«СПАСИТЕЛЬ?»
Продолжая свое наблюдение, Мадара уже решил, что предпримет по его окончанию: если девушка таки окажется наемницей, желающей лишить жизни его заказчика, то Учиха убьет ее на месте, а ежели нет — станет ее другом, вернее даже сказать, убедит ее в том, что является ее другом. Звучит, возможно, и дико, но зато небезосновательно. Слепой бы заметил небезразличие наследника к данной особе, что делало его вполне уязвимым к шантажу, который намерен был пустить в ход Мадара при острой необходимости. Он размышлял так: когда его миссия будет благополучно завершена, в поместье Учиха рано или поздно доставят послание от Фудо, в котором юный феодал будет просить лично Мадару о неком одолжении, а именно о нахождении девушки, о которой, за исключением его самого, мог знать лишь данный представитель Учиха. Успешное выполнение данного поручения способствует дальнейшему улучшению отношений между его кланом и феодальной семьей, что в свою очередь укрепит положение Учиха и поспособствует его дальнейшему развитию, в том числе расширяя сферы влияния. Но найти человека в стране, пусть даже и конкретного, все равно, что искать иголку в стоге сена. А если она пересечет границу государства? Тогда это становится вообще непосильной задачей. Посему разумнее всего было бы держать ее как можно ближе к себе, и Мадара уже знал, как именно это сделает.***
К сожалению, для Сенджу, навыки сенсора Тобирамы еще не были столь велики, чтобы полностью скрывать свое присутствие на неограниченный временной срок, посему отголоски вражеской чакры были замечены как раз по завершению миссии младшего Сенджу, которая заключалась в выяснении истинной миссии Мадары. Дезинформаторы Учиха работали на славу, посему лично Тобираме поручалось удостовериться в полученных ранее Сенджу сведениях. И, надо сказать, данная миссия не была лишена смысла. Не раз было упомянуто о сферах влияния наемничьих кланов, так что же это такое? Под данным словосочетанием имелось в виду количество деревень, взятых под покровительство того или иного наемнического клана. Делалось это для систематического получения провизии и продуктов ремесленнического дела, на занятие которыми у шиноби не было времени. В ответ на данную «любезность» жителей деревни со стороны наемников обеспечивалась защита данного поселения, разумеется, до тех пор, пока деревня в состоянии снабжать их всем необходимым. В одну из таких «учихских» деревень и был направлен Тобирама с отцовским поручением. Как мы помним, оно завершилось благополучно: юный Санджу беспрепятственно достиг дома, выяснив все необходимое. Однако он даже не подозревал, что был раскрыт вражеским патрулем. Хотя, даже не смотря на свою оплошность, связанную с невозможностью продолжать полное скрытие собственной чакры, его могли бы и не заметить, но по иронии судьбы как раз в этот час в деревню прибыл младший сын Таджимы — Изуна, талантливейший шиноби, который и смог засечь шпиона в лице Сенджу. Выяснив по «горячим» следам, зачем являлся сюда Сенджу, молодой человек, не организуя никакого преследования, решил сначала доложить обо всем отцу. Ответа на письмо долго ждать не пришлось, не прошло и часа, как Изуна услышал в окно стук почтового ястреба. Таджима, к удивлению младшего Учиха, был вполне доволен сложившийся ситуацией, объясняя это тем, что Буцума в данный момент обеспокоен лишь возможностью укрепления отношений Учих с феодальной семьей, тем самым благополучно забывая о военной угрозе с их стороны. Таджима хотел, чтобы глава Сенджу стал одержим данной мыслью, из-за чего в последствии, потеряв бдительность, пренебрег бы внешней защитой клана. Изуне поручалась миссия по дезинформации врага.***
Тем временем Мадаре предстояло выслушать краткий экскурс в биографию нашей героини, вернее даже сказать в обрывки ее воспоминаний. Девушка не помнила ничего, что могло заинтересовать юношу, первым ее воспоминаниям было лишь десять лет. Шестилетней девочкой она оказалась в деревне, где ее никто не знал, кроме старейшины, который отдал ее на попечение своим сыну и внуку, поскольку сам не мог заняться ее воспитанием ввиду нехватки времени из-за занимающей должности. Сын его был искусным кузнецом, жившем на окраине деревни, и являлся одним из трех человек во всем поселении, любивших девочку, остальные же ничего кроме ненависти к ней не питали, но ей более было и не нужно. Уже в эти годы прослеживался ее талант к верховой езде и луку, последний же и стал причиной выбранного имени девочки. Однако, старейшина вскоре умер; через девять лет, одобрив брак с единственным другом Юми, умер и мужчина, ставший ей отцом за все эти годы. В день помолвки на деревню было совершено нападение неизвестных наемников, в ходе, которого был убит смысл всей жизни юной девушки. Ее жених — единственный, кому она действительно была нужна, как воздух, к которому ее терзало чувство долга, наивно названное девушкой любовью, — был убит. Но, даже умирая на ее руках, он сумел вытянуть из Юми обещание продолжить жить без него, не смотря ни на что. Тем не менее, девушка предприняла попытку его нарушить, покончив таки с собой, но не сделала этого, не из-за проснувшийся неожиданно совести о нарушении своего слова, нет, — ей было страшно накладывать на себя руки. По неизвестным причинам она боялась не смерти, а именно совершения самоубийства. К слову сказать, это было единственное, чего вообще боялась девушка в тот злополучный вечер. Когда Юми, убитая горем, выплакала все слезы по умершему жениху и успокоилась окончательно, казалось, что вместе с потоком соленой воды из нее вышли все чувства и эмоции, присущие человеческому существу. Ее душа умерла вместе с, так и не ставшим ей, мужем. Не было более ни страха, ни боли, ни сожаления — лишь пустота, являвшаяся матерью для нарастающей в будущем ненависти. Но Боги смиловались над девушкой, даря надежду на спасение ее, казалось, умершей душе в лице умирающего мальчика, на которого Юми наткнулась в течении полугода собственных скитаний. Выходив Дейки, к ней пришло осознание не то чтобы важности, но и не бесполезности ее существования. Она спасла жизнь безнадежного больного, дивясь при этом неожиданно всплывшим из подсознания знаниям медицины, о которой она и представления не имела последние десять лет. И если она оказалась полезной хоть одному человеку (что говорить о спасенной жизни), то, должно быть, есть смысл в ее существовании на этой земле. В Дейки же, равно как и в его спасительнице, преобладало чувство долга, посему он не мог не остаться с ней. Позже выяснилось, что новоиспеченный друг Юми был никем иным, как шиноби, к тому же, оставшимся единственным представителем своего клана. И кто бы мог подумать, что данный факт сыграет с ней злую шутку. Свою историю Юми уместила в пару предложений, вычленив лишь самое необходимое для шиноби. При этом, сказанное ей звучало максимально неправдоподобно, и тем не менее, Мадара отчего-то не спешил выбивать из нее «правду». У него из головы не выходила фраза, сказанная девушкой еще до ее рассказа: «Врать мне нет резона». Не имея на то веских оснований, юноша ей отчего-то поверил. По крайней мере, она — не наемница, в этом он убедился на все сто двадцать процентов. Как только последнее слово девушки было сказано, меж молодыми людьми нависло гнетущее молчание. Юми прекрасно понимала, что Мадара может ей не поверить, но ее это уже не волновало, покуда видя умирающего друга, лишенного надежды на спасение с подобной кровопотерей, желания жить у нее не было. Юноша, словно нарочно, медлил. Он выдержал многозначительную паузу, сопровождаемую полным отсутствием каких-либо признаков эмоций на лице, после чего вальяжно развернулся и размеренным шагом направился в сторону мальчика. Девушка была в полном замешательстве: юноша провел ладонью по воздуху, приближаясь в тоже время почти вплотную к Дэйки, и после этого действа лужа крови, в коей лежал мальчик, будто по мановению волшебной палочки исчезла, а Дэйки остался лежать на холодной земле, но только без сознания. К выводу, что мальчик был не мертвым, а именно без сознания Юми пришла, наблюдая за размеренным вздыманием его груди, и все же не могла поверить глазам. — Он, — пропавшим от шока голосом начала она, но, быстро откашлявшись, продолжила. — Он жив? — Можешь сама убедиться, — все тем же полным безразличия тоном говорил юноша, чуть отойдя от мальчика. Юми тут же бросилась к своему другу, падая возле него на колени, и больше не предпринимая каких-либо попыток сдержать слезы. Она все повторяла его имя, стараясь докричаться до него, просила открыть глаза, молила о прощении и словно сквозь пелену тумана слышала, что говорил ей в этот момент наемник. — Это последствия генджуцу, он очнется через несколько часов, — его вечная холодность хоть и пугала Юми, но уже начинала изрядно раздражать. Сейчас, медленно приходя в себя от одолевавших все это время девушку эмоций, к ней возвращалась способность к холодному анализу. — Я тоже? — наконец спросила она, после чего подняла голову, устремляя прямой взгляд лазурных глаз в лицо их преследователя. — Я тоже была под властью генджуцу, как вошла в эту пещеру? — в голосе начинали звенеть нотки стали. Мадара перевел на нее несколько заинтригованный взгляд, и, быть может Юми лишь показалось, на его лице тенью промелькнуло изумление, вызванное ее изрядной проницательностью. — Что за тон? — непонимающе произнес Учиха, после чего, надменно вздернув бровь, продолжил. — Хочешь сказать, мне следовало прикончить вас обоих? — недвусмысленно намекал о невыгодном положении парочки для подобных вольностей, но он никак не ожидал подобного ответа. — Да, — уверенно и открыто заключила девушка, не сводя пристального взгляда с глаз наемника. — Это было бы куда быстрее и логичней, — пояснила она. Последние слова заставили юношу саркастично рассмеяться. Юми недоуменно наблюдала за этой картиной, но Мадара быстро пришел в себя. Он весьма заметно изменился в лице: на смену холодному взгляду пришел веселый, хоть и пугающий, блеск, место угрюмой физиономии уступила легкая открытая усмешка, больше походившая на оскал дикого зверя. Но даже сейчас он не пугал так, как несколько минут назад, словно мертвец, скупой на эмоции. Юноша неожиданно оказался сзади. — «Логичней», говоришь? — змеиным шепотом протянул он, опаляя мочку уха девушки своим дыханием. По спине Юми пробежался холодок, каждая клеточка ее тела была напряжена от неожиданности действ со стороны ее нового знакомого. — С чего вообще ты взяла, что мне на руку смерть бродячей танцорки и шиноби-самоучки? — продолжал он наигранно-добрым и тем самым зловещим голосом. Учиха видел частое сокращение ее шейных мышц, что свидетельствовало о ее несомненном напряжении. Небольшой v-образный ворот рубахи позволял отметить чуть выступающие ключицы, что выглядело, несомненно, красиво и даже несколько соблазнительно. Запах белоснежных волос отдаленно напоминал аромат до боли знакомых цветов, а ее тихое глубокое иногда прерывистое от волнения дыхание — шум прибоя. Мадара улыбнулся шире, наблюдая, как быстро улетучивается смелость из взгляда и голоса его оппонентки. «Ну и что ты предпримешь?» — с интересом патологоанатома наблюдал юноша за ее реакцией. И словно прочтя его мысли, девушка резко вскочила на ноги, заставляя тем самым шиноби последовать ее примеру. Она резко развернулась к нему лицом и, все еще сохраняя во взгляде отголоски страха и недоумения, но сохраняя голос твердым, задала интересующий ее вопрос: — Тогда что тебе от нас нужно? — Мне от вас? — интонационно выделив слово «мне», Мадара возвращался к своей прежней безэмоциональной манере. — Может, вам от меня? — Сомневаюсь! — резко оборвала Юми, так и не дав сделать шиноби им предложение. «Гордая, значит» — Может, выслушаешь? — выдержав короткую паузу, проговорил он все тем же малоприятным тоном, бросающем в дрожь. — Ты нас чуть не убил из желания помочь? — не сдержав возмущения, проговорила девушка. Подобная дерзость не на шутку задела самолюбие нашего героя, тем не менее, он нашел в себе силы сдержаться. Выдержав красноречивую паузу, во время которой девушка осознала, что натворила и сейчас проклинала свой пылкий нрав и, не в состоянии держаться за зубами, длинный язык, Мадара соизволил продолжить этот, уже ненавистный, ему диалог. Без сомнений, его далеко не оставили равнодушным те смелость и гордость, присущие столь слабой в физическом плане девушке. При чем, это не было чем-то напыщенным, не было бахвальством, это шло от сердца, и прямой бесстрашный взгляд являлся на то лишним доказательством. Она прекрасно понимала, что ей его не победить ни при каких обстоятельствах, и, тем не менее, ни на секунду не прекращала с ним говорить, как с равным — и это больше всего раздражало, но в тоже время, хоть сам Мадара в этом никогда и не признается, внушало уважение. А где уважение, там не далеко и до дружбы, и до нечто большего. Но сейчас не об этом. — В любом случае, если ты откажешься, он умрет. — Это угроза? — не унималась девушка, сдерживая свои гневные порывы. На этих словах юноша поднял на нее не предвещавший ничего хорошего взгляд и сквозь зубы тихо прорычал: — Констатация факта.***
Тем временем Фудо решил проследовать в указанное место встречи, коим являлся местным кабак. Всю дорогу его не отпускала мысль о девушке, которую ему довелось спасти несколькими часами ранее. Он думал о ее тонких руках, смуглой бархатной коже, черных, как смоль волосах, аромат которых ощущал до сих пор, но никак не мог определить, запах каких цветов он напоминает. Но ярче всех воспоминаний о Юми были ее глаза. В них читалось все: ее чувства, эмоции, даже в некоторой степени мысли. Сейчас он понимал, чем таким зацепила его эта девушка: она была для него, как открытая книга. Не скупясь на эмоции, не притворяясь и не лицемеря, как это делали все в феодальном поместье, она являлась ему ангелом — чистым, непорочным, не оскверненным грязью этого мира. В тот вечер он принял решение. Решение, что найдет ее, чего бы это ни стоило. Но сначала, ему нужно подготовить то, что он может ей предложить (исключая, таким образом, возможных конкурентов), а именно страну. Но не ту — на грани самоуничтожения, коей она является сейчас, а новую — процветающую, а для этого необходимо как можно скорее совершить задуманное: объездить всех представителей знати при монархе, убедив принять его сторону касательно переустройства государственной системы. И единственный, пожалуй, человек, который мог бы помешать выполнению данного плана наследника, находился в данный момент в, уже упомянутом выше, кабаке. Мало того, молодые люди не то, что не заметили друг друга, они еще и сидели за соседними столиками спинами друг к другу. Хашарама осведомлялся у девушки, что работала официанткой в данной забегаловке, а по совместительству, судя по ее откровенному наряду, и «ночной бабочкой», о подходящем месте для ночлега, на что юная особа делала весьма не тонкие намеки на свою кровать. Фудо, разумеется, понятия не имел, кем является его сосед и тем паче какие цели он преследует, посему дипломатично послав девушку себе за пивом, дабы не надоедала своим присутствием, решил составить путнику компанию, присев за его столик.***
Как выяснилось позднее, Дэйки был отравлен, но не по вине Мадары, а в связи с отравленными ядом долгого действия стрелами их прошлых неприятелей. Мальчик сам сказал об этом, очнувшись как раз в момент самого накала страстей меж молодыми людьми. Мадара никак не ожидал, что Дэйки очухается так скоро: «Должно быть, в тебе есть потенциал. Раз ты не такой слабак» Учиха всегда здраво оценивал свои шансы, равно как и шансы своего врага, не имея привычки кого бы то ни было недооценивать, но этот малыш его удивил. «Не будь он лишен учителя, из него бы получился первоклассный воин» Но сейчас этому войну требовалась срочная медицинская помощь, какую Юми при всем желании не была способна оказать. — Секунду, — вдруг что-то вспомнил наемник. — Ты говорила, что однажды спасла ему жизнь? Так в чем же сейчас дело? — В тот раз это как-то само всплыло из подсознания. Не знаю, почему. Я не могу это контролировать. — Так, ты не медик? — удостоверился Учиха. — Не знаю, — обреченно протянула девушка еле слышно. «Очевидно, ей кто-то стер память. Но зачем?» — в любом случае, ему некогда было размышлять над данным вопросом. Мальчик медленно поднялся на ноги, чуть пошатываясь, Юми тут же подставила ему свое плечо для опоры. — Все нормально, — проговорил он пропавшим голосом, отказываясь от помощи. — Как долго ты будешь в сознании? — все тем же безразличным тоном говорил Учиха. Юми, возмущенная до глубины души подобной бестактностью в отношении к больному ребенку, обратила свой красноречивый взгляд, передающий всю гамму испытываемых ей чувств, к Мадаре. Тот, в свою очередь, дипломатично проигнорировал этот испепеляющий взор девушки по отношению к себе и выжидал ответа на свой вопрос. — Час. Может, полтора. Юми в ужасе смотрела на Дэйки, так спокойно оценивающего время собственной жизни. Наемник же на данное заключение никак не отреагировал, сохраняя всю ту же неприятную манеру разговора. — Этого вполне хватит. — Что? — не в силах скрывать своего негодования, возмутилась девушка. — Как это понимать? О чем вы? — Успокойся — резко гаркнув на нее и тем самым, заставив тут же замолчать, отозвался Мадара, после чего пояснил, ответив, таким образом, на последний вопрос Юми. — Я объяснил ему, как добраться до моей* деревни. Там безопасно и могут оказать помощь. Сейчас Юми поняла, что окончательно запуталась. Сначала этот человек желает ее смерти, теперь хочет помочь. «Да что у него на уме?» — Почему ты это делаешь? — забыв о гневе, с полным сомнения голосом, спросила она. В ее глазах отчетливо читался страх, какого не было при угрозе ее жизни, а тут, при предложении помощи.! «Кто же ты такая: бесстрашная защитница или же пугливая принцесска?» В тот момент он даже не подозревал, насколько был прав. В ответ на заданный Юми вопрос, юноша, ухмыляясь (наверное, только дважды за все это время), подошел к ней вплотную (он был ее выше на голову) и, взяв за подбородок, смотря прямо в глаза, произнес просто обескураживающий ответ: — А может быть, ты мне понравилась. «Что за бред?!» — тут же выдало сознание нашей героини. — Мне зубы заговаривать бесполезно, — пусть она это и говорила, но от орлиного взора Мадары не мог скрыться ее румянец, так четко прослеживающийся на благородно светлой коже. При столь бесцеремонной близости юноше вновь удалось уловить столь приятный манящий запах, кажущийся до боли знакомым, ностальгическим, словно из детства. На ее ответ последовала искренне довольная усмешка со стороны Учиха, казалось, он был искренне рад тому, что девушка не попалась в его, так называемую, ловушку, словно оправдав тем самым какие-то надежды. — В любом случае мне пора, — проговорил он, отстраняясь. — Желаю удачи. После этого он словно растворился в воздухе.***
Поскольку порученная Хашираме миссия была тайной, амуниция в принципе, да и тем более с эмблемами клана полностью исключались, поэтому-то Фудо и не смог сразу разобрать, с кем именно довелось ему познакомиться. Сам же Сенджу понятия не имел, как выглядит сын доброго приятеля его отца, знал лишь, что в сопровождение к нему назначен Мадара (к слову сказать, последнее ему стало известно лишь несколько часов назад). Таким образом, они встретились лицом к лицу, не зная, чем может стать черевата данная встреча. Но самое забавное, что они очень быстро нашли общий язык, несмотря на непростой нрав племянника феодала, Хаширама обладал способностью расположить к себе каждого. Они разговаривали так, словно были давно знакомы, говорили обо всем подряд, и неожиданно затронули тему политики. Вот здесь их общение обрело новую плоскость. Недавно веселившиеся вовсю молодые люди приняли серьезные лица, соответствующие выбранной им теме, и не без интереса выслушивали идеи друг друга по переустройству страны. Кто бы мог подумать, что в какой-то Богом забытой деревеньке в захудалой забегаловке встретятся два политика, да еще с одним видением мира. Удивительно: они смотрели на одну проблему с разных ракурсов, но тем не менее — в одну сторону. Фудо, как феодальный наследник, видел необходимость в переустройстве армии и проведении военных реформ, а Хаширама, как рядовая единица, — в объединении кланов в один военный блок, что являлось своеобразной «начинкой» предстоящей реформе. После этого разговора и тот, и другой лишний раз убедились в правильности своих намерений, получив негласную поддержку друг друга. Хаширама расплатился за свой ужин и, пожелав доброй ночи (которой, к слову сказать, у него самого не было двое суток), направился в гостиницу.***
Учиха в то время направлялся на условленную заказчиком встречу, на которой Фудо и расскажет в общих чертах о своих намерениях в отношении государства и ключевых задачах Мадары в его замысле. Что касается непосредственно замысла самого Мадары, то, понятное дело, ни о какой симпатии к девушке не могло идти и речи. Подобной дерзости, какую он слышал от нее, юноша ни от кого бы терпеть был не намерен. Тем не менее, он прекрасно понимал, чем вызвано подобное поведение: не каждый был бы с тобой любезен, угрожай ты ему или же его близким. А если бы и был, то наверняка бы прогибался, желая спасти свою шкуру, а о таких брезгливо даже руки марать. Но Юми была другой, однозначно. Он наблюдал за ней весь сегодняшний день, и мог бы сразу догадаться, что она не может быть шиноби. Не ее это, можно сказать, на роду написано, что не ее. Она была маленькой, тоненькой; нежным воздушным созданием, которое хотелось скорее защитить, нежели отпустить в столь чуждый для нее мир жестокости и насилия, мир соленных крови и слез. Хотя, быть может, именно она и нужна была этому миру? Воплощение нежности, прощения (ведь за весь разговор, если можно это так назвать, он ни разу не увидел в ее глазах ненависти), надежды (пусть зачастую и наивной). Несмотря на всю боль, что обрушилась на нее, она не разучилась верить людям, но разучилась жить. Хотя последнее Мадаре еще предстояло узнать. Но даже, несмотря на внешне кажущуюся хрупкость, в ней были зачатки начинающего шиноби: выносливость, скорость (что говорить о талантах к луку и верховой езде!), интуиция, проницательность и самое главное, по мнению Мадары, — самоотверженность. Что касается ее истинной внешности, то здесь юношу преследовало некоторое дежавю, он был уверен, что уже где-то видел столь лучезарную улыбку. Отчего-то она его немного раздражала.