и в роле руководителя. Привыкшему извечно контролировать собственные эмоции, шиноби впервые довелось встретить человека, чье присутствие его как-то расслабляло. «Кажется, я начинаю понимать, что привлекло в ней брата: девчонка, хоть и наивна, но с характером. Где же ты откопал такое сокровище? — саркастично вопрошал он в мыслях, но следующее уже холодно анализировал. — Она не похожа на простолюдинку, ой как не похожа. Первым воспоминаниям десять лет. Родителей не помнит». — Он ведь не твой брат? — неожиданно для девушки спросил Изуна, бросив на нее холодный взгляд. Поначалу Юми немного опешила, но после быстро осознала свою ошибку в прошлом признании. — Верно, — коротко ответила она, стыдливо пряча лицо в волосах. — Я сказала так, дабы избежать ненужных расспросов, — пояснила девушка. Шиноби ожидал подобного ответа. — Что ж, — выдержав короткую паузу, протянул он, — это даже к лучшему, — заключил Изуна, чем, несомненно, удивил Юми. — Для окружающих вы останетесь братом с сестрой. Но впредь, — недобро бросил юноша, не скрывая в голосе угрозы, — даже не пытайся мне врать, — недвусмысленно предупредил он, после чего встал из-за стола и направился к выходу. Девушка последовала за ним.