Килограмм конфет

А случилось всё неделю назад. Ромке вдруг поручили очень важное задание — доставить в головной офис документы. Якуненко за все восемь месяцев ни разу не был в конторе, потому не сразу в ещё малознакомом городе нашёл нужное ему здание. Трактор поломался, и бригадир выписал некоторые запчасти, но по каким-то срочным делам укатил, попросив Якуненко завести бумаги в офис. Таким образом в руки несчастного попали документы, которые после рабочего дня мало кому хотелось завозить в головняк. Набралось достаточно много, и Роману пришлось после пяти отправиться не домой, а в город, выискивать нужный адрес, корявым почерком написанный на клочке бумаги. Эллочка, тощая блондинка с такой большой грудью, что отпадали все сомнения в её натуральности, потому что у худых, сидящих на диете, сиськам неоткуда было взяться, окинула несчастного Романа оценивающим долгим взглядом и переспросила: — Простите, кто? — Роман Валентинович Якуненко, — повторил Ромик, переминаясь с ноги на ногу. Свои бумажки он куда надо занёс, там же оставил остальные, но одну папочку было велено отдать лично в руки Ольховскому. Ясное дело, что одет был Ромка просто, но всё же в глазах Эллочки мелькнул интерес. К трудягам она привыкла. Просто Эллочка была очень… любопытной женщиной в силу своего секретарского статуса. Да, Эллочка была истинной секретаршей. — Тракторист, — добавил коротко Ромка. Поправив очки в овальной розовой оправе, она кивнула. Потом сняла трубку телефона и с очень деловым видом нажала на пару цифр. Когда на том конце провода ответили, она сказала: — Ярослав Святославович, к вам Якуненко, тракторист. Говорит, у него какие-то срочные бумаги от Владлена Семёновича, которые нужно передать лично вам в руки. Кивнула, ответила мелодично «да» и, положив аккуратно трубку, вышла из-за овального стола. Прошлась по ковролину к двустворчатой деревянной двери и, махнув ладошкой Якуненко, открыла створку. Переступила порог. — Пожалуйста, входите, — пригласила его Эллочка, и, робко кивнув, Роман вошёл в кабинет. Как-то сразу «в зобу дыханье спёрло», Ромка почувствовал нервозность. Одно дело — общаться с Яриком дома, другое — на работе. И хоть бояться директоров он давно перестал, всё же в этот кабинет он ступал с опаской. — Спасибо, — буркнул Ромка Эллочке, и та, деловито поправив очки на носу, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь. Ромка оказался в просторном кабинете, где стоял стол директора, за которым сидел Ольховский. За другим столом сидела Инга Владиславовна. За три месяца знакомства Якуненко так и не смог найти с этой женщиной общий язык. Сам поражался такому ходу, но толком понять себя не мог. Хотя то, что она была женой Ярослава, убивало и резало без ножа. При ней становилось стыдно за то, что Ромка спит с Ярославом, за то, что любит его… Ещё в кабинете был стеллаж и несколько макетов. — Роман Валентинович, — сказал строго Ярослав, но глаза его блеснули азартным блеском. Лукавство — ох, как же Ромка любил это. — Что там у вас? Давайте. — Да, — буркнул Роман. На деревянных ногах пройдя мимо Инги и кивнув ей, протянул Ольховскому папку. Ярославу пришлось привстать со своего места, так как сам Якуненко остановился не возле стола. Можно было сделать ещё шаг, но он побоялся, что ли. И когда папка оказалась в руке гендиректора, ещё раз кивнул и попятился назад. — До свидания, — буркнул он, оторвав взгляд от лица Ярика, резко развернулся и вышел из кабинета. Тихо прикрыл дверь за собой и, попрощавшись на ходу с Эллочкой, вылетел из здания. Инга проводила Романа насмешливым взглядом, хмыкнула и повернулась к Ярославу. Ольховский уже открыл папку и вчитывался в документы. — Ископаемое, — проговорила Инга. — Главное, работник хороший, — ответил Ольховский, пробегая глазами по бумагам. — Для меня это важнее. — Я бы так не сказала, — пожала плечами Ольховская и принялась расправлять другой лист, что занимал половину стола. — Но всяко лучше других трактористов, что у нас были. Но, знаешь, внешний вид всё же о многом говорит. — Внешний вид говорит о многом лишь для тех, — Ярослав закрыл папку и отложил её в сторону, — кто никогда не был в шкуре бедняка. Есть ещё другое выражение: встречают по одёжке, а провожают по уму. — Ну, мы живём сейчас в другое время, — пожала коротко плечиками Инга, продолжая странно смотреть на Ярослава. Тон мужа её удивил. — Сейчас эта пословица не котируется. — Инга, давай о работе, — сказал Ярослав, всматриваясь в лежащее перед ним полотно листа. Инга кивнула, но в тот же момент, вдруг подумав о чём-то, спросила: — Интересно, а у него жена есть? — Хватит вопросов не по работе! — нервно сказал Ярослав и холодно посмотрел на жену. — Конечно-конечно, прости, — зачастила Инга и вперилась в лежащий перед собой лист, но, прикусив губу, сказала: — А можно ещё один маленький вопросик личного характера? Ярослав вздохнул и кивнул. — Когда ты мне дашь развод? — Ну вот, опять… — Это не опять, а снова, — Инга хлопнула ладонью по столешнице. — Я встретила мужчину и хочу выйти за него замуж. — У нас договор. Фиктивный брак. — Он уже десять лет, этот брак. И согласись, Ярик, я делала всё то, что было нужно тебе, слегка подзабыв о том, что нужно мне. — Что нужно тебе? А как же Анжелика? А как же работа? А как же статус и зарплата? Кто ещё о ком думал? И кому что нужно было? Мне только штамп в паспорте, ребёнок, внучка родителям. Как, впрочем, и тебе. Давай не будем, Инга. — А если ты встретишь того, кто тебе будет дорог? И если он узнает, что у тебя есть жена? Как ты думаешь, он смирится с этим фактом? Неужели ты закопаешь в землю его чувства ради своего штампа в паспорте? — Я объясню, и он поймёт, — ответил Ярослав, в душе соглашаясь с Ингой и предчувствуя приближающуюся катастрофу. — Нет, Ярик, — прошептала Ольховская, скатывая листы. Она собиралась уходить. Сегодня для неё рабочий день был закончен. — Этого никто не поймёт. Мы живём в России, здесь другие правила. Здесь другие приоритеты. И если он поймёт сейчас, то завтра он просто уйдёт. — Я не изменю своего решения! — стукнул кулаком по столу Ярослав. — Ну и дурак! — тоже выкрикнула Инга, вскочила со своего места и, подхватив не до конца скатанные листы, вышла прочь из кабинета. Этот разговор состоялся в четверг, и всю ночь Ярослав думал над ним, понимая, что Инга права. Он встретил такого человека, и, если честно, ему самому было очень противно от того, что он спит с Романом, при этом имея жену, с которой вовсе и не живёт. Которую не любит. Даже дочь ему не слишком была нужна, хотя девочке он уделял внимание. И всё же пока решиться на развод он не мог. Причина была не в том, что некоторые клиенты больше доверяли компаниям, в которых руководители — женатые, а в том, что Ярик боялся, что Ромка скоро от него сбежит. Три месяца — это не срок. Но чем дольше они были близки, тем больше Ярослав страшился того, что Якуненко надоест всё и он вернётся на ту сторону. На сторону нормальных, настоящих мужчин. Что, мало вокруг женщин? К тому же он приехал из деревни в город, здесь всяко баб побольше. А такого мужика, который не избалован городской жизнью, любая женщина с радостью приберёт к рукам. И всё же и это причина не была главной. Если честно, препятствий для развода не было. И всё равно Ярослав медлил. В пятницу рабочее время всё тянулось и тянулось и никак не хотело заканчиваться. Ольховский уже изнывал от желания всё бросить и кинуться на стройку, где работал Ромка. Забрать его и снова, в который уже раз, уединиться с ним в загородном домике. Но работа есть работа, и не в правилах Ярослава было менять заведённый им же порядок. И вот когда стрелки часов показали полшестого, Ольховский всё же не вытерпел. Подхватил плащ, ключи и уже был на пороге кабинета, когда столкнулся с отцом. — Ярик, тут кое-какие проблемки возникли. На эти проблемы Ярослав потратил два часа и всё равно не отвертелся от поездки в Китай. А когда пригнал на стройплощадку, охранник его огорошил: — Так за ним Инга Владиславовна приехала и увезла куда-то. То, что в тот момент испытал Ярослав, можно было бы назвать паникой. «Тойота» резко крутанулась на месте, и, вжав педаль газа, Ольховский стремительно помчался в сторону дома. Сердце бешено колотилось, душа рвалась на кусочки. Ярослав уже знал, что будет дальше… Своего Артёма Инга встретила шесть лет назад. Влюбилась не сразу, но хватило года, чтобы понять, что она без его смеха и искринок в глазах жить не может. Артём для неё стал всем, как и для Анжелики. Артём оказался понимающим человеком, не осуждал её и старался всегда поддержать. Он не был ни гендиректором, ни красавчиком, он был просто опорой, которой Инге в жизни так не хватало. А три месяца назад она узнала, что беременна. Ярослав знал про неё и Артёма и что она беременна от него. Но стоял на своём. Вопрос о разводе был настоящей проблемой, которую Инга безуспешно пыталась решить вот уже два месяца. Ярослав на уступки идти не хотел, и тут в голове у женщины созрел адский и коварный план. Она сама волновалась и не знала, что из этого получится. Боялась, но повернуть назад не могла. В тот момент Инга уловила странную ауру, которая окутывала Ярослава, стоило разговору зайти про Романа. То, что Ярослав нашёл себе кого-то очень ценного, Инга заметила не так давно. Только не знала, кто это. Никогда бы не подумала, что Ольховский клюнет на обычного тракториста. Узнав сразу после свадьбы, что мужчина, который стал отцом её будущего ребёнка, предпочитает мужчин, Инга ощутила отвращение. И, кстати, до сих пор немного чувствует привкус этой неприязни. Так вот, поняв, что Якуненко — полюбовник Ярика, она решила действовать. Придя к Ярославу по делам, она столкнулась с Эллочкой, которая покачала головой, заявив, что Ольховский не принимает. Проблемы. На часах было ровно полседьмого. Тогда Инга решила действовать. Она прыгнула в машину и поехала на стройку. — Я хочу с вами решить кое-какие вопросы, касающиеся будущего строительства, — сказала Инга, заявившись в гараж, где Якуненко ковырялся в тракторе. Только что доставили нужные запчасти. — А что, обязательно куда-то ехать? — спросил он, недоверчиво глядя на Ингу. — Господи, Якуненко, вы меня боитесь? — Нет… — Тогда садитесь, и поедем уже, — раздражённо проговорила Инга. Роман её действительно раздражал. Не нравился он ей, но про его работу она ничего плохого сказать не могла. — Мне бы переодеться… — Садитесь. Обивка в машине была цвета кофе с молоком, а роба Романа вся в мазуте. Воняло жутко, и Инга открыла все окна в машине. Когда они ехали, сильный ветер задувал в салон, но хозяйка машины терпела, несмотря на то, что была беременна, за окном стоял апрель месяц и она могла простыть. Странно, думала Инга, Артём работает на заводе и приходит иногда грязнее Романа, но запах его мазута приятнее. Роману показалось странным и подозрительным, что Инга привезла его в дом Ярослава. Легко открыла ворота, въехала внутрь и, выключив двигатель, повернулась к Якуненко. Улыбка была фальшивой, Роман знал такие: притворные, лживые, ничего хорошего не несущие. — Пойдемте, умоетесь, приведёте себя в порядок. Я дам вам вещи мужа. Вы одинаковой с ним комплекции и роста, вам подойдёт. — Вы зачем меня сюда привезли? — спросил Роман, не собираясь двигаться с места. — А в чём дело? — в ответ спросила Инга. — Поговорим в неформальной обстановке. Муж немного задержится. — Я не пойду, — буркнул Роман, и здесь Инга поняла, что самое главное препятствие в её плане — это сам Якуненко, который вовсе не был тупым бараном. — Если вы не повезёте меня обратно, то я тогда пойду пешком. И Роман, дёрнув ручку машины, вышел, спокойно направившись к воротам. — Подождите! — крикнула ему вдогонку Инга, тоже выйдя из машины. Роман остановился, не дойдя до ворот несколько метров. Повернулся на крик. — Мне действительно надо с вами поговорить. — На этот раз её голос был холодным, без капельки притворства. Ромка сразу почувствовал, что игры кончились. — Давайте пройдём в дом и там побеседуем. На улице прохладно. И она, взяв сумочку, направилась к дому. Точно как хозяйка, мелькнуло в голове Ромки. Ещё Ярослава Святославовича «мужем» называет. Делать было нечего. Роман направился за ней с тяжёлым камнем на душе. Переступил порог дома Ярослава, и тут же нахлынули воспоминания о том, как им здесь было хорошо. И как он ждал сегодняшней пятницы, чтобы снова приехать сюда вместе с ним. Но приехал с его женой… — Видите ли, — проговорила Ольховская, когда они расположились в гостиной, — мне нужен развод, — огорошила она Романа, хотя с какой стати обсуждать этот вопрос с ним, он так и не понял. — Но Ярик мне его не даёт… Слушайте, снимите вы эту вонь, а? Мне плохо. И, вообще, примите душ. Ромка с недоумением посмотрел на Ингу, пожал плечами. — Извините, — буркнул он, но и не подумал двинуться с места, чтобы выполнить просьбу Инги. Да, грязный, поэтому и на диван не присел — боялся испачкать. Ещё и ноги воняли. Целый день в зимних ботинках. Как-то времени не было весенние купить. Хотя время было… Просто каждая минута наедине с Ярославом была в радость, и тратить эти минуты на поездки по магазинам — глупость. Ольховская цыкнула, встала с мягкого кресла и быстрыми шагами направилась в сторону ванной. Сдёрнула там с вешалки халат и, вернувшись, бросила ему в руки. — Где ванная, вы знаете, — буркнула она, и Ромка удивлённо посмотрел на неё. Спалился, что ли? Когда? — Идите. Потом поговорим. Ромка ушёл. Переоделся. Душ принимать не стал, но умылся, смыв мазут с рук и лица. Провёл влажной рукой по волосам, проверяя, не попала ли и на них эта гадость. Взглянул в зеркало и вышел из комнаты. Краснея, вернулся в гостиную. Было стыдно являться взору женщины в халате. Но поделать ничего было нельзя — она просто не дала ему возможности переодеться в чистое в гараже. И всё же нервировать даму он не хотел. — Садитесь, — она приглашающе указала рукой на диван, и Роман сел. На столике стояли кружки с горячим чаем. — Пейте. Вы, наверное, хотите есть? Роман не понимал, что здесь происходит. Он рассеянно смотрел на Ингу и пытался прочитать хоть что-то в её красивых глазах. — Ох, — вдруг подскочила Инга, и Ромка тоже собрался встать, но она остановила его жестом. — Простите, мне надо ненадолго в ванную, подождите здесь. Влетев в ванную, она схватила лежавшую на полу робу, осторожно вышла и тихо поднялась по лестнице. С того места, где сидел Роман, лестница плохо просматривалась. Инга, раскидав по ступеням одежду, тихо скользнула в ванную, умылась и вернулась. — Так, — протянула она, выглянув в окно. Там отчётливо видна была её машина и ворота. — Теперь можно и поговорить. — Видите ли, — Инга присела в кресло, — у меня есть мужчина, за которого я хочу выйти замуж. Я жду от него ребёнка. Но, естественно, прежде чем стать женой другого, мне нужно развестись с Ярославом. Ромка сидел тихо. Не перебивал. Инга иногда поглядывала на его сосредоточенное лицо, но в основном смотрела в окно. Прошёл час с того момента, как она привезла любовника мужа в этот домик. Интересно, как долго Ярослав задержится на работе? План у неё был какой-то не продуманный… — Ярослав же мне развод не хочет давать, — продолжила Ольховская. — Всё держится за этот штамп в паспорте. Боится, что от него клиенты разбегутся, если узнают, что он пидорас. Последних два предложения Инга произнесла со злостью, отчего Романа передёрнуло. Ярик — не пидорас, он… Он его парень. — В общем, хочу, чтобы вы посодействовали мне в этом, — подытожила Инга. — Так, а теперь давайте приготовим ужин. И она, вскочив с дивана, направилась на кухню. Ромка так и остался сидеть на диване, ничего не понимая. Нет, конечно, он не был тупым, однако то, что сейчас творилось, ему не очень нравилось. Зачем Инга привезла его в дом к Ярославу? И зачем строит из себя хозяйку? Он чувствовал, что не нравится Инге, и это было взаимно, но никак не мог понять, что же она задумала. И разбираться в этих тайнах Мадридского двора ему хотелось ещё меньше. — Вы сидите, — сказала она, подойдя к дивану, — сама справлюсь, всё-таки я женщина. И Ромка сидел. Думал, ломал мозг, смотрел на часы. Ярослав задерживался. Так часто бывало, но Якуненко всегда ждал его в гараже, делая вид, что заканчивает работу. И когда гендиректор подъезжал, чтобы якобы покормить собак и проверить обстановку, благородно забирал и тракториста Рому, чтобы подкинуть его до общежития. Конечно, это была всего лишь отмазка и любой бы понял что к чему, но охранники на стоянке были либо слепыми, либо просто не хотели неприятностей. Прошло около часа, на улице стемнело. Инга принесла тарелки с едой в гостиную, успокоив подорвавшегося было идти ужинать на кухню Романа. Здесь есть приятнее — так сказала она. Ромка не стал возражать, хотя ему и это не очень понравилось. В тот момент, когда столик начал ломиться от еды, а на его середину опустилась бутылка вина, Якуненко вдруг подумал, что эта «картина Репина» ему знакома. — Вы хорошо… здесь вращаетесь, — буркнул Роман, глядя на то, как по-хозяйски ведёт себя Инга. И действительно, за те месяцы, что он в городе пусть и не часто, но бывал здесь, ни разу не сталкивался с Ингой и, самое главное, не видел в доме следов присутствия женщины. — Это моё детище, — улыбнулась она и протянула ему бутылку. — Откройте. Роман помедлил, но всё же взял вино. Инга отдала ему штопор, и после небольших раздумий Ромка вытянул пробку из тонкого горлышка. — Я его проектировала. Ярик попросил создать что-то лёгкое, простое и уютное, я и сделала. Ну и потом, пусть мы и не живём вместе, я являюсь его женой. Она на самом деле была тут не частым гостем, но иногда они с Ярославом здесь работали, прячась от городской суеты. Инга протянула два бокала, и Роман наполнил один из них. — Я не буду, — сказал твёрдо он, она же лишь плечами. — Но и вам нельзя. Вы же, это, ждёте ребёнка. — Немного можно, — равнодушно заметила Инга, и Якуненко показалось, что она врёт. — Врачи иногда рекомендуют. Конечно, натуральное, не помои, какие продают за двести рублей. — М-м, — протянул Якуненко и поставил бутылку на место. Есть хотелось, но интуиция вопила, что к еде прикасаться не стоит! И он не прикасался. А вот Инга ела, правда немного. Но не пила. Потом схватила бутылку, налила в бокал Роману. И здесь пазлы в голове Якуненко сложились. Только не совсем он был уверен, что Инга станет… станет его соблазнять. — Я знаю, что вы задумали, — сказал он, глядя на Ольховскую. Та вздрогнула, нервно улыбнулась и посмотрела на него удивлённо. — Ну конечно знаете, я же вам сказала. — Я толком не могу объяснить, — Роман пытался найти слова, не получалось. — Но, пожалуйста, не делайте этого. — Что не делать? Не разводиться? — не поняла теперь Инга. — Нет, я не об этом… — Роман шумно вдохнул, посмотрел в сторону. Мысль была, а вот как её высказать вслух... Всегда у него это плохо получалось. — Вы хотите, чтобы я поговорил с Ярославом Святославовичем о вашем разводе? — Да, — вскрикнула Инга, но Ромка хотел не это сказать. Он открыл было рот, чтобы, наконец, вымолвить то, что думал, но тут, сверкая фарами, во двор влетела машина. Инга вскочила с места. Якуненко не успел среагировать. Она плюхнулась ему на колени и впилась в губы. Дверь с грохотом открылась, в гостиную ворвался Ярослав. — Ах, Ярик! — воскликнула Инга, подскакивая и отходя от Романа. Она тяжело дышала, прижимала руку к груди, комкала шёлк блузы. Сердце готово было вырваться. Стало страшно, потому что Ольховский прожигал её таким взглядом, от которого горели ведьмы на кострах. — Я не виновата… Ярик, он сам меня… Он меня… Оказавшись возле кресла, она схватила в охапку пальто, сумку и, продолжая смотреть на Ольховского, стала красться к выходу. Ярослав перевёл взгляд с жены на вскочившего Ромку, который был таким ошеломлённым, что слова не мог вымолвить. Он хотел что-то сказать, но Инга, которая мычала что-то всё время, мешала собраться с мыслями — они вдруг разлетелись, как бильярдные шары. — Уходи, — прошептал Ярослав, глядя на Якуненко. — Уходи… — Да, я… — начала Инга, уже будучи возле двери, но тут остановилась. Она поняла, что Ярослав говорил это не ей. Теперь он прожигал глазами Романа, который не мог ничего сказать. — Уходи! — крикнул Ярик и направился к лестнице. Но там его ждало нечто более ужасающее. Ольховский почувствовал, как его тело сотрясает мелкая дрожь. Он зарычал, нагнулся, схватился за одежду. — Яросл… — Убирайся! — крикнул Ольховский и, развернувшись, начал кидать в сторону Романа вещи. Его вещи. Инга всхлипнула. На её глазах разыгрывалась настоящая драма, виновницей которой она же и была. Не в силах больше наблюдать за результатом своей необдуманной выходки, она вылетела прочь, села в машину, дрожащими руками завела её и резко вжала педаль газа. Как она выехала со двора во всё ещё открытые ворота, не помнила, но проехав километр, остановилась. Всхлипывая и пытаясь успокоить разбушевавшиеся нервы, Инга поняла, что плачет. Перед глазами продолжало стоять лицо Ярослава, полное боли, и ошеломлённое — Романа, который понял, для чего всё это затеяла Инга. Наверное, он бы выгнал её или сделал что-то другое, если бы в этот момент не появился Ярик… Инга полезла в сумку за телефоном. Он долго не находился. Тогда она вытрясла из сумочки всё содержимое на пассажирское сиденье, нашла его и, открыв чехол, дрожа, набрала нужный номер… Ярослав с грохотом закрыл дверь в свою комнату и подпёр её спиной, тяжело дыша. Перед глазами стоял образ Инги, сидящей на коленях у Романа и целующей его. Ярослав знал, что это козни жены. Знал, что она спровоцировала его на конфликт, но ничего не мог с собой поделать. В тот момент, когда он смотрел на Ромку, в тот момент, когда он ждал объяснений, Ольховский понял, что в первую очередь их-то он и не хочет слышать. Но больше всего вывел из колеи халат на Якуненко и разбросанная по лестнице одежда. Больше Ярослав уже ничего не видел. На глаза накатились слёзы. Он сморгнул, капля сорвалась вниз и упала на щеку. Вот же ж чёрт! Всё ложь, Ингина игра. Но на душе так плохо. Сердце разрывается болью. Разрывается больше от того, что Ромка натурал и рано или поздно он уйдёт от Ярика, бросит его, найдёт себе хорошую и порядочную женщину. В этом городе такие есть. Например, та же Инга. На самом деле она хорошая и порядочная. Это Ярослав дурак и мерзавец. И этот конфликт — всего лишь только репетиция, превью, а остальное будет потом. Если не завтра, тогда послезавтра. Если не послезавтра, то через год. К чему тянуть, когда сегодня удобный случай всё закончить? Сказок не бывает. И килограмм конфет за три месяца исчерпал свои запасы. Телефон зазвонил неожиданно. Ярослав полез в карман пальто, достал его. Нажал на кнопку, совершенно не глядя на номер звонившего. Он знал, кто это. Чувствовал… — Ярик, — всхлипывала в телефонную трубку Инга. — Ярик, прости… Это я всё… Я… Он не виноват, Ярик… Я придумала... хочу развод, а ты не даёшь... Ярик, прости… Прошу тебя, дай мне развод… Он не виноват, Ярик… Ярик? Алло, Ярик? Ты слышишь, Яричка, он не виноват… Ярик… Не виноват. Ярослав это знал. Зачем об этом говорить сейчас? Зачем? Ольховский больше не слушал женщину. Он медленно сполз по двери на пол и, уткнувшись в колени, заплакал. Было так больно… Инга всхлипнула, вытерла слёзы. Тушь щипала глаза, но ей было всё равно. Она посмотрела на экран телефона и шикнула. Отключив трубку, бросила её на пассажирское кресло, где лежало содержимое её сумочки, и помотала головой. Вот же чёрт, натворила дел! Всхлипнула и снова повернулась к телефону, но в этот момент заметила проходящую мимо фигуру. Это был Роман. Он шёл быстро, но походка его была неровная, как будто пьяная. Когда Роман вышел на свет фар, Инга увидела, что он был одет в одну футболку и штаны. Совсем босиком. Женщина вытерла мокрые щёки, всхлипнула и нажала на газ. Машина медленно покатилась вперёд. Поравнявшись с Романом, она приоткрыла боковое окно и, перегнувшись через пассажирское сиденье, позвала. — Рома… Услышав своё имя, Якуненко повернул лицо в её сторону. Инга испугалась. Мало ли что мужчина может с ней сделать, но логика женщин непредсказуема, особенно когда они сначала натворит бог весть чего. Узнав Ингу, Роман остановился, посмотрел на неё пустым взглядом. — Я вас подвезу… Садитесь. — Она потянулась, чтобы открыть дверь, но он мотнул головой и пошёл дальше не оглядываясь. Инга снова всхлипнула, слёзы опять хлынули из глаз, и она, схватившись за телефон, набрала другой номер. Артём… Эта неделя была не просто тяжёлой — она была невыносимой. Ярослав в субботу утром рано улетел в Китай, чуть не опоздав на самолёт. Работа и чужая страна стали для него маленькой отдушиной, хотя когда наступала ночь, Ольховский готов был на стену лезть от боли, что сжирала его душу и сердце. За неделю он измучился так, что уже сам не понимал, где день и где ночь. Однако решение нужно было принимать. Ромка виноват не был, он в миллиардный раз повторял себе это. Инга ещё звонила, и пока Ольховский не уверил её в том, что верит ей и Роману, не успокоилась. — Я дам тебе развод, — сказал Ярослав на третий день своей командировки. За окнами гостиницы горел неоновыми огнями реклам ночной Пекин. — Так что не волнуйся. Тебе нельзя волноваться. — Прости меня, Ярик, — в миллионный раз попросила прощения Инга. — Пожалуйста, помирись с ним. Ты бы видел его тогда. Он ушёл от тебя в одной футболке, штанах и босиком. Такой… Такой брошенный. Так посмотрел на меня… Словно я лишила его воздуха. Пожалуйста, помирись… А сам Ярик? Отказаться от Романа сейчас, после слов жены, было настоящей катастрофой. У него не поднималась рука перечеркнуть всё то, что было между ними. К чему он стремился все эти три месяца? К тому же сам же говорил, что готов на всё, лишь бы Ромка спал с ним. С чего вдруг такое решение? С чего вдруг расставание? Ярослав запутался в себе окончательно и, когда сел в самолёт, улетая из Китая в Россию, всю дорогу проспал, как младенец, больше не в силах терпеть эти муки. Ступив на родную землю, он вдруг понял, что в пакете ещё осталась одна завалявшаяся конфетка… Ромка вернулся в общежитие под утро — грязный, замёрзший, уставший. Все выходные он просидел в комнате уставившись в одну точку, выходя только в туалет и чтобы вскипятить чайник. В понедельник он отправился на работу, остро осознав, что идти туда совершенно не хочет. Всё валилось из рук и работа не шла. Романа ругали, но он словно бы был в другом измерении. Люди его раздражали, трактор, который он починил в понедельник, во вторник снова сломался. В среду его забрали, привезли другой. И на этом другом Якуненко чуть не сиганул в им же вырытый котлован. За котлован, который был в пять раз больше нужного, его отсчитали. За то, что чуть не угробил машину, отстранили от работы на день. Но в комнате находиться было невыносимо. Поэтому в четверг он всё же явился на стройку, попросил прощения и, взяв себя в руки, окунулся с головой в работу. Инга за всю неделю так и не показалась. Ярослав, конечно же, так и не позвонил. Да и сам Ромка не звонил. Не боялся, просто не знал, что говорить. Он не виноват, однако обвинять женщину в её глупости, тем самым выгораживая себя, не мог. Нужно было решать этот вопрос по-другому, и Роман думал — как. Но от Ярослава он отказываться не собирался. Не собирался от него уходить. Вечер пятницы снова взбудоражил нервы. Пятница для него приобрела особый смысл. По словам коллег, Ярослав ещё был за границей, и Ромка, поставив технику на прикол, уже было пошёл к ждавшему работников автобусу, но тут подрулил Святослав Игоревич. Ольховский-старший позвал Романа в баньку, и Якуненко, не желая оставаться наедине со своими мыслями, принял приглашение старика. Вот так и случилось, что Ромка сейчас парился с директором «Строй-треста» в бане и слушал его рассказы про любимого сына. Когда они вышли из бани, на улице уже было темно. Проверяя телефон, Святослав Игоревич, вдруг сказал: — О, Ярик звонит. — И, нажав кнопку вызова, приложил его к уху, поддерживая плечом. Он застёгивал рубашку. — Сына, ты вернулся? Когда?.. А… Да, в баньке, попарились, немного выпили… С Ромиком, конечно… Ну, как всегда… А?.. Ну, понятно… Ладно, привезу… Нажав отбой, Святослав Игоревич посмотрел на Романа, который в свою очередь смотрел на него, словно ожидая чего-то. — Ромик, а ты чего, с моим сыном встречаешься, что ли? Якуненко сглотнул, отвёл взгляд. Святослав Игоревич хмыкнул, хлопнул того по плечу. — Ладно, собирайся. А то он там извёлся весь, требует тебя ему доставить. Ромка после этих слов почувствовал, что ноги будто стали ватными и отказываются его держать. Сердце бешено заколотилось, руки задрожали. Тридцать минут, что они ехали до дома Ярослава, показались вечностью, от которой он сходил с ума. И вот, когда ворота благополучно распахнули свои объятия, Ромка увидел сидящего на ступеньках крыльца Ярослава. Холодно же, а он сидит на улице! Домой бы зашёл!.. — О, сына, привет, — махнул рукой Святослав Игоревич, выходя из машины. Следом за директором вышел и Роман. Его глаза так и приросли к вставшему Ярославу. Мужчина был одет в один махровый халат, на ногах тапочки, и Ромка знал — он замёрз. — Привет, пап, и пока, — отозвался Ярослав, глядя на Якуненко так, словно звал его за собой в какие-то неведомые дали. И Ромик, как намагниченный, пошёл. Сделал вялые шаги к крыльцу. Поднялся по ступенькам… — А-а-а... — хотел сказать что-то Святослав Игоревич. — Ну, ладно. Завтра тогда поговорим. Понимая, что происходит что-то очень важное, Ольховский-старший сел в машину и, хлопнув по спинке водительского кресла, откинулся назад. Вот ведь, сын у него гей, а Ромка-тракторист — его парень… Что в мире творится? Машина уехала, а Ярослав, пятясь назад и не смея оторвать взгляда от наступающего на него Романа, зашёл в дом. Правда, споткнулся о порог и чуть не упал. Но тут опять на помощь пришёл Человек-Роман или Супер-Ромик. Подхватив Ярослава за талию, остановил падение. Прижал к себе, и они ещё с минуту пялились друг другу в глаза, а потом Ольховский, схватив Якуненко за руку, потянул его за собой. Дверь закрыл Ромка, и Ярослав толкнул его на неё, прижался к любимому, уткнувшись лбом в плечо. Ромка знал, что нужно было что-то сказать, но не мог опять и слова вымолвить. Запах Ярослава и его близость вышибли из Якуненко остатки разума, и он не понимал, что сейчас происходит. Неделя была адской и для него, и для Ярослава Святославовича. Но ради того, чтобы вот так стоять в обнимку с любимым человеком, Рома готов был проживать её снова и снова. — Вот, — прошептал Ярик, уткнувшись лбом в плечо Романа. Якуненко скосил взгляд и увидел, как Ольховский держит в руке маленькую конфетку в шуршащей цветной обёртке. Это была клубничная сосалка, которую так любят все детки. — Ты же ничего больше не возьмёшь… Я могу купить тебе кусок от Луны, дом на Гавайях, пляж в Ницце, отдать половину своей компании, нет, всю… Только возьми и никуда от меня не уходи. Это не равноценный обмен, но всё же… Рука, державшая Якуненко за рукав куртки, сжалась сильнее. Тело Ярослава начало мелко подрагивать. Ольховский кусал губы, скрипел зубами, только чтобы не заплакать. Но стоило ему заговорить, и ком горечи ринулся наружу. Глаза наполнились противной солёной влагой, и Ярослав понял, что не сможет сдержать этот водопад. — Не уходи, — шептал он и уже плакал. — Не… Не бросай меня. Я тебя очень прошу… Ромка посмотрел на конфетку, почувствовал, как душа разрывается на части, услышал, как сердце кричит. Он взял конфетку, сунул её в карман и, тут же забыв про сладость, взял в свои ладони голову Ярослава. — Нет, не смотри… — всхлипывал Ярик, но до Ромки уже было не достучаться. Он сам готов был заплакать, но так и не смог. Зато он оставил поцелуй на виске Ярослава. Потом на ухе. — Ярик, — прошептал он. Никогда до сегодняшнего вечера Рома не называл Ольховского по имени. — Ярик… — шептал он и покрывал его лицо поцелуями. Лёгкими, нежными, воздушными. Слизывал бегущие слёзы, целовал дрожащие губы. — Ярик… Ярик… Ярик… — как заколдованный повторял Якуненко, и Ярослав плавился от этого вздоха, позволяя делать с собой всё, что Ромкина душа захочет. А потом, когда слёзы немного утихли, когда боль в груди ушла, оставив лишь лёгкие отголоски грусти, Ярослав взял Романа за куртку и медленно снял её с него. Поднимаясь с Ромкой по лестнице, он раздевал его, оставляя шлейф из одежды. Словно стирая или заменяя то страшное воспоминание. И Ромка не сопротивлялся, шёл за Яриком как завороженный, не в силах оторвать от него взгляд. Войдя в комнату, они тут же слились в поцелуе и целовались, боясь оторваться друг от друга. Страшились оба того, что если они это сделают, то миг, что подарила им судьба, разобьётся и разлетится на мелкие кусочки по всей необъятной вселенной… Рингтон на сотовом у Ярослава был красивым и мелодичным: Бетховен, его знаменитая «Лунная соната». Вздрогнув, Ярик сонно приоткрыл глаза и, замычав, огляделся в поисках сотового. С трудом вспомнил, что был он у него в халате, а халат… Халат нашёлся, слава богу, на краю кровати с его стороны. Он, приподнявшись, порылся в карманах, выудил оттуда телефон и, бухнувшись обратно на подушку, прижался теснее к лежавшему рядом Роману. Ромка сам, проснувшись, прижал к своей груди лежавшего спиной к нему Ярослава и зарылся лицом в волосы на затылке. — Да, Эллочка, — буркнул всё ещё сонный Ярик, прикрывая глаза. Ромкина близость приятно растекалась по телу, грея не только душу и сердце - кажется, она согревала и всю комнату тоже. — Ярослав Святославович, вы где? — Где? А-м-м… На седьмом небе, Эллочка. — Где? — переспросила секретарша, но тут же вспомнила характер своего шефа. — И что вы там делаете, Ярослав Святославович? — Лежу… Ем конфеты. — Спускайтесь. У вас важная встреча через двадцать минут. — Не могу, Эллочка, лифт сломался. — Какой лифт?! Там нет лифтов! — Наверно, Эллочка сама не поняла, что таким всплеском настоящих эмоций подыграла своему шефу. А Ярослав, хмыкнув в трубку, ещё теснее прижался к Ромику, погладив его пяткой по ноге. — Вы забыли? У вас встреча с Коржановским. А он требует пунктуальности. — Коржановский — это, конечно, серьёзно, но я действительно не могу. — И что нам делать? — Кажется, Эллочка серьёзно испугалась. Хотя, зная эту женщину, Ярослав мог предположить, что сейчас на самом деле творится в её головке. Конечно, с самим Яриком это впервые, но Эллочка не работала бы в его компании, если бы не умела разруливать опасные ситуации. — Пусть встречу проведёт Святослав Игоревич, — буркнул Ольховский и начал поворачиваться лицом к своему парню. — Он уполномочен. К тому же эти два старика очень любят играть в шахматы. Так что можешь вместо кофе и коньяка подать им доску с фигурами. — Не смешно, — гневно выдавила Эллочка и тут же удручённо вздохнула. — Это первый раз такое. Уму непостижимо. — Я тоже, — буркнул Ярослав в трубку, смотря в глаза Роману, — ничего не понимаю, но точно знаю, что я на седьмом небе от счастья… В ответ послышался знакомый треньк. Это Эллочка бросила трубку. Телефон небрежно был отброшен в сторону. — Дела? — спросил взволновано Ромка, но на лице было такое разочарование, что Ярик улыбнулся. Лукаво, слегка вздёргивая правый уголок губ вверх. — Нет, — сказал он и потянулся к Ромке, чтобы поцеловать его. — Так, небольшой геморройчик. Глаза у Якуненко стали ошалелыми. Ярослав хрюкнул, издав лёгкий смешок и чмокнул его в губы. Однако оторваться уже не смог. По крайней мере, до тех пор, пока не закончился их страстный поцелуй. — Люблю… — прошептал вдруг Ромка, крепко-крепко обнимая Ярослава и утыкаясь лбом в ложбинку между плечом и головой. — Ярик, люблю тебя. Возвращая любовнику объятия не менее сильные, Ольховский закусил губу, чтобы снова не расплакаться, как девчонка. Это, знаете ли, раздражало. — И я тебя… тоже люблю.