Килограмм конфет

Ярик был на седьмом небе от счастья. Правда, счастье это омрачалось некоторыми вещами. Первое — у него болела задница, потому что такие скачки он давно не практиковал, так как либо партнёры не устраивали, либо не было желания. Второе — это поездка за границу, которая раздражала тем, что надо будет общаться с личностями, которые так и норовили залезть ему в трусы. И третье — Ярослав чувствовал лёгкий страх. С первым и вторым он легко справлялся. Сначала мази и свечи, потом очаровательная улыбка и долгая продуманная речь, которой хватит на целый роман. Красиво выражаться Ярик мог всегда. Даже в школе некоторые учителя специально вызывали его к доске, лишь бы послушать, как он говорит. А вот как быть с третьим? Чувство страха Ярик испытывал очень и очень редко, а про то, чтобы волноваться из-за реакции того, кого он хотел затащить в постель, и вовсе речи не шло. Рому Ярослав увидел первый раз на какой-то пьянке. Да-да, кроме как пьянкой тот корпоратив никак по-другому назвать было нельзя. Ромку притащил отец, сказав, что Якуненко составит ему отличную компанию, потому что остальные нажираются, как свиньи. Ярослав тогда был очень занят одной важной сделкой и обратил внимание на мужчину лишь из вежливости. Отец ткнул в него пальцем, и Ярик с трудом разглядел того через толпу. Хотя почему с трудом! Роман выделялся. Очень даже. Простая байковая рубашка, обыкновенные брюки, нервный вид человека, который вообще не понял, как сюда попал. — Увези его отсюда, — улыбнулся в своей манере Ярослав. — А то он получит инфаркт, попав в такую, совершенно незнакомую ему, среду. — Ярик, он офигенный работник, — сказал напоследок отец и, хлопнув сына по плечу, протиснулся к своему «офигенному» собутыльнику. А вот второй раз Ярослав увидел Рому именно за работой. Он подготавливал площадку для фундамента дома, находился в своём тракторе. Бокового стекла в тракторе не было, и Ярослав не смог улучить момент, чтобы поинтересоваться, что случилось с окном. Появился прораб, заказчик, и он вновь окунулся в работу. Однако всецело уйти в работу не смог. Неведомая сила притягивала взгляд Ярослава к кабине тракториста, в которой сидел серьёзный и сосредоточенный Роман. Плоды труда Якуненко Ольховский сумел оценить только на следующий день и понял, что отец был прав. Деревенский парень оказался действительно профессионалом и знающим своё дело человеком. Потом были ещё столкновения, но Роман, поглощённый своей работой, просто не замечал мелькавшего вдали генерального директора. А Ярослав через некоторое время понял, что Роман притягивает его не только физически — что-то в нём было такое, что хотелось разгадать. Вскоре Ольховский осознал, что гнать машину через весь город либо по грязным просёлочным дорогам ради чистого любопытства было абсурдом. Ярик понял, что влюбился по самые помидоры и хочет не просто заниматься сексом с этим мужиком, явно натуралом до мозга костей, а именно проводить с ним время. Быть с ним рядом. Вот так и появился этот глупый план, чтобы соблазнить Ромку. Правда, планом его трудно было назвать. Всё, что Ярик вчера вечером сказал Роме, было правдой, вот только он не озвучил главную мысль: что влюбился в него с первого раза. Или со второго? Ах, не важно! Воспоминание о том, что они всю ночь провели вместе, да ещё и занимаясь сексом, приводило гендиректора в неописуемый восторг и заставляло сердце сильнее стучать в грудной клетке. Даже болевшая попа не могла омрачить настроения. И всё же липкий противный страх был. Ярослав сам дал Роме неделю на обдумывание его слов. Сам выстроил вокруг него баррикады, не позволил отступить ни на шаг. Хотел Ромку заполучить целиком и бесповоротно. Был уверен во многих своих позициях и точно знал, что рано или поздно Якуненко не устоит перед его напором. Но возникал вопрос: а если всё же уедет в деревню? Но Ярослав тут же гнал его. Уедет — тогда он поедет за ним. Но такого геморроя Ярик не хотел. Не то чтобы у Ярослава было много мужчин. Его партнёров можно было пересчитать по пальцам. С одним он даже жил и вроде бы любил его. До тех пор, пока не понял, что им конкретно пользуются. Он и раньше относился к людям с опаской, знал их продажные душонки, а после того случая совсем перестал доверять. Общение в высших кругах сошло до чисто деловых, работа стала вторым домом, из-за чего компания за год поднялась в рейтинге себе подобных на несколько строчек вверх. Ну, а если хотелось разговора по душам, всегда были простые люди, общение с которыми Ярослав в последнее время предпочитал. Короче, неделя пролетела в жутком томлении. Если днём было чем заняться, то вечерами и ночами, когда Ярослав оставался один, он просто изнывал от тоски по Роману. Страх липкой паутинкой окутывал его, и в попытке разорвать эти ниточки, Ольховский снова окунался в работу. Неделя резиновой была, как ни странно, и для Романа. Днём — работа, живое общение, пусть Якуненко и не был особо разговорчивым. Но в обеденное время всегда находилось с кем поговорить. Сам он никому не навязывался, зато к нему интерес проявляли, хотя Ромик никогда не любил быть в центре внимания. Если Рома отмалчивался, когда вопрос или разговор был не из приятных, то его обзывали занудой. И хотя Якуненко было с одной стороны всё равно, с другой — душа ощущала отвращение к окружавшему его миру. В среду, во время обеда, вдруг зашёл странный разговор между строителями. — Чё, реально наш Ярик голубой? — вдруг спросил кто-то, и кусок хлеба у Ромки застрял в горле. — Да, я тоже слышал такое, — ответил второй, даже голос понизил. — Да не гоните пургу, мужики, — отмахнулся третий. — Ярик нормальный мужик, у него, вон, баба есть, дитё. Чего ему с мужиками делать? О, Ромик, ты же общаешься со старым боссом, мож чё знаешь? Ромке вообще этот разговор не нравился, а когда его в него втянули, он совсем скис. Из-за общения со Святославом Игоревичем к нему со стороны работников вдруг стало проявляться другое отношение. Одни думали, что он «директорская шестёрка», другие же, что таким образом прогибается для лишнего куска премии. Но те, кто ценил качество и саму работу, были уверены в том, что Ромку пригласили на работу в город за профессионализм. Эти парни, особенно первых два, младше Романа на лет шесть-восемь, были уверены в том, что Якуненко — протеже директора. Они с сомнением посмотрели на третьего, который и считал Якуненко отличным специалистом. — Нет, конечно, — соврал Ромик не моргнув глазом. Мужики выдохнули, снова пожевали и, как ни странно, продолжили. Вообще, Рома никогда не встревал в обсуждение начальства. Ярику частенько перемывали кости. Ну, как перемывали… Иногда недовольно высказывались по поводу его распоряжений, которые в итоге оказывались толковыми и правильными, и порой он одаривал персонал неплохой премией. Его внешность. Зависть брала многих: «такой аппетитный мужик, наверно, всех баб имеет». Ну и, конечно, немного личную жизнь. Если честно, Ромка всегда слушал вполуха, сплетни он не любил. Но здесь и сейчас, когда неделя подходила к концу, а его душа и сердце — Ромка понятия не имел, как так получалось, — уже истосковались по Ярославу, он уши растопырил. Несмотря на то, что из всех присутствующих он единственный знал про гендиректора правду. — Я видел его на той неделе с каким-то мужиком, — говорил первый. — Народ, они… чё-то обнимались. Я вам отвечаю — обнюхивались. — Да пьяные были. Тебе вон градус на душу подними, ты тоже с каждой собакой целуешься, — буркнул третий, и второй зашёлся гоготом. — Да Ярик столько не пьёт, — нервно выкрикнул первый, — чтобы так обнюхиваться. Там зажим конкретный был. — А я слышал, — говорил второй, — что он с бабой своей не живёт. Так, только ребёнку помогает, а с бабой не живёт. У неё другой хахаль. — Слышь, мужики, — пробасил третий, — кончай херню всякую городить. Главное, Ярик бабки платит и конкретные, а на остальное мне как-то насрать. Роман подумал, что разговор действительно исчерпан, но первый не унимался. Тот ещё сплетник. — И тебе всё равно, что твой босс — педик? — вопросил он, прищурившись и глядя на третьего с отвращением. Вот козёл! — Всё равно, — отозвался третий и встал. — А если тебе противно, тогда вали отсюда на хрен. Место пусто не бывает, я на него брата своего приведу. — Ты чего… Ромка хмыкнул. Вот так всегда бывает, обязательно есть кто-то в коллективе, кто легко сплетни распускает и обсасывает жизнь любого, будь то начальник или простой работяга. А кто-то в стороночке отсиживается, поддакивая обеим сторонам. И лишь единицы прямо в глаза заявляют, что им всё равно, главное, чтобы зарплата стабильной была и премия хорошая. А что же Ромка? А Ромка пока и сам не знает что. Аппетит окончательно пропал, да и настроение работать тоже. Ярослав точно запал в душу. С одного раза. Что очень сильно удивляло Романа. Во-первых, Ярик — мужик. Это самый главный фактор, и от него ни при никаких условиях не отвертеться. Во-вторых, мужик Ярик видный. Это тоже имеет свой вес и плюс. В-третьих, Ярик — гендиректор, и у него немало денег в кармане. Это, с точки зрения Ромки, вообще сказка какая-то. Так вот, Ярослав Святославович по всем показателям не может засесть маленькой занозой в сердце Ромика. Но всё получается наоборот! Ярослав тут, в сердце! Он что — Бог? Идол? Дьявол? Женщина?! Женщина… Так стонать, как стонал Ярик, прыгая на нём, мужчина точно не может. Стрёмно в этом признаваться, но Ромка осознал только к концу рабочего дня в среду, что Ярослав Святославович взял его именно той «пробой», которую предложил. И сейчас запрыгни он на бедного и уставшего Ромика со своими поцелуями — как он охренительно целуется! — Якуненко тут же завалит его и начнёт… Эх, пока что это главная заноза в его сердце. Хотя, конечно, Ярослав Святославович ещё шикарный. Полон… Как там это слово называется? Шарм?.. Да, и об этом Ромка постоянно думает. И вспоминает часто его лукавую улыбку. Капец, как классно! А ещё синие глаза, в которых отражалась похоть. О-ох-х, встало-о… Что-то шелохнулось… Четверг был ещё хуже. Ромка увидел жену Ярослава. Красивая, шикарная, обалденная. Конечно, у Ярика других баб просто не могло быть. Все сразу коршунами на неё слетелись. Инга Владиславовна то, Инга Владиславовна сё… Тьфу, гадость какая! А она и рада крутиться в своей норковой шубке, причмокивать розовыми губами с блеском на них и хлопать козьими ресницами, вытянутыми до бровей благодаря французской туши, мать её. Ромке Инга Владиславовна не понравилась. «И чего Ярик в ней нашёл?» — тут же возник вопрос в голове. Конечно, она красивая и такому охренительному мужику, каким был Ярослав Святославович, другая бы не подошла. Но всё же. Она тупая, Ромка понял это, только взглянув на неё. А он умный. Она дура. А он — ещё раз умный. Она блондинка! Ну, он где-то между… Короче, к концу четверга, уже лёжа на своей кровати, Ромка успокоился, осознав, что слишком долго и зло думает об этой красивой женщине. В итоге Инга Владиславовна оказалась очень умной женщиной, архитектором со стажем, довольно знаменитой в узких кругах. Коммуникабельная, общительная, деловая. Свою работу знала назубок и затыкала любого, кто пытался ей доказать обратное. Она была на пять лет старше Ярика и с твёрдой хваткой. Первое впечатление Ромика о жене Ярослава оказалось ошибочным, с треском разлетелось на осколки, когда она отругала его за то, что Якуненко не совсем точно вырыл котлован для закладки фундамента сауны. Ромка в свою очередь ещё с ней поспорил, млин, из-за чего на него зыркнули, как на врага народа. Но Инга была права, и пришлось это признать. Вот и задержался в пятницу Якуненко до семи часов вечера на рабочем месте.

***

Возле гаражей стояла серебристая «Тойота». Несчастный тракторист, завидев знакомую иномарку, чуть не въехал в забор, но вовремя остановился. Смахнул испарину со лба, матюкнулся и плавно въехал в открытые ворота. Ярослав беззаботно болтал со сторожами, гладил вьющихся у ног собак и был таким красивым в своём тёмно-зелёном пальто, что Ромка снова чуть не уехал в стену гаража. И надо же было такому случиться, что когда он выворачивал трактор и проезжал мимо махнувшего ему рукой Ярослава — машина дёрнулась, как дура, и встала, заглохнув. Вообще ничего не понял! Пятница какая-то дурная. — А вы почему задержались, Роман Валентинович? — спросил Ярослав, когда Ромка всё же с какой-то там попытки завёл свой агрегат и поставил его на место. — Да вот, немного заработался, — ответил Ромка, вытирая тряпкой руки, хотя это было бесполезно — пришлось опять поковыряться во внутренностях трактора, убив на это двадцать минут, — мазут въелся в кожу основательно. — Давайте я вас довезу? — учтиво предложил Ярослав Святославович, и в темноте, вернее, при тусклом свете уличного фонаря, Ромик всё же увидел, как лукаво свернули его синие глаза. Пришлось кивнуть утвердительно, потому что у них на пятницу ведь была назначена негласная встреча. При посторонних Ярослав был с Якуненко учтив, ни единым жестом не напоминая, что они перешли на «ты». Хотя прошла неделя, многое могло измениться. И сейчас они оба боялись этих перемен, но всё же ехали навстречу им, смело глядя вперёд. Загрузившись в «Тойоту», тут же тронулись с места. Ехали молча и быстро. Ярослав включил музыку, и по салону полилась какая-то классика. Ромка сейчас с удовольствием послушал бы частушки. Пошлые частушки. Что-то в этом роде: «Солнце весело блестит, Отражаясь в лужицах. Жаль, что ты не трансвестит — Мы с тобой не сдружимся». А ещё вот такая вспомнилась: «Наша Таня громко плачет, Перестал дружить с ней мальчик. Ты реветь Татьяна брось — С голубыми лучше врозь». Капец какой-то. Это что за частушки и откуда они вдруг взялись в Ромкиной голове?! Лучше откинуться на спинку сиденья, прикрыть глаза и послушать симфонию, что лилась из динамиков. Да, это будет лучшим вариантом. Когда приехали, быстро выгрузились. А как только перешагнули порог, Якуненко резко припёрли к стене. Блыкнули лампочки светильников, и Рома увидел, как лицо Ярика медленно приближалось к его лицу. Ольховский смотрел на Романа сквозь опущенные ресницы, ожидая его действий, но сам Якуненко стоял молча и ничего пока не предпринимал. Словно позволял Ярославу делать всё, что тому заблагорассудится. Брать инициативу. И Ярослав решился и сделал. Губы у него были влажные и тёплые, а ещё нежные. И подрагивали. Ромка открылся ему навстречу, и они присосались друг к другу, поглощая и навёрстывая всё, о чём мечтали всю прошедшую и измучившую их неделю. В голове уже не было никаких мыслей. Вопросов тоже не осталось. А может, они просто были отложены на завтра… послезавтра… или вообще в долгий ящик. Целовались долго: и нежно, и жадно. И всё это казалось сладким и неповторимым. Дыханье — сбитое, сердца — бешеные, руки — горячие, объятья — трепетные. Они стягивали друг с друга верхнюю одежду, снимали обувь. И вот Ярослав, уже не в силах терпеть, хватает Ромика за руку и тащит за собой. По дороге на второй этаж он чуть не споткнулся на лестнице, но Ромка, на удивление, оказался прытким. Подхватил Ольховского на руки и, перескакивая через оставшуюся ступеньку, ворвался в комнату Ярослава. Подлетел в три прыжка к кровати и вместе с ним повалился на неё. Сразу же прижался к губам, выдирая из брюк полы рубашки, расстёгивая её дрожащими пальцами и попутно развязывая узел галстука. Стаскивал свитер с Ромика и Ярослав. Движения обоих были рваными, нервными, жадными. Они хотели поглотить друг друга, но что-то всё равно мешало. Наконец, свитер и галстук были отброшены в сторону. Рубашка расстегнута и наполовину стянута, болталась жалко на правом плече, но на неё уже просто не обращали внимания. Ярослав схватился за ремень Ромкиных штанов, принялся его расстёгивать. То же самое пытался делать Якуненко, но у него почему-то плохо получалось. И вот Ольховский справился с ужасным ремнём, ширинкой и выудил горячий пульсирующий член. Потом, понимая, что Рома справляется хуже, перевернул его на спину, сев сверху. Потянувшись к прикроватному столику, он открыл ящик, достал оттуда тюбик со смазкой и, вернувшись в положение «ездока», тут же выронил его из рук. Ромка не удержался и, сев, присосался к соску Ярослава. Присосался, укусил и тут же услышал сдавленный стон мужчины. В голове стало пусто. Господи, ну кто научил этого человека так сладко стонать?! Как были расстёгнуты штаны, Ярик уже и не помнил. Зато он помнил боль, когда садился сверху на Романа. Про смазку так никто из них и не вспомнил, и она осталась лежать нетронутой. Разработать толком он себя не успел — терпеть было невмоготу. Насаживаясь на член, Ярослав кусал губы, стонал и мычал от боли и всё же не останавливался, затуманенными глазами глядя на Романа. А когда уже начались «скачки», Ярик просто потерялся в той страсти, что охватила его и Ромку с головой. В ту ночь они сделали это столько раз, что Ярослав проспал без задних ног до обеда. А вот Ромка проснулся в десять утра и около часа таращился на спящего Ярика, закутавшегося в одеяло, лишь нос был виден. Как ни странно, Роман ни отвращения, ни неприязни к Ярославу не испытывал, только хотел повторить прошлую ночь и как-то уж сильно смущался того, что оказался таким извергом — измотал несчастного Ярослава Святославовича до предела. Что самого удивляло. Никогда не думал, что в постели может быть таким страстным. Но зато теперь на сердце было тепло, уютно и чисто. Роман не понимал этого чувства, но надеялся, что со временем точно сможет разобраться в нём. Всё было странным, нереальным. Рядом лежал мужчина, и единственное, чего Ромка желал, это задержаться рядом с ним ещё на целые сутки. И это ощущение было таким сильным, что не хотелось вылезать из-под одеяла даже для того, чтобы сходить в туалет. Но вставать пришлось. Пошёл умылся, принял душ, побрился. Туалетные принадлежности для этого мероприятия позаимствовал у Ярослава Святославовича. Подивился качеству станка, который выбрал из многочисленных, что лежали в навесном шкафчике. Среди них ещё оказался розовый, видно, «для интима» — решил Ромка и отложил его в сторону, вспоминая, какой Ярослав гладенький и ухоженный был снизу. Вновь покраснел от воспоминаний о прошлой ночи. С наслаждением намазался вкусно пахнущей пеной, попутно пересмотрев все стоявшие на полке бутылочки с мылами-шампунями-кремами. Вытеревшись синим полотенцем, он направился на кухню и принялся хозяйничать там, хотя в холодильнике оказалось пусто. Кусок мяса в морозилке, скукоженная морковка, три яйца и шесть картошин. Обед получился вкусным. — Могли бы заказать, — просто сказал Ярослав, когда, проснувшись в полпервого и не найдя любовника рядом, спустился вниз. Мясо по… Романски было готово. И вот, умывшись и приодевшись в спортивные домашние штаны и футболку, Ярик смотрел на дымящееся блюдо. Очень сильно хотелось попробовать стряпню Ромика. — М? Чего заказать? — спросил Рома, поглядывая украдкой на Ярослава Святославовича. В домашних условиях, с растрёпанными волосами, ещё толком не проснувшийся и ходящий вперевалку, как гусёнок, он и сам выглядел аппетитно. Ромке опять стало стыдно. Стыдно за свои похабные мысли. А ещё при появлении хозяина вдруг стало неловко, что он тут хозяйничал, как у себя дома. Но уж очень кушать хотелось. — Еду, — ответил Ярослав и, взяв вилку, подковырнул мясную запеканку. Нанизал кусочек на вилку, стал дуть. — Позвонили бы в любое кафе и заказали бы. — Зачем тратить деньги на фигню всякую? — буркнул Ромик, присаживаясь напротив Ярослава Святославовича. — Мы вон сами с усами. — И то верно, — хмыкнул Ольховский и отправил в рот остуженный кусочек. Было вкусно. Схамкал тарелку и не подавился. Осталось пальчики облизать, но он не стал этого делать, хотя его так и подмывало поддразнить Ромку, соблазняя. Потом был дымящийся чай без ничего. Нашлись два кусочка сахара, но ни Роман, ни Ярослав, оказывается, сладкий чай не пили. Печенья, соответственно, в этом доме тоже не водилось. — Вообще, у меня квартира в городе есть, — сказал Ярик, намывая кружки. — Поэтому этот дом так, для разнообразия. Здесь я принимаю иногда важных гостей, в основном из-за границы, просто отдыхаю от суеты — порой она раздражает и не даёт хорошенько подумать. Самые важные решения принимаю тоже здесь. — Ярослав Святославович, — решился наконец на откровенный разговор Рома. — М? Зачем так официально? — удивился Ярик, ставя кружку на сушку. — Давай уже окончательно на «ты», особенно когда мы наедине, в домашней обстановке. И Ярослав опять улыбнулся своей лукавой улыбкой, словно подначивая к чему-то. — Нет! — твёрдо и решительно сказал Рома, и улыбка тут же слетела с лица Ольховского, сменившись лёгким удивлением. — Пока пусть будет так. Я, это, хотел сказать, что мне очень нравится с вами. Короче, я, конечно, извиняюсь за эту ночь, как-то так получилось, что я, наверно, того, перестарался. Но… быть вашим, этим, как его… Ну, вы поняли меня, я согласен. Вот чего я хотел сказать. Ярослав не смог удержаться от счастливой улыбки. Конечно, чтобы отказаться, Ромке просто надо было вчера ещё, на стоянке, намылить Ярику лицо. После такой бурной и дикой ночи он мог услышать только «да». Поэтому на другой ответ Ольховский просто не рассчитывал и дал самому Роману выбрать время для того, чтобы сказать это. И вот оно, время, оказывается, настало раньше, чем он мог подумать. Сделав несколько шагов к стоявшему в нерешительности Якуненко, Ярослав обвил руками шею любовника. — Парень, Роман Валентинович. Это называется — «мой парень». На иностранный лад «бойфренд», более распространённые — «любовник» и «партнёр». А ещё есть — муж. Реакция была однозначной. Ромка округлил глаза и посмотрел на Ярослава так, как если бы он действительно был мифическим существом. — Ну, двое мужчин тоже могут пожениться. Ты разве не знал? — Н… Нет, — буркнул Ромка и окончательно пришёл в шоковое состояние. — Да, Роман Валентинович, — пробормотал Ярослав, спрятав улыбку и страдальчески глядя на несчастного Романа. Ещё и носом потёрся об его щеку. — Вам придётся взять на себя ответственность за то, что вы сделали. — Чего? От совсем ошалевшего вида Романа Ярика просто разобрал смех. Он залился хохотом, прижимаясь теснее к своему возлюбленному. — Господи, Ромка, — сквозь слёзы говорил Ольховский и толкал его к столу, — ты просто ящик Пандоры какой-то. Потом они долго целовались, и Ярослав Святославович «уговорил» всё ещё не пришедшего в себя от его слов Романа на секс на кухонном столе, используя вместо смазки дорогое оливковое масло. Было здорово. Впрочем, как и ночью… Три месяца, прошедшие после этого, пролетели, как пушечное ядро над головой. Зима сменилась весной, и апрель вступил в свои права. Ромка был счастлив, и он не боялся сказать про себя так. Странно, но в этот период даже с семьёй у него вдруг возникли новые отношения. Мир уже не казался серым и скучным. Плыть по течению было намного интереснее, потому что сейчас рядом была чудо-рыба, которая делала воды реки намного ярче и теплее. Да, изменилось многое, и рядом с Ярославом это многое было живым, трепетным. Ольховский-младший таскал своего любовника по театрам, по выставкам. Однажды они пошли в оперу. Ромка уснул. Ага, а потом случилось как в том анекдоте: когда актриса взяла высокую ноту — проснулся и спросонья хотел уже броситься спасать женщину от насильников, захватчиков и инопланетян. После того случая опера для Якуненко была закрытой темой, а Ярик постоянно над ним посмеивался. Конечно, мир искусства для Романа оставался неизведанной территорией, однако он пытался вникать и даже вроде как верил в то, что рано или поздно полюбит всё это. Рядом с Ярославом, бок о бок, рука к руке, душа к душе. Ярик стал воздухом, жизнью, огнём, что ярко горел внутри Якуненко. Всё было именно так, и только сейчас Роман остро ощущал, насколько сильно он полюбил мужчину, понимая, что это больше смахивает на сказку. Сидя в парилке с отцом Ярослава Святославовича, Роман прокручивал в голове минувшие месяцы. Ольховский-старший что-то рассказывал, восхваляя своего сына, а у Романа на душе кошки скреблись. Ведь всё было хорошо. Нет, всё было просто замечательно. Пока не случилось ЭТО!