The Imprinting

      Почти на протяжении месяца все жильцы дома ждали выздоровления старого дракона, как чего-то само собой разумеющегося. Эл и сам твердил каждое утро обеспокоенному магу, который приносил ему лекарство и завтрак, что это временно. Что ему всего лишь нужно полежать и поспать несколько дней, чтобы набраться сил, и уже сегодня-завтра он вновь встанет на ноги и займётся домом, как и прежде. Но дни сменялись неделями, а улучшений всё не было. Старик всё так же чувствовал себя слабым, сил хватало лишь на небольшие прогулки по комнате, и только иногда, когда чувствовал себя особенно хорошо, он выходил к общему завтраку или обеду. Но обычно не проходило и пары часов, как он вновь чувствовал себя неважно, и приходилось возвращаться в постель. Всё происходящее уже нельзя было списать на последствия превращения. Эл не скрывал, что именно оно и ослабило его, но восстановиться он не мог явно по иным причинам. Вот только никому из домочадцев не хватало смелости озвучить их.       В доме мага не нашлось никого, кому было бы безразлично происходящее. Даже Лиан вскоре забил тревогу и, когда узнал, что именно случилось с Элом, попросил разрешения навестить его. На следующий день он по собственной инициативе принёс из города целую гору всевозможных лекарств и трав, купленных у знахаря, в надежде, что они помогут Элу восстановить силы. Он порывался позвать и самого лекаря и даже готов был оплатить его, но Кай был вынужден отказаться от подобной помощи. Знающий знахарь легко бы понял, кто перед ним, да и вряд ли в городе нашёлся бы хоть один человек, способный излечить дракона. Эл и сам был категорически против посторонних — идея найти лекаря приходила к магу ещё в первые дни его недуга, и тогда же Эл отверг её.       Но постепенно, со временем, многие словно привыкали к происходящему. Виктер и Янтил уже не столь сильно беспокоились, часто отвлекались, забывая о старике вовсе, хотя и не отказывались от своих обязанностей по уходу за ним, но и тревоги уже не испытывали. Даже Лиан, когда срок болезни стал подбираться ко второму месяцу, словно успокоился и смирился с происходящим. Все они готовились к неизбежному, к тому, что ясно читалось в потухающем взгляде старика. И лишь Кай не хотел признавать страшную правду и из последних сил продолжал бороться с недугом.       Теперь он вновь, как когда-то давно, сутками сидел за книгами, изучая лекарственные травы и зелья, а по ночам готовил эликсиры, составлял заклинания и заговаривал воду и порошки. Не проходило недели, чтобы он не приносил Элу какой-то новый отвар или зелье, надеясь, что именно от него тому станет лучше. Попытки прочитать какое-либо целебное заклинание грубо пресекались самим драконом, но от трав он не отказывался, пусть даже помогали они мало. И каждый раз, когда Кай прибегал с новой идеей или изобретённым им составом, Эл только ласково улыбался ему. Раз от раза он просил его успокоиться и прекратить попытки поднять его на ноги, но всё было бесполезно. Кай просто отказывался слышать, что от старости невозможно найти лекарство.       В те дни он проводил с Элом особенно много времени. Порой просиживал целые часы в его комнате, беседуя, рассказывая что-то, читая книги, делясь мыслями и прося совета. Его пугало осознание, что любой проведённый вместе день может оказаться последним, и потому он пытался наверстать упущенное за двадцать лет. И, казалось, Эл был того же мнения — теперь он всегда ласково и искренне улыбался, когда Кай приходил к нему в комнату. Старик испытывал особенную, горделивую радость, и когда видел подросших драконят, но всё же какое-то отличие в отношениях было. И порой мага задевало, что ему одному радуются не столь сильно, как Вику и Янтилу, но он мгновенно успокаивался, когда отеческой улыбкой одаривали и его. И всё чаще ловил себя на мысли, что скорее Эл поддерживает его сейчас, когда должно быть обратное.       — Ты ещё больше осунулся. Питаешься плотно? — спросил старый дракон, когда маг показался на пороге, заглянув в его спальню, и присел на стул возле кровати — это был верный признак того, что Кай пришёл надолго. Но сам он только улыбнулся старику на вопрос, стараясь скрыть усталость.       — Как и всегда. Разве когда-либо было похоже, что я люблю поесть?       — Лишь бы не выходило, что малыши объедают тебя. Всё же они выросли крепкими.       — Сейчас они не съедают по коровьей туше за раз, так что кормить их стало гораздо легче.       Эл хрипло и слабо рассмеялся, и Кай улыбнулся ему, невольно радуясь, что тому понравилась его случайная шутка. Но, когда он осмотрел старика внимательнее, улыбаться расхотелось тотчас же. С каждым днём Эл выглядел всё хуже: обычно бледная сухая кожа словно истончилась и теперь походила на жёлтый, засохший пергамент; руки и лицо исхудали, словно его морили голодом, щёки впали, а глаза теперь были почти неразличимы за тяжёлыми синими веками. Он истончался, угасал на глазах и, казалось, держался на этой земле одной только силой духа. И каждый раз, когда Кай бросал случайный взгляд на него, сердце обливалось кровью от боли и жалости. Душу в тисках сжимала тоска, печаль душила, и даже холодный рассудок оказывался не в силах привести его в сознание и бодрость. Только отчего-то ещё живой, скрипучий и ласковый голос старика мог вырвать мага из плена мыслей:       — Как у тебя с ними?       Элу не нужно было уточнять, чтобы маг понял, о чём именно был задан вопрос. Перед кем-либо другим, решившимся спросить такое, Кай тут же закрылся бы, отвечая холодно и сухо, что это исключительно его отношения и его дело. Но Эл был исключением. Кай в обратную ухватился за возможность отвлечься от тяжелых мыслей о будущем и был искренне рад возможности поделиться теми переживаниями, что мучили его. И старик словно чувствовал это, потому что терпеливо ждал ответа, не торопя с ним мага, который сейчас пытался подобрать верные слова, чтобы описать происходящее в доме.       — Мне нелегко. Признаться, я думал, что всё будет иначе. Что мне будет тяжело перестать заботиться о них, словно о детях, тяжело будет перестать видеть в них малышей и тех, кого я вырастил. Ты всегда говорил, что я не должен питать отцовских чувств к ним, и я помнил это, но… Но как иначе? Они ведь вылупились у меня на глазах. Я лечил их, когда они болели, читал им книги по ночам, заботился, воспитывал, видел, как они растут и взрослеют. И после всего этого я должен был почувствовать к ним интимную тягу? Это казалось мне немыслимым.       — А как же оказалось? — старик едва заметно улыбался, радуясь не только тому, что Кай открывается ему, но и тому, что именно он открывает. Так он улыбался, когда знал наперёд, что будет, и потом испытывал радость от того, что оказался правым. Но маг был так поглощён своими мыслями, что не замечал этой улыбки, скрытой в седой бороде старика.       — Я не узнаю их. Это они и не они будто. Кажется, что в тот день ты привёл в мой дом кого-то незнакомого. Я узнаю их по взглядам, по каким-то привычкам и повадкам, узнаю их характер и предпочтения. Но не могу воспринимать их так, как раньше. Слишком тяжело поверить, что эти парни — это именно те, кого я растил. Никак не получается связать их с десятиметровыми хищниками, которых я когда-то держал в подвале.       Кай рассмеялся собственным словам — тихо и слабо — но дракон вторил ему. Эл смеялся хрипло и отрывисто, так, что если бы не весёлые нотки, его смех вполне можно было принять за приступ лёгкого кашля. До болезни он смеялся по-иному, и эта разница отозвалась в душе мага новой ноющей царапиной.       — Каилил… знаешь, почему я тогда остался с тобой и позволил тебе растить их?       — У тебя не было выбора?       — Не совсем. Выбор был, но он не из приятных. Я мог бы убить тебя, пока связь не окрепла. Это был риск, но оставался шанс, что, даже испытав сильную боль от потери, малыши бы пережили её. В твоём случае это было бы сделать легче, потому что связь существовала ещё и между ними. — Эл прервал свою речь и закашлялся — сил говорить долго у него уже не хватало. Лишь после стакана воды, поданного Каем, он смог продолжить, но уже чуть тише: — Они связаны и друг с другом, не только с тобой. И эта связь могла бы поддержать их жизнь. Признаться, когда их родители объяснили мне, что произошло, я рассчитывал поступить именно так. Но передумал, когда увидел тебя.       — Но почему? — Кай чувствовал себя обескураженным новой правдой и не скрывал этого. Он смотрел на старика удивлённо, но без осуждения, действительно не понимая причин, которые могли бы заставить того передумать.       — Потому что понял, что ты сможешь полюбить их. У тебя доброе сердце, я понял это сразу же, как увидел тебя. Ты не был похож на того, кто мог причинить им вред, более того, ты сам захотел заботиться о них, когда никто не просил тебя об этом. Ещё ты показался мне глупым, вздорным, самоуверенным мальчишкой.       — Это не правда, я не был таким, — смеясь, попытался оправдаться Кай.       — Нет, был. Ума у тебя, правда, вскоре прибавилось, да и спесь немного сбилась. Но послушай вот что, Кай. Я ни разу не пожалел о своём решении. И до сих пор не ошибался на твой счёт, когда верил в лучшее в тебе. И верю до сих пор. Так неужели ты позволишь старику думать, что он ошибся в самом главном?       Эл вновь рассмеялся уже куда веселее, помогая немного приободриться и магу. После его слов Кай испытал странную радость, подъём сил и новое желание бороться со всем дальше. Что бы ни имел в виду старый дракон, он понял его по-своему. Пусть и всё ещё не был уверен, что сможет оправдывать надежды старика до последнего.       Обычно, если маг уходил в комнату, что теперь перешла в полноправное владение Элу, братья могли быть уверены, что дождутся его очень и очень не скоро. В течение дня они ходили за Каем по пятам, и, чтобы избавиться от них, тому приходилось награждать их самыми разными заданиями, начиная с уборки в гостиной и заканчивая составлением нового заклинания. С тех пор, как они заявили, что хотят учиться магии (пусть Кай и понимал, что сделано это было исключительно, чтобы следить за ним), колдун заставлял их трудиться и учиться ничуть не меньше, а порой даже больше, чем Лиана. Янтил был очень даже не против и с удовольствием поглощал знания о магии, а вот Вику приходилось заставлять себя. Но, так или иначе, к концу дня оба чувствовали себя вымотанными и уставшими, но в таком состоянии им хотелось к Каю только сильнее. И тем обиднее становилось, когда маг оставлял их, уходя на час и более к Элу.       — Может, попытаться надавить на жалость? Или прямо подойти к нему и поговорить? Объясниться, спросить его, что он сам чувствует и собирается делать. — Виктер расхаживал по комнате, доходя до окна и снова направляясь к двери, по пути излагая одну идею за другой.       Вот уже который вечер, оставшись одни, они пытались решить, что именно им делать. Время шло, истекло уже два месяца с тех пор, как они перевоплотились, а Кай, казалось, только ещё больше охладел к ним. Теперь он даже прикасаться к себе не позволял.       — Он ничего не чувствует, разве ты ещё не понял? — тон Янтила был как никогда холоден. Дракон лежал на своей кровати, скрестив руки на груди, и глядел куда-то сквозь собеседника. Всё это время, пока Виктер сыпал идеями, он молчал и слушал, но теперь его всё больше одолевали обида и раздражение. — Это не самоконтроль, он что-то сделал, чтобы мы не могли почувствовать его. Или чтобы он не мог почувствовать нас. Раньше, если он улавливал наше дурное настроение, то сразу прибегал, пытаясь помочь. А теперь я каждый вечер вою от тоски, а он и пальцем не шевелит. Не хочу верить, что ему настолько всё равно.       Несмотря на спокойный ровный тон, у Виктера мурашки бежали по коже от голоса брата. Столько леденящего душу холода и безразличия звучало в нём. Вик замер возле окна, вглядываясь в темноту осеннего сада, надеясь отвлечься и найти решение. Но вид умирающей листвы только ещё сильнее сковывал внутренним холодом. Не выдержав, он вернулся к своей постели, забрался на неё и завернулся в одеяло. Подходить к Янтилу, когда тот пребывал в таком настроении, он просто боялся, как и смотреть на него. Слишком хорошо он знал этот неприятный, колючий взгляд зелёных глаз с раздражением где-то на дне зрачков. Чёрный дракон отлично контролировал свои эмоции, но это не значило, что он не испытывал их вовсе.       — Не говори так. Может, он и в самом деле закрылся ради того, чтобы мы не чувствовали его? Сейчас ему нелегко приходится, ты же видишь, — робко попытался заступиться за Кая Вик, но Янтил прервал его сразу же.       — Не чувствовали. Ты сам ответил, чтобы не чувствовали, насколько ему всё равно. Может, он побоялся, что испытает отвращение к нам, вот и закрылся, чтобы мы не поняли это.       — С чего бы мы были ему противны?       — Мы парни, забыл? Во всех книгах, что мы читали, союзы у людей возникают только между мужчиной и женщиной. А ещё он считает себя нашим отцом. И я даже не знаю, что из этого сложнее будет преодолеть. И всё чаще думаю, нужно ли вообще это делать, может, мы и не нужны ему?       — Меня бесит твой тон! Как и то, что ты говоришь, — уже зло рычал Вик, неожиданно сорвавшись.       Как бы Янтил ни пытался себя сдерживать, в какой-то момент он увлёкся, ругая мага, и его раздражение смогло пробиться к брату. И Виктер теперь даже не мог сказать, что именно его злило больше: всё-таки этот ледяной голос, который он ненавидел с пятнадцати лет, те мысли, что озвучивал Янтил, или же исходящая от него злоба. Собственные и чужие чувства и отношения смешались, ему было до невозможного неприятно ощущать то, что испытывал его брат. Слишком много обиды и ненависти к человеку, которого он всё-таки любил.       — Я говорю правду, — уже менее уверенно заявил Ян.       — Нет, потому что Кай не такой! И ты знаешь это не хуже меня, — Виктер скалился, всё сильнее вжимаясь спиной в стену, будто на него нападали. Но именно так его инстинкты и воспринимали направленный на него колючий взгляд. — Так что прекрати нести чушь. Или тебе не даёт покоя, что он до сих пор нас не трахнул?       — Где ты таких слов понабрался?       Шок Янтила был таким сильным, что он даже позабыл про спор. Вся его злость куда-то ушла, заглушилась непониманием и растерянностью. Такие выражения он видел в книгах, но никогда не повторял их даже мысленно. Потому что хорошо помнил, как Эл ругался на него, когда, ещё будучи маленьким и глупым драконом, он решился повторить прочитанное. Тогда ему до конца жизни привили, что говорить можно, а что — нельзя, и услышать нечто подобное от брата он никак не ожидал. И теперь удивлённо хлопал глазами, глядя на Виктера, который, фыркнув, взял с прикроватной тумбочки один из романов и кинул им в него.       — Отсюда и понабрался, именно ты их и притащил. Мне тоже не сладко, что я больше не чувствую его и что он больше не отзывается, когда мне тяжело. Не чувствует, когда обижает нас или же отказывается отвечать. Но это Кай, и, в отличие от тебя, я готов принять его даже таким. И он до сих пор не выгнал нас, значит, что бы он там ни чувствовал, он так же принимает нас.       — Ты принимаешь его таким, потому что запечатлён с ним. Мы его не выбирали, это случайность, что он оказался рядом, когда мы родились.       — Случайность?.. По-твоему, дело только в этом?.. — Вик просто не мог поверить в услышанное. Не мог поверить в то, как спокойно Янтил говорил об этом. Не хотелось верить, что тот может так думать и говорить, это казалось невероятным оскорблением того, что он испытывал сам. Но, когда он и в третий раз не смог придумать оправдание чужим словам, гнев взял верх окончательно: — Меня ты так же не выбирал, забыл?! Что же ты тогда тратишь на нас своё время, если считаешь чувства, что нас связывают, обычной фальшивкой? Собирай вещи и проваливай, иди в город, лети в горы, к морю и ищи свою истинную любовь, которую выберешь сам, а не ту, что предоставила для тебя случайность!       — Вик…       — Пошёл к дьяволу! — Вик выплюнул слова, как нечто мерзкое, и отвернулся к стене, укрываясь одеялом с головой. Он не только не хотел продолжать разговор сейчас, даже видеть Янтила было противно. И собственный гнев полностью заглушал чужие чувства.       А вот сам Янтил пребывал в растерянности. Он чувствовал себя пристыженным и виноватым — что бы он там ни говорил, как бы ни был обижен на безразличие Кая, он не хотел обидеть Виктера. И даже без чужих чувств испытывал боль за ту обиду, что нанёс ему. Несколько минут драконы провели в тишине. Ян разглядывал скрытую от него одеялом спину и ждал, когда чужая ярость немного утихнет. Ему было неспокойно, царапающая изнутри боль требовала помириться, восстановить прежний привычный мир, но как именно это сделать, не испортив всё ещё больше, он не очень-то понимал. Хотелось, чтобы Вик сам развернулся к нему и извинился. Загладил неровности и смягчил осадок, что теперь ощущались после ссоры с ним. Но здравый смысл и чувство вины говорили, что извиняться сейчас должен вовсе не зелёный дракон.       — Вик… Вик, прости, — Ян позвал тихо, и ответа не последовало. Не выдержав гнёта, он поднялся с постели и перебрался на чужую. Её хозяин слабо вздрогнул, когда его обняли знакомые руки, но ни оборачиваться, ни говорить что-либо не стал. — Я не прав, извини. Завёлся, что ничего не выходит. Мне тяжело спать без него и больно, когда он отвергает нас.       Фигура под одеялом зашевелилась, и Вик — взлохмаченный и раскрасневшийся из-за жары — выбрался из-под него. Но поворачиваться к собеседнику лицом не спешил, отвечая в стену:       — Мне тоже больно. Но, может, нам и не стоит ничего делать? Кай сам разберётся. Нужно только дать ему время. Мне кажется, мы делаем только хуже, пытаясь стать к нему ближе против воли.       — Ближе — это насколько?       — Вот как ты сейчас липнешь ко мне.       — Я липну не к тебе, а к твоей спине. Развернись, а?       Виктер слабо, но весело улыбнулся и в этот раз послушался. Оказавшись лицом к лицу с братом, он сразу же обвил руками его шею, желая оказаться ещё ближе к нему. И, судя по тому, как крепко его обняли в ответ, Янтил вполне разделял эти желания. Несколько мгновений они просто лежали, заглядывая в глаза друг друга — Вик не мог налюбоваться любимой зеленью без холодного инея, что покрывал её совсем недавно, и совершенно не замечал, как тяжело становится дышать. Даже под одеялом было не так жарко, как сейчас под взглядом дракона, что всё более шумно сопел прямо на ухо. Первым не выдержал бездействия Янтил — он сам потянулся к брату и коснулся кончиком языка его шеи. И, когда в ответ по телу Вика побежали мурашки, крепче обнял его, стараясь унять дрожь.       — Ян, прекрати, — тихо взмолился тот, но отталкивать брата не спешил. — Ты ведь знаешь, чем это обычно заканчивается.       — Но до тех пор приятно ведь.       Тому нечего было возразить на это. К сожалению обоих, все их игры заканчивались одинаково — ноющей болью в паху, которую невозможно было унять, не уснув, поэтому они старались поменьше находиться в одной постели. Потому что рано или поздно кто-то обязательно тянулся к другому, чтобы обнять, поцеловать или просто погладить. Уж больно дурманящие, кружащие голову ощущения подталкивали к этому, слишком приятный туман заволакивал сознание. Да и так хорошо они себя никогда в жизни ещё не чувствовали, но вот остановиться вовремя, не доводить до болезненного напряжения внизу живота никогда не получалось. Они слишком увлекались, поэтому оставалось только предпринимать попытки не начинать вовсе. Собственно, по той же причине Виктер и не сопротивлялся — «не начинать» было уже поздно. Ему уже хотелось плавиться в тех местах, которых касались руки Яна, гуляющие по его спине под рубашкой.       — Дай раздеться только, — ещё одна, уже более спокойная просьба горячим шёпотом, но Ян снова проигнорировал её. Вместо того, чтобы отстраниться, он сам ухватился за края рубашки.       — Я и сам могу.       Раздевались они быстро, наперебой помогая друг другу, едва не разрывая неудобную ткань. Привычка, что так же возникла случайно — слишком уж пачкались вещи от пота и той странной вязкой жидкости, что собиралась на кончиках членов. Да и, несомненно, трогать друг друга, обнимать и даже просто двигаться было намного удобнее, когда ничего не сковывало за исключением чужих рук, конечно же. Едва последняя вещь отправилась на пол, как Виктер спустился по простыни ниже, замирая под Янтилом на уровне его груди, и медленно провёл языком по набухшему соску.       Со стороны Янтила последовал тяжёлый стон — ему безмерно нравились такие прикосновения и поцелуи, хотя выяснилось это и случайно. Все свои предпочтения они открывали волею случая в таких вот играх: случайное прикосновение, желание опробовать новую идею, неправильно понятые просьбы… Всё постигалось методом проб и ошибок, но вот повторять что-либо из книг они больше не решались. Да и без них хватало удовольствия. Поняв, что действует правильно, Вик почти мгновенно вошёл во вкус, теперь уже быстро и нещадно терзая сосок языком, в то время как второй массировал большим пальцем. Янтил застонал вновь, зарываясь пальцами в длинные волосы брата, и прижал его голову ещё ближе к себе.       Не один Вик знал, как доставить удовольствие другому — у зелёного дракона тоже был свой фетиш — он безмерно млел, когда кто-то гладил и перебирал его волосы, особенно в такой момент. Вот и сейчас он довольно замычал, расслабляясь сильнее и удваивая усердие в ласках. И всё бы ничего, да только Виктер выбрал не самый удачный момент, чтобы сместиться, и Янтил оказался в крайне неудобном положении.       Он попытался приподняться, встав на колени, но немного не рассчитал и едва не заехал коленом прямо в пах брата — уж крайне неудачно тот развёл ноги. Его так и бросило в панику, стоило понять, что он едва не отбил весьма нежную часть чужого тела, но убрать ногу не успел, когда Вик сместился ещё чуть ниже. И тотчас, дёрнувшись, будто его ударило током, выгнулся всем телом, протяжно застонав:       — О-о-о, Дьявол! Сделай так ещё раз!       — Так?.. — Ян послушался и осторожно коснулся коленом чужого паха, в недоумении следя за партнёром. И зелёные глаза расширились ещё сильнее, когда стон и прогиб повторился, и теперь Вик уже сам тёрся о него, то вздрагивая от экстаза, то болезненно шипя и морщась.       — Больно, но приятно, — застонал тот, на время позабыв про ответные ласки.       — Подожди…       Янтил поспешно отстранился, чем вызвал жалобный скулёж, сместился ниже, оказавшись лицом к лицу с Виком, и осторожно лёг на него, стараясь не задеть пах. И аккуратно, внимательно наблюдая за лицом брата, накрыл его член ладонью. Вик ответил даже ярче, чем прежде, уже не просто выгибаясь в спине, а толкаясь бёдрами навстречу. Не зная, куда деть руки, он обнял брата за плечи и теперь в прогибе сжимал пальцы, невольно царапая чужую кожу.       — Так лучше… ещё хочу… когда гладишь, лучше… — Вик почти умолял, задыхаясь на каждом слове, но он мог бы и не говорить о своих желаниях. Янтил прекрасно ощущал всё через связь. И не хуже брата чувствовал, как того подбрасывало от немыслимого удовольствия каждый раз, когда он касался его члена.       И потому с готовностью выполнил просьбу — сначала он только гладил ствол и, прикусив нижнюю губу, наслаждался стонами партнёра, слегка дрожа, когда тот вновь позволял себе царапать его спину. Но потом захотелось попробовать иного: обхватив член полностью, он чуть сжал его в ладони и медленно провёл по нему рукой, внимательно следя, от каких действий Вику становится особенно хорошо. Тот стонал, уже не прекращая, на каждом выдохе, лишь изредка прерываясь, будто пытался набраться сил и одними губами, как в лихорадке, шептал имя брата. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Виктер взмолился вновь:       — Только не останавливайся, пожалуйста!       Ян и не собирался, но, услышав подобное, решил рискнуть и немного ускорил движения рукой. Чужие эмоции яркой вспышкой ударили в голову, едва не подкосив с ног — Виктеру было настолько хорошо, что он тихо вскрикнул, снова просяще толкаясь в руку и вжимаясь в брата всем телом. И Янтил на удивление хорошо почувствовал, как за мгновение до того, как излиться, пульсировал член в его руке. Виктер выгнулся с новым протяжным и хриплым стоном, до крови расцарапывая спину брата. Вот только сам Янтил уже не замечал этого — он, как и его возлюбленный, плавал в приятной мягкой неге, позволяя дымке удовольствия полностью взять верх над разумом и телом. И после такого приключения приходить в себя оказалось весьма тяжело и неохотно.       — И что сейчас было?       — Какая разница? Хорошо же…

***

      С болезнью Эла на Кая взвалились и все обязанности по содержанию дома. Конечно, он и раньше занимался многим сам, не допуская старика даже в былое время до тяжелой и изнурительной работы, но всё же раньше некоторые обязанности делились между ними поровну. Теперь же к прочим делам, таким, как обучение трёх учеников и забота о больном, добавилась готовка, уборка всего дома, уход за садом, ремонт и подготовка к зиме, до которой осталось не так много времени. Часть работы удалось делегировать братьям — те с радостью брались за мелкие поручения вроде мытья полов или сбора яблок. Но во многом часто прежде, чем просить их, необходимо было провести целый инструктаж, объясняющий, как пользоваться тем или иным приспособлением (особенные сложности почему-то вызвал нож и чистка им овощей) или как делать ту или иную работу. Порой это требовало времени и сил, которых у мага просто не было. И он предпочитал выполнять большую часть работы сам.       Постоянный труд, множество забот, бессонные ночи за очередной книгой или зельем, волнение за Эла и сексуальное напряжение делали своё дело. С каждым днём Кай выглядел и чувствовал себя всё хуже: он исхудал, как лицом, так и телом, синяки под глазами уже не сходили, а бледность не украшала, а скорее портила его, делая похожим на больного. С первыми осенними холодами он простыл почти мгновенно, но всё равно отказывался ложиться в постель и продолжал работать. Даже его постоянная раздражительность больше не задевала и не ранила драконов. Они слишком сильно жалели его, чтобы позволить себе обиды. Но в то же время Кай не мог не согласиться, что только благодаря им и пережил эту осень.       Каким-то образом его хлопотания по дому не остались незамеченными, и тайком от него братья пытались научиться делать всё сами без указки или же пытались вспомнить, что из работы мага уже видели своими глазами и могли бы повторить. В частности, окна в башне оказались утеплены ещё до того, как Кай вспомнил о них. И буквально на следующий же день после того, как он вскользь проворчал о гуляющих по дому сквозняках. Любое, даже самое мелкое пятнышко они так же стирали и вычищали ещё до того, как оно попадалось на глаза хозяину дома, да и стирать вещи они наловчились сами, чем значительно облегчили Каю жизнь. Лиан так же не остался в стороне, и в один из дней, когда маг просто не вышел к ним, так и не сумев проснуться из-за плохого самочувствия, именно он готовил еду для всей семьи и в том числе для себя по просьбе Янтила. Колдун категорически отказался учить их пользоваться печкой и плитой, утверждая, что это слишком опасно, и в тот день чуть не поплатился за это. С тех пор Лиан так же помогал, чем мог, при любой возможности, не обращая внимания ни на какие протесты. В частности, именно он занимался всеми покупками, получая от Кая лишь список и деньги.       Братья же помогали не только по дому. Именно Янтил накрывал упрямого мага по вечерам тёплым пледом, если видел, что тот снова засиживается за книгами. И, если Кай не ошибался, именно Виктер переносил его на диван, когда он засыпал за столом, перетрудившись до изнеможения. Они же приняли на себя и часть забот по уходу за Элом и готовили для Кая целебный отвар, когда он заболел, найдя рецепт в какой-то из книжек. Но самое главное, каким-то чудом они терпели его приступы раздражительности.       С вступлением в силу второго месяца осени, природа задышала с новой силой, в последний раз перед холодами вспоминая о прошедшем лете. Вернулись жаркие солнечные деньки, с которыми чуть улучшилось и самочувствие старого дракона. А вместе с ним ожил и маг, только недавно сумевший оправиться после собственной болезни.       На то тяжелое время, что длилось не более двух недель, братья ненадолго оставили его в покое. Им было слишком совестно доставать его своими потребностями, да и дурное, тяжёлое настроение Кая нисколько не способствовало сближению. В те дни они взяли на себя негласное правило быть тихими и незаметными. Всё, что было возможно, они делали тихо и втайне от мага, выбирая момент, когда тот был слишком занят, чтобы заметить чужие труды. И на то были особые причины — слишком велик был риск, что он просто разозлился бы, и, отобрав у них из рук метлу или молоток, занялся бы всем сам. Желание делать всё самостоятельно нездорово обострилось у Кая с простудой, поэтому они старались не провоцировать его. И тайком отнимали большую часть работы. Вот только то, что они прекратили свои попытки добиться его расположения, ещё не означало, что они позабыли о них вовсе.       Янтил не мог оставить всё так, как есть и, не послушав Виктера, снова взялся за книги. Он был твёрдо уверен, что им нечего ждать, и Кай не переменит своего отношения без их помощи. Оставалось только найти, какая именно помощь с их стороны должна была последовать. Дракон привык, что всю его жизнь решение проблем находилось при помощи книг, либо Кая, либо Эла. Но последние были сейчас не в том состоянии, чтобы давать ему советы, да и спрашивать самого мага «Как тебя лучше соблазнить?» казалось верхом идиотизма. Но, как назло, даже книги не могли помочь ему теперь.       «Может, я ищу не там? Истории о людях не дают нужного ответа, то, что там написано, не подходит нам» — отчаяние не было свойственно Янтилу, и сдаваться в этот раз он не собирался тем более. После долгих поисков его озарило, что искать можно и с иной стороны. Он уже изучил все книги о людях, что смог найти в библиотеке мага. Оставалось только изучить книги о драконах.       Здесь выбор был ещё более скудным, но оказался во многом полезнее. То немногое количество книг, что некогда Эл впихнул Каю, было прочитано Янтилом за считанные дни. Он не интересовался воспитанием и обучением, его не волновала собственная физиология и анатомия. Он искал исключительно информацию о связи, что соединяла их. Ведь с детства помнил историю, что так часто рассказывал им Эл:       «Вылупляясь из яйца, все маленькие дракончики влюбляются в того, кто первым попадётся им на глаза. В те первые минуты после вылупления, когда один дракончик смотрит на другого, и образуется связь. Нерушимая, вечная и наиболее сильная из всех возможных. И наиболее прекрасная из всех существующих, ибо она единственная создаёт любовь между двумя одинокими душами. Но вам повезло. Когда вы вылуплялись, волею случая рядом оказался человек, который попал под действие ваших чар. И впервые на моей памяти связь образовалась между тремя существами: тобой, тобой и Каем. Вы должны оберегать и защищать его. А он будет беречь и оберегать вас».       Детская сказочка из уст Эла даже столько лет вспомнилась до мельчайших подробностей до мельчайшего слова. С годами Ян прекратил верить во многие из рассказанных когда-то сказок, но именно в эту хотелось верить всей душой. И от того было вдвойне тяжело осознавать, что она медленно рушится у них на глазах. Но той информации, что ему удалось найти в книгах, так же оказалось недостаточно. Словно намеренно они обходили стороной нужную тему, упоминали запечатление вскользь и не говорили в подробностях, что это есть на самом деле. Когда надежда найти что-либо самостоятельно оказалась разрушенной, Янтил решил прибегнуть к последнему из возможных решений, которое как раз чувствовало себя значительно лучше в последние дни:       — Эл… Ты не мог бы мне рассказать кое-что?       Старик слабо прокашлялся и удивлённо приподнял густые брови, с детским любопытством глядя на паренька, что сидел перед ним. Не часто драконы приходили к нему за советом, где-то после шестнадцати лет вдруг решив, что они и сами знают всё лучше всех. Думать иначе они начали лишь ближе к двадцати годам, но именно тогда возможности пообщаться у них и поубавилось.       — Смотря о чём спросишь, — лукаво улыбнулся старик. — Я тут как раз вспоминал всех драконов, которых вырастил за свою жизнь. Больше тысячелетия прошло, а я помню каждого.       — Мы не единственные драконы, которых ты вырастил? — Янтил искренне удивился, ощущая слабое шебуршание ревности. Но в то же время умом он понимал, что это даже лучше — было больше шансов, что Эл ответит ему.       — Нет, не единственными. Но вы останетесь любимыми. Так, о чём ты хотел спросить?       — Ты когда-либо видел драконов без связи? Тех, кто не запечатлелся при рождении?       Ответ последовал не сразу. Почему-то Эл молчал, а улыбка медленно увядала на его лице. Казалось, даже взгляд — в последние дни ребячий и задорный — вновь потух, как никогда выдавая возраст старика. Только теперь в полной мере было видно, сколько жизней и веков он прожил.       — Видел. Что именно тебя интересует, Янтил?       Ян ожидал, что голос Эла будет холодным и злым, но вместо этого, тот почему-то остался спокойным и мягким. Разве что (Ян не был уверен в полной мере) где-то в интонациях проскальзывали нотки печали. И это пугало даже больше ответа, которого ещё не последовало.       — Влюбляются ли они потом? Что испытывают, как живут? У них возникают привязанности, симпатии? Так ли нужна нам эта связь?       — Несомненно, мы не умираем, оставшись незапечатлёнными, это так. Даже более того, дракон без пары может прожить долгую и счастливую жизнь. Но полюбить он способен лишь того, с кем запечатлелся при рождении. Он влюбляется, привязывается, испытывает симпатию… Но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что испытываете вы с Виктером. Любовь намного сильнее. Она дарит тебе счастье и свет, ни одно другое чувство в мире не способно дать его столько.       — Но разве это правильно? — не выдержал Янтил, сразу переходя к тому, что его особенно мучило. До последнего он не признавался даже себе, что искал в книгах ответы именно на эти вопросы, порой забывая о привязанности к человеку: — Получается, мы любим не за характер, не за способности и душу, а только потому, что увидели кого-то первым. Разве это не обман?       — Нет, это твоя природа, — тон Эла вдруг стал твёрдым и холодным, он оборвал Яна почти на полуслове. Но сказанное словно причинило боль и ему самому, потому что он вдруг поморщился и продолжил уже в привычном мягком русле: — Никто не любит за характер, способности или душу. Ты любишь, а уже потом ищешь черты, что притягивают тебя: цвет глаз, походка, голос. Только полюбив, ты узнаёшь, как ценна для тебя красота, смелость или ум, остроумие или весёлый нрав, потому что они принадлежат тому, кого ты любишь. У каждого народа есть такая связь, разница лишь в том, как она возникает между двумя существами.       Старик замолчал, давая Яну осмыслить услышанное. Но тот намеренно закрывался от той бури чувств, что испытывал сейчас, сразу же находя новый вопрос:       — Тогда как она возникает у людей?       — Со временем, парень. Это всё, что я могу сказать тебе.       Глаза Янтила ещё горели странным блеском, но тот медленно затухал. Было неприятно, но необходимо понимать, что не всегда прав бывает только он сам.