Редактура профессора Снейпа.

В подземельях Слизерина, служивших одновременно лабораторией и складом готовой продукции, сидели двое: блондин и брюнет. Точнее, сидел всё-таки только один из них, блондин. Развалившись в кресле, неторопливо потягивая старое доброе вино из вычурного бокала, расположив поперёк подлокотников элегантную трость с серебряным набалдашником, лениво обводя томным взором столы, шкафы и прочую мебель, он между делом пытался, как мог, подбодрить и поддержать своего старого друга, сокурсника, соратника. Брюнет же метался от стены к стене, точно один из свирепых хищников, мастерски описанных Ньютом Скамандером в его многочисленных работах. При этом он (разумеется, брюнет, а не Скамандер), так свирепо скрежетал зубами, с таким шумом и свистом втягивал и выдыхал воздух, издавал такие звуки (в основном - шипящие), что работники Министерства Магии наверняка присвоили бы ему литеру B, согласно принятой министерской классификации. - Северус, друг мой, не принимай это близко к сердцу, оно того не стоит. - Люциус! Я не могу! Третьи сутки подряд я читаю всю эту... беллетристику... и конца-края не видно! - Могу тебя утешить: и это пройдёт, если верить авторитетным источникам. Юбилей, рано или поздно, состоится, вся эта ахинея с детскими работами завершится, всё канет в Лету, и ты сможешь заниматься любимым делом без помех. Как раньше, в старое доброе время... -Да я не доживу до юбилея! Я уже такого начитался! Тут не то что волосы, тут что хочешь дыбом встанет! Такие художественные описания, такой полёт фантазии, просто... просто... - Северус, остынь. Не кипятись. - Люц! Если так дело пойдёт и дальше, то я остыну гораздо быстрее, чем хотелось бы. Раньше, чем рассчитывал. Это просто измывательство! В гроб они меня сведут своим творчеством, чтоб им... чтоб их... - Ты так возмущён, будто тебя не к поощрению представили, а к заключению в Азкабан. Прости... - Да я бы лучше отсидел и вышел, чем сидеть, читать, править, вновь читать... Мне кажется, что я схожу с ума! - Сев! Абстрагируйся, ты же умеешь. Ты просто читаешь детские работы, присланные на конкурс. Прочитал, забыл, лёг, уснул. - Да ведь я же про себя читаю, а не вообще работы по истории Второй Магической! Про себя! И каждый раз я узнаю что-то совершенно новое про свои привычки, пристрастия... -Какие пристрастия, друг мой? - Всякие, Люц, всякие, в том-то и дело! Гастрономические, политические, гигиенические, сексуальные... -М-м-м... даже так? - А я тебе о чём? Во многих сочинениях, которые - учти! - писали юные дарования, я выгляжу или клиническим развратником, растлителем мало- и немалолетних, или просто сексуально озабоченным самцом, к ногам которого периодически падают многочисленные жертвы моего же невъе... нетленного обаяния и прочих половых признаков! - Звучит заманчиво. Когда же ты, мой друг, успел, а? Шучу. Неужели наши многочисленные скороспелые щелкопёры так глубоко копают? - Эти, как ты совершенно справедливо заметил, щелкопёры копают так глубоко, что доходят до некрофилии, не всегда, правда, того желая! Но даже если не брать крайние случаи, а что-нибудь более-менее приемлемое, то всё равно получается порнография, а не исследование "жизни героя"! Вот скажи мне, что такое "вскунить бровь"? Твои варианты, Люц! Блондин отставляет бокал, перекладывает трость на стол, лениво, с какой-то кошачьей грацией, тянется в кресле, затем подмигивает брюнету и заявляет, понизив голос: - Ничего оригинального, Сев, правда: Нарцисса в этих вопросах консервативна - воспитание и всё такое - поэтому все мои сексуальные открытия были сделаны на стороне, но... даже мне не приходилось "кунить" бровки моим партнёршам, обычно это происходит... ну, несколько ниже, если ты понимаешь, о чём я... Так что в плане "куниения" бровей - ты, как всегда, у нас первопроходец! Брюнет замирает на середине очередного шага, останавливается резко, точно налетает на невидимую стену, вздрагивает, издаёт очередной межзубный звук. Затем начинает медленно поворачиваться всем корпусом в сторону гостя... Выражение его лица вообще не поддаётся никакому описанию.