Правила жизни

Тюрьма. Это слово вызывает ужас и отвращение. Стоит его произнести, как холодок проходит по коже, и легкая дрожь проносится по телу. Подобные ощущения возникают у всех приговоренных к тюремному сроку. Пять, десять, двадцать лет — чем больше цифра, тем сильнее тебя начинает трясти. С содроганием сердца осужденные ждут, со страхом или заветным любопытством осознавая, что тюрьма теперь их новый дом. Как никто другие матерые преступники знают действующие в тюрьме правила, и они отличаются от нам известных, гражданских законов. Скорее, это просто игра за жизнь. Единственный закон, который там может царить, назван именем известного ученого Дарвина: «Выживает сильнейший». Большое тусклое помещение освещается продолговатыми люминесцентными лампами. Они беспрерывно гудят и мигают, подрагивая тенями на каменных стенах. В одну из них залетела муха — теперь насекомое не может найти выход и лишь трепещет крылышками, ворчливо жужжа в тон гудению ламп. По бокам от длинного коридора стоят камеры. С виду похоже на зоопарк, но только в клетках — люди. В каждой камере находятся по двое человек, иногда, но реже — лишь один. Все они разной национальности, телосложения, роста и цвета волос, и единственное, что может их объединять — особое выражение лица, сочетающее в себе угрюмость и равнодушие. Но заключенных не заметишь в камерах сразу, как переступишь порог этого помещения. Они сидят в своих маленьких каморках, длиной около двух-трех метров, на койках, которые расположены у стен в углах. Их видно только тогда, когда они выйдут из темноты, словно хищники из укрытий, и приблизятся к решетке, услышав требование надзирателя или заметив происходящий инцидент. Раздался громкий лязгающий звук металла. Раскрылась тяжелая дверь, и в полутемное помещение вошли надзиратели. Они шли «кучкой», закрывая собой новенького заключенного: один был впереди, словно служа проводным в нелегком пути (отчасти, это было верно), парочка других в синих формах стояла по бокам, а последний, наиболее коренастый, шел сзади, держа заключенного за цепь, что скрепляла наручники. У всех были суровые лица, издалека даже казалось, что они похожи между собой, хотя один из них был вовсе чернокожим. Такой странный эффект давала сама атмосфера тюрьмы — без жалости и сострадания, гнетущая и мрачная среда, где важно выжить и не сойти с ума. Звук побудил некоторых заключенных подойти к решетке. Кому-то стало любопытно, зачем нагрянули надзиратели, ведь до обеда оставалось еще несколько часов. Хотя большинству из преступников было ровным счетом все равно: они так и остались сидеть в темноте, лишь мельком глянув, не идут ли к нему. «М-м-м, новая жертва», - раздался негромкий, но слышный бас с левой стороны, когда «процессия» прошествовала мимо одной из камер. Несколько смешков пронеслись вслед за возгласом, и даже одна из мелких ламп замигала вновь, словно внося и свое участие в одобрительный шум. Новенький заключенный хотел было что-то ответить, вытянувшись и попытавшись выглянуть через плечо надзирателя, но идущий сзади тут же отдернул его. Цепь лязгнула еще громче, и новенький понурил голову. Стоящие заключенные с любопытством наблюдали за процессией, держась за прутья клетки, словно оранжевые огоньки в беспроглядной темноте. Кто-то ухмылялся, кто-то так же равнодушно, как и прежде, смотрел, некоторые друг с другом обсуждали новенького. Они оценивали противника, мысленно размышляя, какая роль ему будет отведена во время срока. Через надзирателей было сложно рассмотреть его, они плотной стеной обступили заключенного. Только когда тюремные служащие подошли к нужной камере, и впереди стоящий давно изученными движениями отпер ее, на секунду можно было уловить внешний облик новенького. Но затем коренастый надсмотрщик вновь загородил преступника, и он снова пропал из зоны видимости. Были лишь слышны негромкие бормотания надзирателей и звук лязгающего железа. Худощавый силуэт резко переступил порог и замер, давая надзирателю открыть наручники. Грубо взяв цепь и провертев ключом из связки, он освободил его руки, и тут же быстро огласил ближайший распорядок дня: «Обед в час, потом прогулка, правил не нарушать». Выйдя из камеры и закрыв решетку, к своему удивлению надзиратели услышали ответный возглас: «Может, вы мне огласите хоть правила?» Светловолосый сутулый парень оказался дерзким на язык. Взметнув на него свои гневные взгляды, коренастый прокричал: «Проблем, я смотрю, захотел? Держи язык за зубами, урод!» У него была короткая стрижка и карие, почти черные глаза, словно демонические. Словно пронзив взглядом новенького, он ухмыльнулся своим коллегам, дернув головой, и они направились назад, напоследок посмотрев на заключенного. Новенький повернул голову назад и увидел две койки, на одной из которых сидел бородатый мужчина. Кустистые брови висели над глазами прямыми линиями, на выбритой голове стали прорастать черные волоски. Он внимательно смотрел на него, а затем вдруг спросил: - Голубой? При этом слове мужчина сморщил нос и скривил губы. - Нет, - недоуменно ответил парень и сел напротив него. Мужчина не сводил с него взгляда, и новенькому становилось не по себе. - Фредди, - неуверенно промолвил он и протянул руку в качестве приветствия. Парень не знал принятых порядков в тюрьме и поэтому скорее вопросительно, чем утвердительно произнес свое имя. Сосед посмотрел на протянутую руку как на муху, оказавшуюся в и так невкусном супе. - Меня не волнует, как зовут тебя, за что посадили и сколько тебе еще до окончания срока, - грубым голосом начал он. - Давай договоримся. Никаких разговоров, понял? - Понял. - Мне не нужно выслушивать чужих излияний душ и нытья. Своего хватает. После ответа Фредди на вопрос о гомосексуализме яда в голосе соседа вроде бы стало меньше, но все равно новенький ощущал некую надломленность. Вдруг парень ощутил в горле сильное першение, и он начал кашлять. Согнувшись почти вдвое и прислонив ладонь ко рту, он старался побыстрее расправиться с ним, чувствуя в легких натянутость и боль. Когда приступ закончился, Фредди сглотнул и выдохнул, хотя все еще ощущал неприятные ощущения по всему телу. Его взгляд встретился со взглядом соседа: тот опять скривился, чуть отстранившись к стене, но в целом сохранил полное равнодушие на лице. - Да, еще правила: дрочить и кашлять к стене. Старайся не пердеть, а если приспичит — иди к решетке. После, мужчина лег на свою койку и отвернулся к стене, чуть прижав ноги к телу. Фредди понял, что, скорее всего, эта была последняя фраза, которую он услышал от соседа. В общем-то, он и сам не горел желанием общаться. Фредди всегда предпочитал оставаться в стороне, со школьных лет, когда узнал о своем диагнозе — туберкулез. Причем он был уже в запущенной форме, а на лекарства денег не было. Отец умер, а мать с горя стала выпивать. Ее пьянство стало такой же неизлечимой болезнью, как и его туберкулез, и парень пошел работать. Одновременно учась и пытаясь заработать на жизнь, Фредди выживал и старался поднять мать, но она отбрыкивалась и только валялась на диване, глуша слезы алкоголем. Скоро Фредди остался совершенно один, достигнув пятнадцатилетнего возраста, и теперь не только в школе, но и дома. Мать ушла в могилу вслед за мужем, прожив без него только три года. Тогда одиночество стало стилем жизни Фредди. Меняя места работы, кидаясь на любой законный заработок, парень зарабатывал и познавал настоящую жизнь, без благ и удачи, со всеми трудностями. Окончательно он остановился на медицине. Фредди с малых лет интересовался лекарствами, тогда еще пытаясь найти средство от туберкулеза, а затем и от алкоголизма. Самостоятельно проштудировав кучу литературы, он понемногу стал в них разбираться. Так Фредди стал фармацевтом, пробившись как-то в аптеку неподалеку от дома. Но светлая полоса тоже, как оказалось, имела свое окончание. Во время выгрузки товара, с проверкой пришла инспекция по наркоконтролю. Фредди был уверен, что проверил все лекарства, а его поставщик — надежная фирма, и без страха принял. Но дело приняло совершенно неожиданный для него поворот. Инспекторы проверили новый товар и принялись за старый, лежащий в запасах аптеки. В одной из коробок они нашли пакетик со странным белым порошком. «Да, парень, ты попал», - молвил тогда один из инспекторов, высокий темноволосый мужчина с безучастным выражением лица. Удивлению Фредди не поверили, хотя он был искренне изумлен. Махая руками, крича, он твердил, что не виновен, что никогда не связывался с наркотиками. Но инспекторы уже вдоволь насмотрелись таких искусных актеров, что им были безразличны яркие эмоции. Они верят только фактам. Тогда Фредди кинулся к записям с камер наблюдений, возможно, надеясь найти что-то там. Но тут он вспомнил, что последние пару дней они не работали, и Фредди как раз ждал ремонтника, который вот-вот обещал прийти сегодня. Инспекторы также безучастно глянули на него, качая головой. «Признался бы сразу, зачем время тянуть зря?» Не став слушать вновь крики о невиновности, они сцепили его руки сзади и защелкнули наручники. Фредди сам не понял, как металлические ледяные оковы стянули его запястья. Тогда впервые на его глазах появились слезы.