Ключи

      Если бы я мог, я сделал бы тебя своим единственным произведением. Если бы ты могла, ты бы стала моей единственной работой. Но художники ветрены, и я не сохранил верность тебе. Впрочем, твоя верность тоже не была моей. Полностью – не была. Даже тогда, когда я писал лезвием по твоим запястьям. Ты ведь чувствовала мои бережные касания? Понимала ли ты, что никто больше не способен будет быть с тобой столь нежным, как я? Думаю, что понимала. Иначе ты не прокляла бы меня своим последним взглядом.       Мастер обязан заботиться о своих детях и я заботился о тебе – твоё дыхание оставалось ровным, твой шёпот не переходил в крики. Ты стала венцом моего творчества и я считал своим долгом отплатить тебе лаской.       Я ведь был ласков с тобой?       Ничто не способно было сравниться с тобой по красоте. Да и сейчас – не способно. Я понимаю это после стольких лет творческого кризиса, после вынужденного несвоевременного расставания с тобой. Ни разу больше я не видел таких красок, которые показало мне твоё тело – ни этой симфонии алого, ни безумства багряного, ни глубины чёрного. Моё творчество бледно по сравнению с тобой – единственной картиной, которую я помню до самого крохотного мазка.       Чего я не дал тебе, скажи? Я был у твоих ног, я боготворил тебя, я убирал с твоего лица волосы, растирал затёкшие от верёвок ступни, стирал ненужные капли с пальцев. Я действительно заботился о тебе, как не заботился ни об одном полотне до и после тебя.       Но ты решила оставить телефон включенным. И позволила найти нашу маленькую студию тем, кто искал тебя вот уже пару дней.       Как я не хотел бросать тебя там – на той клеёнке на полу пустой комнаты. Как не хотел заканчивать тебя в спешке. Но мне пришлось, потому что я уже слышал шум на лестнице и понимал – времени почти нет. Ты помнишь мои последние прикосновения? Ты чувствовала поцелуи на своих пальцах? Ощущала финальные штрихи на своей коже, на своей шее?       Я завершал тебя в спешке, но я уверен, что не испортил тебя. Не мог позволить себе испортить, не мог допустить этого краха. Краха всего – надежд, стремлений, вдохновения. Я так долго шёл к тебе и мой творческий путь был столь тернист, мои мечи ломались не единожды.       В момент, когда я оставил тебя на полу студии, я подумал о том, что ты принесёшь мне бессмертие. Такие работы не исчезают в ленте времени, они славят своих демиургов и я надеялся, что и ты подаришь мне эту славу. Мне так нужно было признание.       И я не ошибся в тебе – ты обессмертила меня на долгие годы. Ты принесла мне удачу. Длинную и яркую. Алую, как твои губы.       Я принял утрату тебя как плату за творчество и отпустил. Для того, чтобы начать путь после тебя, с другими работами, другими стальными кистями.       Но именно ты всегда будешь моей любимой картиной. Потому что только на твоём лице нет ужаса, который появляется на всех остальных лицах в тот момент, когда завершающий штрих касается кожи.