Доминик

Я бросил бумаги обратно в ящик, вжался в кресло и сглотнул скопившуюся во рту слюну. Значит, мои мысли не были ошибочными. Вернер действительно лгал мне ради собственной безопасности. Неужели только ради этого? Привел меня и моего ребенка в свой дом, делил со мной постель и каждый день обманывал. А я каждый день верил, игнорируя интуицию, его странное поведение, необъяснимые требования. И все это только для того, чтобы я не пошел в полицию? Вряд ли причина была в чем-то другом. Я не предполагал, что делать дальше, как себя вести. Дождаться Яна, сделать вид, что я ничего не знаю? Собрать вещи и немедленно уйти с сыном, неизвестно куда? Сказать Вернеру, что мне известно, кто он такой? Нет, последнее явно было плохим вариантом. Дрожащими руками я поправил неровную стопку бумаг, закрыл ящик и поднялся с кресла. Пододвинул его обратно к столу, осмотрелся. Ян не должен знать, что я был у него в кабинете. Мне нельзя было заходить сюда, все вещи должны остаться на своих местах. В коридоре зазвонил телефон, я вздрогнул, чувствуя, как от испуга бешено колотится сердце. Шагнул к двери, остановился, обернулся. Еще раз осмотрел кабинет. Кресло вроде стояло все там же и все бумаги были на своих местах. Я вышел, закрыл дверь, до упора вдавив язычок замка внутрь. Затем торопливо спустился вниз, к телефону, поднял трубку. — Почему ты так долго не отвечаешь? — поинтересовался холодно Вернер на том конце провода. — Я… — я запнулся, не зная что ответить, сбивчиво пробормотал какую-то ерунду про то, что не слышал звонка. — Ладно, — голос его чуть смягчился, — чем был занят? Я нервно отнял трубку от уха, чтобы Ян не услышал моего тяжелого дыхания, попытался взять себя в руки и вернулся к диалогу. Собирался ответить спокойно, но не вышло. — Я был… был в ванной. Я… Извини, душ шумел. Оливер вылил на себя сок и мне пришлось его отмывать, — получилось слишком сбивчиво. Вернер наверняка это заметил, но не подал виду. — Я сейчас заеду домой, — будничным тоном продолжил он беседу, — через полчаса. Нужно взять кое-какие бумаги, забыл их утром в кабинете. Приготовь что-нибудь перекусить, мне придется вернуться в участок. Хорошо? — Хорошо, — кивнул я, облизнув пересохшие губы. Меня бросило в жар. На лбу выступили капельки пота. — У тебя странный голос, — сообщил Вернер, после короткой паузы, — все в порядке? Ты чем-то взволнован? — Все нормально, — вяло отозвался я и не попрощавшись положил трубку. Не нужно было так делать, но у меня не было больше сил разговаривать с ним. Меня затошнило от волнения. Минутная стрелка на часах, висящих в коридоре двинулась вперед на одно деление и замерла на цифре три. Ян должен был скоро приехать, если на дороге нет пробок. Я метнулся было к ванной, затем остановился, обхватил голову руками. Нужно было что-то сделать, но я был слишком растерян. Было ли разумным оставаться здесь, делая вид, что я ничего не знаю? Оставаться, подвергнув опасности себя и Оливера? Нет, Вернер никогда не делал мне и сыну ничего плохого, но и я не знал того, что знаю сейчас. Вот о каких документах Ян говорил по телефону тогда, в кабинете. Вот почему он так быстро свернул разговор, едва я постучал в дверь. Он сказал тогда, что «присматривает» за мной, потому что: «я и так лезу куда не надо». Он притащил меня сюда только для того, чтобы меня контролировать. Меня захлестнула вдруг злость. Я подскочил к ванной, вошел и сказал, вытащив из наполненной водой ванны пробку. — Собери игрушки и иди наверх, Оливер. Давай. — Пап! — надулся сын, прервав игру. Он был весь мокрый с головы до ног. — Иди переоденься, — приказал я, — быстрей. Оливер сгреб в охапку разноцветные кораблики и насупившись поплелся к себе в комнату. Я вышел вслед за ним, огляделся и замер, не зная, что делать. Нужно было взять себя в руки, успокоиться хоть немного, заставить себя мыслить рационально, но мысли лихорадочно блуждали в голове, не давая сосредоточиться. Я двинулся было к двери, но остановился, вернулся в гостиную, забрал ноутбук и поднялся в спальню. Вытащил из шкафа сумку, побросал туда кое-как вещи, подгоняемый волнением и злостью. Мне не хотелось видеть Вернера. Я боялся его увидеть. Мне было так страшно от мысли, что он поймет по моему поведению, взгляду, что я знаю, кто он такой. Я просто не мог здесь остаться и впутать во все это сына. Торопливо я собрал необходимые вещи, беспомощно замер над сумкой на несколько минут, раздумывая. Все мои действия сейчас были столь смешными, ничтожными, ведомыми лишь страхом и обидой, были ли они разумными? Мне некуда было идти, уйди я, Ян бы сразу все понял, но и остаться здесь, рядом с ним, я не мог. Если бы я начал лгать, в конце концов он бы догадался, что мне всё известно. Я окинул взглядом постель, в которой мы проводили столько страстных, бессонных ночей, решительно застегнул молнию и вышел в коридор, намереваясь добраться до спальни сына. Внизу хлопнула входная дверь. Мне видно было, в кусочке открытого пространства, что образовывала лестница, ведущая на первый этаж, как Вернер вошел в дом и привычно повесил ключи на крючок ключницы. Присутствовавшая еще минуту назад решимость быстро покинула меня. Я метнулся обратно в спальню, подгоняемый страхом, швырнул сумку в шкаф, плотно прикрыл дверцы и застыл, вслушиваясь, как Ян поднимается на второй этаж. В висках пульсировало от волнения. Я вжался в стену, пытаясь успокоиться, и вдруг с ужасом вспомнил, что оставил на столе в кабинете Яна заколку, с помощью которой открыл замок. Я слышал, как Вернер поднялся наверх, открыл дверь, прошел в кабинет. Должно быть осмотрелся, подошел к столу, заметил заколку, вспомнил, что не приносил её туда… Дверь в спальню скрипнула и приоткрылась. Ян окинул меня оценивающим взглядом, сдержанно улыбнулся и сказал: — Ужасно выглядишь. Что-то случилось? — Нет, — мотнул я гудящей от боли головой, пытливо вглядываясь в его лицо, — с чего ты взял? Голос у меня предательски подрагивал, и я готовился к тому, что сейчас мне предъявят неопровержимые доказательства моего пребывания в кабинете Яна. Что он понял, что я все знаю. Но ничего такого не произошло. Вернер вошел в спальню, сжимая в руке бумаги, подошел ко мне и опустил свободную ладонь на мое плечо. — Ну, раз все в порядке, — на секунду поджал он губы, — чем ты так взволнован? — Неважно себя чувствую, — ответил я. Это было ложью лишь частично — меня и правда мутило от волнения. — Наверное, температура. Не надо. Вернер остановился, склонившись ко мне. От него приятно пахло и этот запах, вместе с чувством страха дурманил голову. Я опустил взгляд и, если бы была возможность, отступил бы, но спину обжигала холодом стена, а прямо передо мной стоял Ян. — Температура, — в голосе его скользнула усмешка. Он отстранился и положил бумаги на комод, - ну, раз у тебя температура, я отложу все дела и побуду с тобой. Нельзя же оставлять тебя одного. — Не нужно, — попытался протестовать я. Мне не хотелось, чтобы Вернер оставался в доме. Мне хотелось немедленно оттолкнуть его, забрать сына и уйти. Конечно, я ничего этого не сделал. — Якуб решит все вопросы, — пожал Ян плечами, — я приготовлю еду, поедим и приляжешь. Не хочу, чтобы тебе стало еще хуже от того, что ты проявляешь излишнюю активность. Физическую, разумеется. Это всегда плохо сказывается на здоровье. Мне показалось на одно мгновение, исходя из его слов, что он все же догадался. Я впился взглядом в его лицо, замирая от страха, стараясь понять, действительно ли это так. Но он лишь улыбнулся и потянул меня за собой, на кухню. Мне пришлось пойти с ним. Всю ночь я не мог уснуть, поддавшись тревоге. Проваливался в дрему, вдруг выныривал из нее, охваченный приступом тоски и страха, вставал и шел в спальню Оливера, чтобы проверить, как там сын. Несколько часов я просидел в его комнате, вздрагивая от каждого шороха. Вернулся в постель к Яну я только под утро, закутался в одеяло, взглянул в его лицо. Душа ныла от знания нежеланной тайны, как же мне хотелось отстраниться и уйти, но было слишком рано. Как бы мне хотелось забыть все это, я проклинал себя за излишнее любопытство, но изменить что-то уже было нельзя. Я вспомнил вдруг, как впервые увидел его, здесь, в этом доме. Он показался мне таким внимательным, интересуясь, помню ли я о случившемся, о том, что я видел и слышал. То, что я принял за заботу, таковой не являлось. Я думал, он беспокоится обо мне, но он беспокоился о себе. Выяснял, видел ли я его тем вечером или нет, чтобы решить, что делать со мной дальше. Даже останься я в старой квартире Хавьера, если бы не то уведомление, я был бы под вечным надзором Вернера. Он облегчил себе задачу, поселив меня с сыном в этом доме. Он получил заботу, еду, секс, он получил все, а я, как последний глупец, отдал все это ему. И теперь я был бы глупцом, если бы ушел, но остаться в этом доме, рядом с тем, кто лишил меня всего, который лгал мне, ложиться с ним в постель, изображать счастливую семью и лгать в ответ… *** Вернер ушел рано утром. Я проснулся от звука закрываемой дверцы шкафа, но не подал виду. Взглянул на него на секунду и вновь прикрыл глаза. Я чувствовал себя разбитым, усталым, мне не хотелось разговаривать с Яном. От недосыпа болела голова и общее состояние было неважным. Вернер остановился рядом с постелью и затих, и я мог бы поклясться, что он просто стоит и наблюдает за мной, и от этого становилось еще хуже. Спустя пару минут он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я позволил себе развернуться в постели и взглянуть наконец на часы: было шесть утра. Выждав еще немного, хотя можно было и не делать этого, Ян ушел, о чем свидетельствовал шум автомобиля покинувшего территорию двора, я наконец поднялся, прошел к сыну в спальню и разбудил его. Мне подумалось, что уходить прямо сейчас было не лучшей идеей, скоро должен был приехать Анджей, чтобы отвезти Оливера в сад. К тому же я слабо представлял, куда мне пойти и нужно ли было уходить вообще. «Не беспокоясь за себя, подумай хотя бы о сыне!» — укорил меня внутренний голос. За Оливера я тревожился больше всего, пусть Ян и не делал ему ничего плохого… Он не делал ничего плохого и мне, поэтому чувство страха перед ним обманчиво притуплялось. Я не мог представить, что человек, который этой зимой играл с нами в снежки во дворе, смог бы сделать мне что-то плохое. Но судить из одного только хорошего отношения ко мне все его дела было бы невообразимо глупо. Ведь он же затащил меня во всю эту ложь, и я до сих пор не понимал зачем делать это так долго. Можно было лгать про расследование первые несколько месяцев, из совершенно разумных опасений насчет того, что я могу пойти в полицию из-за пропажи мужа, но продолжать делать это дальше… К тому же, так углубляться в обман, чтобы идти на отношения… — Ублюдок, — прошипел я себе под нос, размешивая для сына кашу. — Идиот. Черт возьми, какой же я идиот. Оливер закапризничал, не желая завтракать, но сегодняшним утром меня его капризы не тронули и уговаривать сына поесть я не стал. Я оставил его в кухне допивать чай и досматривать утренние мультики, а сам поднялся наверх, вытащил сумку из-под кровати, беспомощно сел рядом с ней на корточки. Как же мне хотелось остаться и продолжить жить так, как раньше, но я представлял, как Ян вернется домой, как солжет, что был в участке, что тех бандитов еще ищут, потом потянет меня наверх, в постель, и мне придется пойти, придется поддерживать его ложь… Нет, я не смог бы. Анджей заехал через пару часов. Он приветливо улыбнулся, как и каждое утро, забрал у меня Оливера и усадил его в машину. Я сел рядом с сыном, на заднее сиденье. Анджей спросил, едва мы отъехали. — Вы в порядке? Я осознал, что неотрывно смотрю на его отражение в зеркало заднего вида, отвел взгляд и тихо ответил: — В порядке. — Выглядите не выспавшимся. — Кошмары мучили. Анджей усмехнулся в ответ, взглянул на меня по-доброму и предложил: — Если хотите, я заберу Оливера из детского сада после занятий и привезу к вам домой, а вы отдохнете. Я поправил на сонном сыне шапку и отрицательно качнул головой, потому что у меня были другие планы на этот счет. Некоторое время мы молчали, я смотрел в окно, на проскальзывающие мимо улицы, заполненные людьми. Из-под прошлогодней осенней листвы выглядывала свежая трава. На некоторых кустах изумрудными капельками выглядывали из набухших почек первые листики. Затем я спросил: — Тех людей нашли? — Простите? — Тех бандитов, что приходили ко мне домой. Тех, кто… убил моего мужа. Ведь расследование ведется? Мы остановились у ворот детского сада, но я не двинулся с места. Анджей обернулся ко мне, чуть нахмурившись и сказал: — Я помогу вам с Оливером, не волнуйтесь. — Что будет, когда их найдут? — Я не знаю. Спросите об этом у Вернера. — Но… — Спросите у Вернера, я не в праве обсуждать с вами эту тему. Я недовольно скривил губы, но замолк и принялся отстегивать ремни безопасности на детском автомобильном кресле. Анджей помог мне, покинув автомобиль и заглянув в салон через заднюю дверцу, рядом с сыном. Я отвел Оливера на занятия и вернулся вместе с Анджеем домой. Он проводил меня до двери, попрощался и ушел. Я окинул взглядом отъезжающий автомобиль, прошел вглубь дома, постоял несколько минут в раздумьях, затем поднялся наверх. Забрал сумку, взял некоторые вещи Оливера, не все, только самое необходимое. Бесцельно прошатался по дому еще какое-то время, может час, а может десять минут, припоминая, не оставил ли я чего-то важного, решая, действительно ли это верное решение… Затем позвонил на вокзал, выждал несколько минут для ответа оператора, заказал билеты домой, в родной город, на трехчасовую электричку. Я даже не знал, воспользуюсь ли я ими, ехать к отцу мне не слишком хотелось, но и оставаться здесь… Решив не вызывать такси, я дошел до остановки пешком, закинув спортивную сумку на плечо. Дождался автобуса, сел на свободное место, бездумно уставившись в окно. Конечно, я сожалел о своем уходе. Я сожалел о том, что полез в кабинет, что прочел бумаги, что ушел. Меня пугали мои поступки, я прекрасно понимал, что вряд ли это обернется для меня чем-то хорошим, но разумно ли было оставаться с Вернером? Я и так вел себя вчера как последний идиот, он наверняка обратил внимание, что со мной что-то не так. Рано или поздно он бы понял, в чем дело. Догадался бы, почему я отвожу взгляд, любой бы понял, как не старайся я вести себя как обычно. Рано или поздно… Автобус притормозил напротив детского сада, я вышел, пересек дорогу, зашел в здание и, добравшись до спортивного зала принялся высматривать среди толпы детишек, резвящихся в помещении, своего сына. Подошел воспитатель группы, мы обменялись приветствиями, и я спросил: — Не могу найти Оливера, разве у его группы сейчас не должна быть физкультура? — Да, у них физкультура, — улыбнулся Говард, —, но вашего сына забрал ваш муж, примерно полчаса назад. Меня пошатнуло от приступа панического страха. Я привалился к стене, с ужасом переспросив: — Отец? Господин Вернер? — Нет же, — покачал головой омега, — ваш муж, господин Хавьер Росс.