Сумрак

Глава не отредактирована. Холод… Первым отголоском чувства был холод. Окружённый темнотой, в компании однородных мыслей, он не сразу осознал, что существует. Казалось странным просто знать, что ты есть и… на этом всё. Было ли ему страшно? Нет, он не ведал понятия страха, не знал, что мир не ограничивался темнотой и не понимал, кто есть он. Единственным осязаемым чувством был холод. Неотступный и безжалостный он возрастал с каждым мгновением, порабощая ели бьющуюся частичку сражавшегося за жизнь сознания. Затем, спустя казалось целую вечность, непонятно откуда и неизвестно как, совершенно случайно и неожиданно он почувствовал легкое тепло. Прошло немало времени, прежде чем он вспомнил и узнал значение понятия «прикосновение». К его сожалению контакт не продлился долго, но воспрявшее из сотканного холодом сумрака сознание устремилось вперёд и… запомнило. Он понял, что ждёт. Осознал, что терпит боль. Где-то совсем рядом, какая-то часть его горела немыслимым огнём. Он был бы рад снова окунуться в холод. Он не хотел чувствовать боль. Его колыбелью был вечный сумрак и мерзлота. Ему было легче забыть то тепло, чем вновь встретить боль. Но теплота вернулась, хоть он и не ждал. Хотя, может он лгал себе? Может он просто затаился глубоко в сумраке и надеялся? Ему нравилась едва ощутимая пульсация, исходившая от теплой мягкой ладони. Но как всегда, через короткое время, она отстранялась. Он потянулся вперёд, но не смог удержать приятное тепло. Он понял что кричит, но не услышал собственного голоса. И тогда, он осознал, что бессилен, раздавлен… покинут. И боль вернулась. Гадкая, жгучая, она царапалась и кусалась, заставляя несчастное сознание выть от мучений. Холодный сумрак заулыбался и позвал его обратно. Однако теперь всё было по-другому. Он понял, что зол. Ярость огненным хлыстом вспорола сознание и оно, завопив от боли, упало в милосердные объятья беспамятства. Он понял, что проснулся, а значит спал. Боль по-прежнему была частью его самого, но сейчас она существовала лишь на отдалённом краю его ощущений. Повязанная и укрощенная, она ядовито посапывала, изредка воспламеняя его чувства острыми электрическими ударами, будто напоминая… Меня усмирили ненадолго. Засыпая и просыпаясь, он обрёл ритм и злость поутихла. Однако… он по-прежнему ждал и так, понял, что нетерпелив. Со временем чувство тепла вернулось. Не совсем так, как он ожидал, ведь его буквально вырвали из объятий сна, но всё же, — ему было приятно, что о нём не забыли. Тепло появлялось и исчезало. Чаще всего, когда он спал. Ему пришлось перестроить время своего сна, чтобы не пропустить сокровенные минуты, когда кроме холода и боли, он чувствовал… участие. Так пролетали дни. Сумрачная темница его сознания изредка впускала новые ощущения, но по-прежнему не оставляла ему ни шанса на обретение контроля над собственным Я. И так он продолжал томиться в мучительном забвении, пока неожиданно до его сознания не долетел мягкий мелодичный голос, который он почти узнал: — «И сказала Арвен: — Темна Тьма, но сердце моё наполнено радостью, ибо ты, Эстел, будешь среди тех великих, чья доблесть рассеет её. И отвечал Арагорн: — Увы! Не дано мне предвидеть этого. Но твоя надежда — моя надежда. Тьму отвергаю я полностью. Но и Сумерки, госпожа, не для меня; ибо я смертен, и если ты будешь верна мне, Вечерняя Звезда, ты тоже отринешь Сумерки. Долго стояла она, недвижна, как белое дерево, и сказала наконец: — Я буду верна тебе, Дунадан, и уйду от Сумерек. Но там — земля моего народа и древний дом моих предков.» Какая Арвен? Какие сумерки? Так он понял, что может размышлять. Голос девушки редко оставался с ним больше чем на пару часов, но и за это Драко был признателен. С её чтением, мысли юноши обрели связность и он стал вспоминать некоторые детали из своей жизни. Ему не пришлось долго вспоминать своё имя. «Малфой», так она его называла, когда вместо следующей главы «Властелина колец», спокойно зачитывала их домашнее задание. Драко осознал, что считает дни. Прояснение в сознании оставило его с зияющим чувством неполноценности. Он понял, что не может двигаться. Более сокрушительного удара он в своей жизни не испытывал. Злость и раздражение стали его ежедневными спутниками, а монотонное чтение Грейнджер лишь распаляло бушующее пламя. Его бессилие стало его пыткой. Так продолжалось до тех пор, пока волнение в атмосфере не послужило его внезапным пробуждением. Что-то поменялось в его окружении. Он слышал крики и топот ног. Боль в теле вернулась, и Драко вновь почувствовал холод. Его мысли стали путаться. На него обрушился внезапный… голод. Словно издалека до него доносились голоса Грейнджер и отца, но он не мог различить ни слова. Он понял, что падает… в сумрак и пустоту. * * * Больше всего Гермионе хотелось нанести удар по самому ранимому месту Люциуса Малфоя. Но намеренно причинить вред беззащитному Драко она не могла. Ей претила мысль опуститься до ненависти и мести к жалкому не видевшему дальше своего носа Пожирателю Смерти. Однако по прошествии двух дней, в течении которых хозяин замка так не объявился, Гермиона поняла, что либо это её чёрные мысли посодействовали, либо нехватка квалифицированной помощи. В любом случае состояние Драко ухудшилось, как она того и пожелала одним ненастным утром. Руки юноши стали прохладными, лицо приобрело пепельный оттенок. Эльфы, помогавшие ухаживать за Драко, отказывались выполнять поручения Гермионы. Они приносили завтрак в комнату, подавали ужин к шести и сервировали обед по её желанию, однако ни один из многочисленных ушастых домовиков не согласился показать ей библиотеку или пригласить целителя. На пятый день у Гермионы пропал аппетит. Просидев у кровати Драко целый день, она взволнованная и усталая гадала, что с ней станет, если Драко Малфой… умрёт. Люциус Малфой голыми руками и без помощи магии свернёт ей шею. Глаза Гермионы, казалось, вобрали в себя все пески пустыни. Бесконечно растирая их кулачками, она потеряла счёт времени и не поняла как уснула. Кудрявая голова девушки нашла временный покой у неподвижных, накрытых тёмно-синим покрывалом ног Драко. Недовольно морщась во сне, она сражалась с очередным кошмарным сновидением. — Как долго она здесь? — прозвучал приглушенный голос над спящей Гермионой. Маленький эльф задрожал и запрыгал с ноги на ногу: — М-мисс сидеть в комнате молодого г-господина каждый д-день, хозяин. М-мисс просить целителя — Пиффи отказать. Мисс просить библиотеку — Пиффи не показать. Пиффи делать всё как велит хозяин. Пиффи держать мисс на втором эт-таже. — Целителя? — Люциус нахмурился и бросил на сына настороженный взгляд. Всё это ему не нравилось. Зачем грязнокровке понадобился целитель? Мелькнула мысль, что возможно он был несколько груб во время ублажения собственных нужд за счёт невинного, неискушённого тела, но Люциус тут же отогнал её прочь. — Мисс Грейнджер! — громко позвал он. Гермиона вздрогнула и подскочила на месте. Стул, на котором она сидела, упал на пол. — Мистер Малфой! — воскликнула девушка, прижав руку к сердцу. — Что здесь происходит? Зачем вам понадобилась помощь целителя? — резко спросил мужчина, игнорируя её перепуганные глаза. Гермиона нервно сглотнула. Сумрачный взгляд пронзил её подобно кинжалу. — Состояние вашего сына ухудшилось. Малфой нахмурился и шагнул ближе. Слабое сияние нескольких свечей не скрыли болезненный цвет лица и новообразовавшиеся тёмные круги под глазами Драко. — Почему? — потребовал ответа Люциус. — Что случилось? Гермиона поджала губы: — Я бы знала, не наложи вы запрет на библиотеку! Проигнорировав, колкий выпад, Малфой сжал ладонь сына. Лицо мужчины посуровело. Глаза превратились в серые льдинки. Гермиона мысленно поблагодарила небеса, что их разделяла кровать и валявшийся на полу стул. — Он холодный, — только и сказал Люциус и тут же резко бросил: — Пиффи! Мадам Помфри! Немедленно! Испуганный эльф хлопнул ушами и исчез. Малфой продолжил словесное нападение: — Почему вы ничего не предприняли? Гермиона вздрогнула и отступила к окну. — Я пыталась, сэр! Однако сложно что-либо предпринять, ограничиваясь лишь одним вторым этажом. Что, по-вашему, я могла сделать? Вы исчезли, а ваши эльфы, следуя указаниям, отказали мне в элементарных… — Молчать! — крикнул Малфой, раздражённый нелепыми обвинениями. — Вы должны были позвать меня! Это вам не пришло в голову, Мисс. Грейнджер? В его голосе слышалось отчётливое презрение. Гермиона нервно сглотнула и сжала складки длинной тёмно-синей мантии. Его мантии. Если Люциус и заметил свою одежду, висевшую на хрупких плечах, то предпочёл промолчать. Поджав губы, Гермиона отступила в сторону двери. Сдерживаемые целых пять дней эмоции грозили перелиться через край, и суровое лицо Люциуса Малфоя, никак не смягчило её внутренних страданий. Как он мог быть таким жестоким? Спрятав лицо в ладонях, Гермиона выбежала из комнаты. Мадам Помфри сможет обойтись без её помощи. Ей же хотелось забиться в уголок и выплакаться. Сердце Гермионы разрывалось от жалости к себе, пережитому унижению и тоски по прошлому. Она скучала по Гарри и непутёвому Рону. Скучала по Живоглоту, своей комнате и книгам. Пять дней в замке Люциуса Малфоя выжали из неё все силы. Истощённая, Гермиона вернулась в его комнату и села за письменный стол. В сторону послужившей позором, унижением чувств и достоинства кровати она даже не взглянула. Она скорее откусит себе руку, чем добровольно ляжет в его постель. Повертев в руках волшебную палочку, Гермиона впервые поразилась её бесполезности. Она испробовала все известные ей заклинания, но так и не смогла пробить невидимую ограничившую её лишь вторым этажом преграду. Бежать через окно показалось Гермионе безумством. Непреложный Обет ценой жизни привязал её к холодным неприступным стенам замка. И сегодня Люциус Малфой вернулся. По части Драко Малфоя Гермиона испытала искреннее облегчение. Её терзаниям и волнениям за его жизнь пришёл конец. Однако, сомнения по поводу собственной участи не давали покоя. Зайдёт ли он в комнату? Конечно! Ведь это былаего спальня! Захочет ли он снова воспользоваться её телом? Сможет ли она оказать достойное сопротивление? Хрупкие пальчики Гермионы сжали волшебную палочку. Какой бы безвыходной не казалась ситуация, она не собиралась сдаваться! Стрелки настенных часов приблизились к трём ночи. Гермиона бросила усталый взгляд на кровать. Ничто на свете не заставит её лечь в его постель. Дрожа от волнения, она сложила перед собой руки и опустила кудрявую голову на стол. Сон затянул её в свои сети почти мгновенно. Ей снились мадам Помфри и Люциус Малфой. Они вели горячую беседу, смеялись и сравнивали Гермиону с домашним эльфом Пиффи. По словам мадам Помфри, Гермиона была такой же покорной и исполнительной. Люциус Малфой же добавил, что было бы неплохо одеть её в наволочку. Проснулась Гермиона в холодном поту и со слабым протестующим вскриком. Ей потребовалось не меньше минуты, чтобы успокоить бешеное биение сердца и осознать, что наступило утро и она отнюдь не за столом в сворачивающей шею позе, как и не в комнате Люциуса. Хлопая ресницами, и растирая заспанные глаза, Гермиона с любопытством огляделась. Светлая, маленькая комната была чистой, с минимальным количеством мебели. Атмосфера вокруг разительно отличалась от подавляющей мужской обстановки комнаты хозяина замка. Кровать, на которой она лежала, была невероятно мягкой и по-королевски широкой, с высокими светлыми столбиками и белым полупрозрачным пологом. Внимание привлёк зеркальный туалетный столик на изящных ножках. Светлое полированное дерево игриво переливалось в лучах утреннего солнца, а в овальном зеркале отражались огромное заснеженное окно и край белого дивана. Повернув голову, Гермиона с изумлённо вобрала зимний пейзаж. Она и не помнила, когда в последний раз смотрела в окно. Гермиона слабо улыбнулась. Дышать в этой маленькой уютной комнате было значительно легче. Ощущение свободы не успело угнездиться в сознании Гермионы, как дверь слева распахнулась, и в комнату решительной поступью вошёл Люциус Малфой. Облачённый в черные одежды, выглядел он как всегда внушительно, высокомерно и неприступно. Серые глаза с некоторым снисхождением опустились на девушку. Светлые брови приподнялись. — Я отдал распоряжение доставить ваши личные вещи из Хогвартса в вашуновую комнату, — медленно произнёс мужчина. Гермиона промолчала, стараясь незаметно натянуть на себя одеяло. — Однако, надеюсь вы не примите близко к сердцу тот факт, что никакие… магловские изделия… в этом доме неприемлемы. Гермиона искренне сомневалась, что его заботило её мнение. Ядовитый ответ уже был на кончике её языка, но она вовремя сдержалась. Люциус криво улыбнулся. — Надеюсь, вы найдёте новую одежду в гардеробе подходящей заменой, — с нажимом закончил он, игнорируя появившегося и исчезнувшего эльфа. Глаза Гермионы расширились, завидев брошенный у гардероба потрёпанный чемодан. Её вещи! — Также, — Люциус вытянул из внутреннего кармана сюртука перевязанные коричневой лентой конверты. Сердце Гермионы ёкнуло. Чемодан был забыт в ту же секунду. — Ответы на ваши письма, — протяжно произнёс Люциус и бросил конверты на кровать. Гермионе потребовалась вся её сдержанность, чтобы не броситься к письмам. — В виду последних…событий, замок недосягаем для совиной почты, — пояснил волшебник, отвлекая её от созерцания долгожданных ответов друзей. — Если вы желаете и дальше вести переписку, отставьте ответы на туалетном столике. Я заберу их утром. Гермиона хотела спросить, какие именно события послужили причинами столь жёстких мер предосторожности, как тут посреди комнаты вновь возник Пиппи, но на этот раз его маленькие худые ручки сжимали огромного шипящего и издававшего угрожающие гортанные звуки рыжего кота. Лицо Малфоя посуровело, глаза недовольно сузились. — Это — что — такое? — спросил он, едва разжимая губы. — Глотик! — Гермиона не смогла скрыть своей радости, но тут же поникла под предостерегающим серым взглядом. — Хозяин велеть доставить вещи мисс, — пропищал домовик, дрожа от страха. — Хозяин приказать только волшебные вещи. Пиппи делать всё как велит хозяин, — и он приподнял извивавшегося кота повыше. Вырвавшись из ненадёжного захвата эльфа, Живоглот в два прыжка оказался на кровати. — О, пожалуйста! Можно он останется? — Перехватив кота поперёк живота, Гермиона прижала его к груди. Губы Малфоя презрительно изогнулись. Более уродливой сплющенной морды ему лицезреть не приходилось. Круглые, жёлтые глазища животного нагло уставились на Люциуса. Толстый лохматый хвост самодовольно подрагивал. Наградив кота уничижительным взглядом, Малфой выцедил сквозь зубы, обращаясь скорее к Живоглоту, чем к Гермионе: — Ненадолго. Переведя дух, девушка проводила Люциуса взглядом и как только дверь захлопнулась, заклинанием призвала письма друзей. Частичное внимание хозяйки пришлось Живоглоту не по душе и он, недовольно фыркнув, спрыгнул на пол. Осмотрев конверты, девушка удивилась их целостности. Неужели Люциуса Малфоя не интересовало содержимое писем? Или же он и Дамблдору диктовал что написать? Сгорая от любопытства, она дрожащими пальцами вскрыла конверты. Слова и буквы в письмах истерили и гневно размахивали черточками. По крайней мере, именно это Гермиона почувствовала, жадно поглощая письмо миссис Уизли и невероятно долгий, полный изматывающих и до ужаса подробных деталей разоблачения семьи Браун. По словам Молли Уизли, Рон пришёл в себя не сразу и до сих пор был слегка не в себе. Случившееся послужило огромным шоком для всего Ордена Феникса. Проверке сывороткой правды подвергся каждый член ордена, включая самого Гарри Поттера и к радости Гермионы, Люциуса Малфоя. Последнее, к сожалению девушки, не принесло ей удовлетворения, на которое она тайно надеялась. Люциус Малфой был чист. Гермиона вздохнула и поднесла к глазам следующее письмо. Гневные строки Гарри, поспешно оставленные на бумаге, почти выскакивали из письма, требуя ответов на бесчисленные вопросы, главные из которых были «Что ты делаешь в замке Малфоев?» и «Как именно ты проверила зелье?» . Кажется, её друг сложил один к одному и теперь сходил с ума от беспокойства. Ответ Дамблдора на её добровольное желание погостить у Малфоев и присматривать за Драко, был кратким и содержал лишь благодарность за её доброту и участие. Директор школы так же надеялся, что её пребывание в графстве Уилтшир будет приятным и продуктивным. Что именно старый волшебник имел в виду под словом «продуктивный» Гермиона поставила под сомнение. Рон так же был краток. Пассивное сочетание слов и знаков препинания дали понять, что он сожалеет о собственном поведении за последние полгода. Гермиона вздохнула. Будто это была его вина! Она должна была понять, что происходит! Намёков на нездоровое колдовское опьянение было предостаточно. Чего только стоил отрешённый взгляд его глаз и аромат новых печатных книг, окружавший так называемую «влюблённую пару». Гермиона сокрушённо опустила голову. Как же она была глупа. Если бы она только заметила признаки любовного зелья раньше, всё, абсолютно всё могло бы обернуться иначе. Возможно, её бы никогда не было в этих холодных стенах. Гермиона обвела комнату задумчивым взглядом. Ей хотелось плакать, но она не могла выдавить ни слезинки. Череда событий в её жизни не переставала приносить новые сюрпризы. И кто знает, может Дамблдор был прав. Может её пребывание возле Люциуса Малфоя действительно обернётся благополучным и продуктивным исходом не только для Ордена Феникса, но и всего магического мира. В конце концов, когда Альбус Дамблдор ошибался? «Сейчас!» — подсказало Гермионе её зловещее предчувствие. * * * Гермиона моргнула, отгоняя сон с отяжелевших век. Несколько свечей парили над её прикроватной тумбочкой. Их свет мягко падал на огромную книгу по колдомедицине у неё в руках. Неделю назад мадам Помфри изъявила настойчивое желание видеть Гермиону. По её словам, у всех целителей Британии руки были более чем полны заботами и без надомных пациентов. С помощью мадам Помфри и под пристальным взглядом Люциуса, Гермиона научилась устанавливать внутривенное магическое питание, а также следить за биоритмами Драко Малфоя. Мадам Помфри обещала наведываться каждые четыре дня и следить за прогрессом. Гермиона закусила губу и прикрыла глаза. Ещё одна ночь в замке Малфоев. Ещё один день. Ещё одна неделя. Ещё один месяц. Девушка бросила нервный взгляд в сторону двустворчатых дверей. Её веки вновь начали слипаться. Дни в замке текли медленно и подавляли своей монотонностью. Живоглот был рад возможности исследовать новое место и нередко Гермионе приходилось часами бродить по отведённому ей коридору в поисках упрямого первопроходца. После обеда, Гермиона удалялась в комнату Драко и до самого вечера читала ему истории популярные в её мире. Поначалу Гермиона удивилась, обнаружив магловские книги среди доставленных из Хогвартса вещей. Однако она очень быстро поняла, что сокрытая магия маленькой бисерной сумочки не только умещала в себе несметное количество вещей, но также сбила с толку эльфа Малфоя и позволила ей тайно довольствоваться призами от жизни. Время от времени Гермиона становилось неловко от того, что она так бесстыдно использовала беспомощное положение Драко. Как правильно отметил Люциус, у его сына не было возможности выбрать подходящую ему по вкусу литературу. Однако упоительное удовольствие от того, она хоть что-то делала наперекор Люциусу Малфою, отметало все её сомнения. Лёгкий скрип и двери, ведущие в её комнату, распахнулись. Гермиона не переставала удивляться тому, как легко, самоуверенно и неожиданно Люциус Малфой появлялся в её спальне. Про себя она каждый день лелеяла мечту застать этого властного мужчину в менее доминирующей и подвластной его прихотям атмосфере. Опустив глаза, Гермиона вновь заскользила глазами по строчкам всё той же книги. Все силы ушли на то, чтобы остаться беспристрастной к его появлению. Однако Люциус и его обжигающие холодные глаза, как всегда преследовали лишь одну цель. Сердце Гермионы забилось в бешеном ритме. Это стало их ритуалом. Еженощным соитием, разбивающим её девичьи мечты и дарившим жгучее захватывающее наслаждение. Гермиона недовольно поджала губы. Этот мужчина был просто невыносим. И… ненасытен. Отдернув край черной мантии, Люциус сел на кровать. Забрав книгу из ёё обмякших ладоней, он отложил её на тумбочку. Игнорируя вызывающий взгляд карих глаз, рука Люциуса опустилась на часто вздымающуюся грудь Гермионы. Сильные пальцы властно потянули за завязки и одно за другим распахнули шёлковые полы её ночного одеяния. Безучастный серый взгляд задержался на сокрытых под кружевным лифом полушариях груди. Лицо Гермионы залила горячая краска. Холодные глаза Малфоя опустились ниже. Резким движением руки он откинул одеяло в сторону. Блуждающий взгляд вобрал скрытые в складках полупрозрачного халата округлые формы и потемнел от желания. Считывая каждую эмоцию с сурового лица, Гермиона закусила губу, и её гулко бьющееся сердечко пропустило удар. Страсть и теплота медленно закипали за стеной ледяного жесткого спокойствия. По коже девушки забегали мурашки. — Мистер Малфой… — Голос Гермионы прервался на полуслове. Горячие ладони мужчины опустись на её бедра. — Перевернись на живот. — Ч-что? — Глаза Гермионы округлились от удивления. Они никогда… никогда не… — На живот, — глухо повторил Малфой, в нетерпении сдвинув светлые брови. Дрожа всем телом и откидывая в сторону маленькую гору подушек, Гермиона медленно повернулась к нему спиной. Как только девчонка оказалась на животе, Люциус, игнорируя удивлённый вскрик, содрал тонкий халат с её плеч и задрал кремовый пеньюар. Всё внимание мужчины сконцентрировалось на круглых обнаженных бёдрах Гермионы. Вслед за взглядом последовали руки. Настойчивые и грубые они стали с неподдельным интересом сжимать её ягодицы. Лицо Гермионы поморщилось от лёгкой боли. Значит сегодня был тотдень. Она закусила губу. Люциус Малфой редко вел с ней долгие беседы, но когда разговор находил место, он никогда не распространялся на счёт Ордена или её друзей. Из писем миссис Уизли и Гарри, Гермиона имела смутное представление о происходящих в волшебном мире событиях. Однако они не могли или не хотели, вдаваться в подробности. Гермиона подозревала, что тот факт, что Малфой лично доставлял их письма, служил главной причиной замкнутости друзей. Тем не менее, от Гермионы не укрылась одна правдивая закономерность. Люциус Малфой наносил визиты и пользовался её телом каждую ночь. Всегда в разное время и с разным упорством. Иногда посреди ночи её будили ласковые прикосновения и нежные горячие поцелуи. В такие моменты Гермиона понимала, что теряет рассудок, задыхаясь и тая в его объятьях. Его горячие губы могли шептать неразборчивые фразы, сильные руки сжимали так крепко и держали так нежно, вдавливая в мягкую постель и властвуя над её телом. Однако были ночи, когда грубость и быстрота его движений напоминали Гермионе о Пожирателе Смерти, которого она опасалась добрых семь лет своей жизни. Так Гермиона всегда знала, где он проводил время, перед тем как заявиться к ней в спальню. Она знала… когда он возвращался от Вольдеморта. Гермиона содрогнулась и зажмурила глаза. Сегодня была та ночь. Шелест отбрасываемой одежды и его прерывистое неровное дыхание взволновали Гермиону, но едва она повернула голову, как теплота сильных ладоней обрушилась на неё с новой силой, массируя и пощипывая её ягодицы. Ловкие пальцы пробрались ниже и скользнули в узкую незащищенную пещерку. Гермиона не сдержала полувозбуждённый и полураздосадованный стон. Даже на краю паники её предательское тело упорно иcкало его тепло. Малфой усмехнулся, чувствуя влажное доказательство желания на своих пальцах. Девчонка не переставляла его удивлять. Она хотела его, Люциуса Малфоя, и он не замедлил удовлетворить её нужду. Приподняв бедра Гермионы, Люциус приладился сверху и одним ловким движением вошел в горячее маленькое тело. Локти Гермионы подогнулись от его напора, и не удержавшись, она с приглушённым криком повалилась на кровать. Зарывшись лицом в простыни, Гермиона слабо постанывала в такт его быстрым нетерпеливым толчкам. Огромная плоть прорывалась вперёд и отступала, сильная рука на её бедре контролировала пыл и удерживала на месте. Гермиона всхлипнула и задрожала. Ловкие пальцы скользнули меж влажных складок и затеяли дьявольскую игру. И всё же ей было нелегко расслабиться и отдаться на волю чувствам. Мысли о том, где и с кем он провел весь день и полночи держали её в плену страха, унижения и вины за то сочувствие, которое она стала к нему испытывать. Гермиона закусила губу. Шероховатая щека Люциуса коснулась сначала её плеча, затем щеки. Влажный язык задел мочку её уха. Круговые движения его пальцев на чувствительном бугорке почти лишили её рассудка. Она не могла… Не хотела… Тело Гермионы напряглось, сжалось и задрожало от разнесшегося по венам ослепительного наслаждения. Паря на вершине мужского самодовольства Люциус резко втянул воздух и прошипел нечто несвязное. Движения его бедер замедлились, подстраиваясь под легкий ритм игравших на всё той же струне пальцев. Сжав набухший бугорок меж средним и указательным пальцем, он продолжил мучительное трение. Мир вокруг Гермионы сузился до прерывистого дыхания Люциуса Малфоя и огромной всё ещё твердой плоти погружённой глубоко в её тело. Ловя воздух короткими голодными глотками, она вяло оттолкнула его настырную руку. До неё донёсся короткий самодовольный смешок. Решительно сдвинув ноги Гермионы, Малфой надавил на её подрагивающую попку и уложил девушку на живот. Гермиона распахнула затуманенные глаза… и потеряла способность дышать. Рукав белоснежной рубашки Люциуса был закатан до локтя, обнажив зловещую тёмно-серую метку. Гермиона замерла. Мощные мышцы предплечья Люциуса напряглись и взбугрились, удерживая его немалый вес. Горячее тело мужчины нависло над ней, затем словно почувствовав её панику, резко опустилось и вдавило её в матрас. — Нет! Не так! О, пожалуйста, только не так! — слетело с губ Гермионы, перед тем как Люциус вновь вошел в неё сзади. — О-о, да… — его горячее дыхание обожгло нежный изгиб её шеи. — Чего вы боитесь Мисс. Грейнджер? — Сильные руки перехватили её запястья и сжали их по обе стороны от её головы. — Моей жажды грязной крови? Или вашей собственной страсти к пожирателю смерти? — Тяжёлое горячее тело задвигалось с новой силой, заостряя и обнажая её накалённые ощущения. — Нет! — прохрипела Гермиона и зажмурила глаза. Его голос, теплота крепкого тела, гладкая твёрдая плоть, ритмично скользившая внутри неё, терпкий, присущий лишь ему запах. Гермиона не знала, что кружило ей голову. Однако вопреки словам Люциуса, метка пожирателя, горевшая перед её глазами, только приподними она веки, не был тому причиной. Задвигавшись быстрее, Малфой с хриплым стоном излился в её тело. Гермиона тяжело дышала. Отказываясь открывать глаза, она почувствовала, как он приподнялся и покинул кровать. Лёгкий шорох поднятого с пола плаща, шаг, второй и двери закрылись за его спиной. Отяжелевшее тело Гермионы отказывалось пошевелиться. Несколько слезинок выскользнули из-под ресниц и мягко упали на порозовевшие щеки. Она вздрогнула. Собственные мысли испугали её больше чем тот факт, что завтра ночью, Люциус Малфой вновь вернётся. Последнее непонятным образом перестало её беспокоить. Но то, что сегодня Люциус не соизволил раздеться, перед тем как лечь с ней в постель, больно укололо её сердце. Дрожащей рукой, Гермиона потянулась к своей волшебной палочке на прикроватной тумбочке и погасила догоравшие свечи. Прижав подушку к груди, она, смущённая, сконфуженная и немного напуганная собственными чувствами, уставилась в темноту. И никто не знал… что двумя комнатами левее от спальни Гермионы Грейнджер, веки прикованного к постели юноши задрожали и медленно открылись.