Дюймовочкино счастье (Сказочный Цикл. Книга 3)

      Вот я снова оказалась бездомной. Что делать, я не знала. Поэтому решила делать единственное, что умела - петь. Но сначала я ушла подальше от дома Жука, и это оказалось довольно непросто: дневная жара спала, и на улице было очень многолюдно. Меня, как обычно, кроме детей, никто не замечал, и мне пришлось протискиваться между юбок, ярких лампасов и собачонок, прогуливающихся со своими хозяевами. Впрочем, собак я предпочитала обходить как можно дальше. Никогда не знаешь, когда очередной мохнатой животине приспичит тебя цапнуть.       Затем я выбралась на более-менее свободное пространство, нашла фонарь, как показал мне в прошлый раз мальчишка, и запела. Сначала я исполнила привычные мне песни, которым меня научила мама, но без зазывалы мало кто обращал на меня внимание. Тогда я перешла к репертуару (еще одно слово, которому меня научил господин Жук) из красного заведения, и вот тут только я поняла, про что говорил блестящий господин. Уже во время первой неприличной песенки около меня остановилась группка молодых людей в красивых одеждах, они слушали, смеялись и переговаривались, показывая на меня пальцами. Впрочем, монеты они кинули. Потом подошли еще люди, пожилая толстая женщина, завернутая в толстую шаль несмотря на жару, слушала с очень недовольным лицом и после окончания песни громко выразила свое негодование насчет текста. Мол, нельзя такие песни петь на улице, где гуляют приличные люди. Но юноши закидали ее насмешками, вроде как ее саму трудно принять за приличную, у нее вон и шаль с плеча сползает кокетливо, и башмачок выглядывает из-под юбки тоже очень заманчиво. Тетка фыркнула и удалилась, хотя мне показалось в последний момент, что она чуть улыбнулась.       Когда я спела последнюю песню, которую я знала, то обнаружила перед собой приличную горсть монет. Но как только я собралась их собрать, то откуда ни возьмись вынырнула худенькая женщина с узеньким сморщенным личиком. - От ты где, милая! А я хожу-ищу тебя по всему городу, ужо набегалась до упаду. А она тут стоит, песенки распевает.       Я только было открыла рот, чтобы сказать ей, что она ошиблась. Как можно меня спутать с кем-то? Я еще ни разу не видела людей таких же, как я. Но она уже подобрала и запрятала все монеты куда-то себе в одежду, схватила меня за руку и потащила через зрителей, приговаривая о том, какая я негодница и как я заставила свою тетушку переживать. Мне пришлось бежать за ней изо всех сил, чтобы не упасть.       Эта женщина с лицом, напоминающим крысиную морду, втащила меня в свой дом, швырнула на пол и, вытащив монеты, начала быстро-быстро их пересчитывать. - Двадцать один, двадцать два, двадцать три.. Двадцать три монеты за какой-то час попискивания. Это замечательно, - бормотала она себе под нос.       Затем она обернулась ко мне и безапелляционно сказала: - Так, моя хорошая, я вижу, ты совсем недавно на улице, иначе бы я про тебя слышала. И ты не знаешь законов улицы. - Каких законов? Я же ничего плохого не делала, - робко произнесла я. - Ха, да даже если бы и делала, - визгливо всхохотнула Крыса, - главный закон улицы - у тебя должен быть покровитель, иначе тебя сожрут. У тебя он есть? Я покачала головой. Я даже не совсем понимала, кто такой покровитель. Наверное, кто-то вроде Жука для своих бабочек. - Тогда тебе повезло. Я беру тебя под свое покровительство. - И что я должна буду делать? - А что ты умеешь, кроме как петь? Шить? Готовить? Плести кружево? Я ничего не умела. Крыса потерла свои сухонькие ручки и сказала: - Ну ничего, научим. У такой крошки должно получаться очень тонкое кружево. А много ли ты ешь? - Мама говорила, что я ем как воробышек, ползернышка - и уже наелась.       Крыса немедленно проверила, благо я была уже очень голодна. Она наложила мне в блюдце каши и приказала съесть столько, сколько смогу. Я осилила только четверть блюдца, я сызмала не приучена была есть много. Тетушка, так она велела себя называть, была очень довольна.       Крыса сдержала свое слово, она наняла для меня мастерицу по кружеву, чтобы та научила меня плести, и сама учила меня готовить еду и вышивать. Уроки ее были довольно трудны, ведь для меня и нож слишком тяжел, и иголка очень длинная, и нитки я могла использовать только короткие, из-за этого приходилось делать много узелков. И за каждую оплошность или жалобу я получала оплеуху или подзатыльник. А вот плести кружево мне очень понравилось. Меня увлекал и сам волшебный процесс переплетения ниток, и вкусное звонкое постукивание коклюшей, я даже стала пробовать сама придумывать узоры.       Но рукоделием я занималась только утром и поздним вечером, а днем Тетушка Крыса брала меня за руку и водила в разные части города, чтобы я там пела, всегда оставаясь наблюдать. И это было хорошо, потому что я видела, как несколько раз ко мне порывались подойти стражи, следящие за порядком, один раз подошел худенький противный мужчина и стал звать меня пойти с ним. Но каждый раз Крыса вставала на мою защиту, дядям в форме она передала часть моего заработка, а на противного, наоборот, наслала стражей.       И моя жизнь потекла довольно спокойно и размеренно: завтрак, уборка дома, плетение кружев или шитье, уличное пение, затем ужин, снова плетение кружев и сон. Тетушка не давала денег, зато сытно кормила, даже наряжала меня на работу, так она называла мои концерты. Она заметила, что крошечной девушке в красивом платье, украшенном изящными кружевами, платили охотнее, кроме того, ко мне несколько раз обращались с вопросом, у кого можно заказать такие воротнички. И Крыса неизменно выманивала у таких людей заказы.       Так прошло лето, осень и наступила зима.