Обо всём понемногу

      Мариус не хотел спускаться в хранилище. Не сегодня и не сейчас. Хотелось добраться до своей комнаты и отдохнуть, а не тащиться по лестницам и коридорам в Северную башню, куда около года назад сослали придворного учёного, но он не видел Сайлора уже несколько недель и беспокоился о нём. Поэтому, когда мальчик-слуга прислал от того письмо с просьбой зайти после заката, Мариус обрадовался возможности навестить друга. И даже приметка «захвати лекарский чемоданчик» не омрачала настроения. Но так было утром — теперь же его одолевали усталость и сомнения. Идти не хотелось совершенно, и только тревога за старого друга заставляла переставлять ноги, не сворачивая с пути.       Северная башня была мрачным местом, самой дальней и холодной частью замка, где располагались темницы для пожизненно заключённых. Слуги не любили бывать здесь, поэтому убирались неохотно. Холодные каменные стены заросли паутиной, что тускло блестела в свете факелов. От стен пахло сыростью, по углам ступеней прятались крысы, которых совершенно не пугали шаги незваного гостя.       Мариус в который раз испытал жалость к другу, запертому в верхних комнатах. На бумагах он не был пленником Северной башни, но только на бумагах, а не в действительности. Наконец, впереди показалась массивная деревянная дверь с тяжёлым железным кольцом. Лекарь не стал стучаться и без приглашения вошёл внутрь.       Помещение встретило его тусклым блеском мириады огней. Высокие стеллажи, теряющиеся своими вершинами в полумраке огромного зала, сверкали, отражая свет редких факелов. Мутные, покрытые вековой пылью колбы чередовались с начищенными до блеска бутылочками разных цветов и размеров. Некоторые склянки представляли собой маленькие флаконы, в которых едва умещалось с десяток капель, другие могли потягаться ростом с ребёнком, и — Мариус знал это точно — в каждом хранился яд.       Королева славилась слабостью к ядам. Она собирала бутыльки с запечатанной в них смертью и не гнушалась иногда в разговоре, будто случайно, напоминать о коллекции своим недоброжелателям. Сайлор был тем, кто регулярно пополнял её «сокровищницу». Талантливый учёный уже давно проклял своё призвание, но выбора ему не оставили. Раз в несколько месяцев королева вызывала его к себе лично и требовала продемонстрировать новые произведения искусства на купленных для этой цели рабах, и Сайлор обязан был предоставить не менее десятка новых ядов, каждый со своими уникальными свойствами. Новому приобретению королева радовалась, как маленький ребёнок. Жадность её не знала границ, равно как не знала пределов и фантазия Сайлора. Мариус же всегда ощущал мурашки на своей коже, стоило вспомнить о любимом развлечении королевы.       Он шёл между стеллажей, стараясь не замечать их содержимого. Дорогу он помнил наизусть, поэтому не боялся заблудиться, но гулять по хранилищу в одиночку никогда не рискнул бы — слишком огромным был зал, да и знал он всего одну дорогу — от двери до закоулка учёного. В противоположном конце, оградив несколько квадратных метров парой тех же стеллажей, Сайлор организовал свою лабораторию. Она состояла из нескольких столов и клеток. В последних учёный держал животных, из которых получал яд. Стеллажи в его «кабинете» были заполнены не только бутылями, но и стеклянными ящиками с различными тварями в них. Несколько из них зашипело, встречая Мариуса, Сайлор же сидел за одним из столов и что-то увлечённо строчил на листах бумаги. Появление лекаря он не заметил. Только когда Мариус окликнул его по имени, он отложил перо, приветствуя гостя скупым кивком головы.       Сайлор изменился. Кожа на щеках впала, под глазами залегли тяжёлые синяки, но самым ярким изменением стала застывшая на лице гримаса скорби. На него будто легла тяжёлая мрачная тень, казалось, он уже похоронил себя, и неизвестно, что именно держит его в мире живых. Поднявшись на ноги, он отошёл к самой большой из клеток, что ограждала часть стены у окна, и поманил Мариуса к себе.       — Мне нужно, чтобы ты провёл полный осмотр. Хочу знать, какие есть повреждения, кроме внешних.       Клетка была большой, легко могла вместить в себе человека. Свет, льющийся со стен, никак не позволял разглядеть, что внутри. Когда лекарь подошёл к клетке, Сайлор отпер её и, сняв со стены ближайший факел, шагнул внутрь. Свет огня коснулся фигуры на полу. Мариуса сковал ужас. Боясь закричать, он прикрыл рот ладонью и во все глаза уставился на существо внутри.       Человеческая девочка или скорее то, что от неё осталось, зажалась в угол клетки. Всё её тело покрывали глубокие кровавые царапины, ногти на руках обломились и частички застряли в надорванной коже на лице и плечах. Губы искусаны до кровавых подтёков, но куда страшнее было смотреть на лицо: глаза отсутствовали, вместо них — пустые чёрные глазницы со свернувшейся по краям впадин кровью.       Образ дополняли рваные одежды, висящие мешком на изувеченном теле, и спутанные, всклоченные волосы неопределённого оттенка. Вопреки ожиданиям Мариуса, существо, заслышав шаги, не шарахнулось, словно затравленный зверёк, а улыбнулось, встречая гостей. Девочка была им рада.       — Что ты с ней сделал? — едва слышно прошептал Мариус. Сайлор ответил спокойно, ничуть не дрогнув:       — Ничего. Она всё сделала сама. Можешь не лечить, достаточно будет осмотреть.       Учёный закрепил факел на стене внутри клетки и покинул её. Мариус ещё долго не мог отмереть и расширенными от ужаса глазами смотрел на девочку. А та улыбалась ему невинно и радостно, чёрными впадинами глазниц заглядывая в его лицо.       — Я хотела перестать их видеть. Теперь я их только слышу, и иногда они трогают меня. Но когда их не видишь, всё равно легче, — поделилась она с лекарем своим «секретом», не переставая улыбаться. Только в самом конце фразы её улыбка чуть дрогнула, выдавая усталость.       Мариусу потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Но затем он честно приступил к работе. Девочка послушно делала всё, что он говорил, отвечала на вопросы, не сопротивлялась, когда он прикасался к ней. Но время шло, и её улыбка всё увядала, а под конец осмотра она и вовсе стала походить на бездушную куклу. Сайлор не наблюдал за ними — оставив Мариуса наедине с ребёнком, он вернулся к столу и своим записям. До последней минуты, пока лекарь не вышел к нему, он увлечённо писал, лишь иногда прерываясь, чтобы обдумать какую-то мысль.       Когда Мариус закончил, то поспешил поскорее покинуть клетку. Девочка даже не дернулась, только вернулась в свой угол и уставилась пустыми глазницами в пустоту, ничего не замечая вокруг. Лекарь так спешил покинуть хранилище, что забыл свой чемоданчик внутри клетки и даже не заметил этого.       — Внутренние органы в полном порядке. У неё нет даже обезвоживания. Но ты понимаешь, что она нездорова разумом? — обратился он к Сайлору, как только тот соизволил прерваться. К счастью, он сделал это сразу же, как только заслышал скрип отворяемой дверцы клетки.       — Более чем. Я бы скорее удивился, будь это не так.       Разговор прервал звон бьющегося стекла, а затем крик девочки, быстро сменяющийся хрипом. Она будто захлебывалась чем-то и кричала, прося о помощи. Они немедленно кинулись к ней, но опоздали. Вскрыв чемоданчик лекаря, девочка разбила первую попавшуюся в руки колбу и вспорола горло осколком стекла. Когда они ворвались к ней, маленькое тельце захлёбывалось последними вздохами.       Сайлор поморщился, явно оставшись недовольным таким исходом. Подойдя к девочке, он обернул руку полами рубашки и зарылся пальцами в её волосы. Когда он выпрямился в его руке была зажата золотая заколка с крупным рубином. Аккуратное, изящное украшение прежде скрывали спутанные клочья волос. Мариус не знал, сколько девочка провела в заточении, но подивился, что золото нисколько не померкло и не спало с головы. Стараясь не прикасаться к заколке, Сайлор отнёс её к своему столу и бросил на него. Потом ушёл к стеллажам и взял с них маленький бутылёк из чёрного стекла. Рубин в заколке сверкнул хищным блеском, когда учёный окропил его несколькими каплями яда, и снова померк, будто затаившийся зверь. Но Мариус решил, что ему просто показалось. Всего лишь дрогнувший огонь в факелах удачно отразился о кровавую поверхность камня. Сайлор сделал ещё одну пометку в своих свитках, и в этот момент лекарь не выдержал. Кинувшись к другу, он дёрнул его за плечо и прокричал, срываясь на хриплый шёпот:       — Что ты сотворил?! Что это?..       Сайлор ответил ему виноватой улыбкой.       — Подарок королеве. Завтра ты преподнесёшь его ей.