Двуликие овцы

Будни на Олимпе всегда были странными и непохожими друг на друга, но, даже несмотря на это, здесь всегда была прекрасная погода. В каком бы настроении не были боги, как бы они не злились, над горой извечно ярко светило солнце, лишь теплыми вечерами уступая место серебристо-белой луне. Артемида и ее брат-близнец Аполлон никогда не позволяли кому-то мешать выполнять их обязанности. Любой смельчак без разбирательств отправлялся гнить в самые темные углы Тартара, куда даже низвергнутые сотни лет назад Титаны боялись заглядывать. Мягкие ветра Зефира окутывали виноградные рощи своим ненавязчивым теплом, разнося повсюду дурманящий запах винограда и пряного вина. Сатиры и нимфы сновали меж беседок, где обычно проводили свое свободное время низшие боги и их свита, разнося кубки с нектаром - напитком богов - и амброзией, к которым сами не имели права даже касаться. Попади к ним в рот хоть капля нектара, те тут же испарялись, не оставив от себя и горстки пепла. Такой порядок был привычен для тихого Олимпа. Он не менялся веками, лишь изредка уступая место шумными гуляньями в честь рождения очередного божественного ребенка. И все, казалось бы, стояло на своих местах. Все привыкли, что боги весьма любвеобильны и не привыкли как-либо себя обременять. Но недавно Зевс нарушил главный закон богов - породил бога от смертной, что вызвало огромный резонанс. Эта новость не могла не взбудоражить хотя ни одного обитателя Олимпа. Даже обычно мрачный Аид, появляющийся на Олимпе крайне редко, покинул свои подземные владения, прихватив с собой и недоумевающую жену, которая, будучи беременной, напрочь отказывалась оставаться в Аиде одна. - Зевс! - громогласный голос разносился с такой силой, что не услышать его было невозможно. Погода начала ухудшаться. Небо затягивалось тучами, растения под ногами бога увядали. - Что это значит? Разве не было договора, что божества не смеют наделять своих детей бессмертием, коль родились они от смертных? Аид был в гневе. Направляясь к огромному мраморному пьедесталу, где на троне возвышался Громовержец, Аид готов был разнести ко всем чертям не только сам Олимп, но и всех его жалких обитателей. Несколько прядок темно-каштановых обычно идеально уложенных волос ниспадали на лоб. Властная походка лишь придавала ему еще более мрачный вид. Черный костюм, казалось, был соткан из мертвых душ, истощая ужас и дикий страх. Темная аура вокруг его статной фигуры лишь нагнетала обстановку. Персефона шла подле него, держась за небольшой живот, словно бы сейчас кто-то попытается отнять ее еще не родившегося ребенка. Полы ее длинного изумрудно-зеленого хитона волочились вслед за богиней, воскрешая растения, которые увядали, стоило Аиду только пройти рядом с ними. Ее мать уже заметила дочь и остановила ту, обняв и отведя чуть в сторону от Аида. Деметра пусть и не любила мужа дочери, но сейчас вмешиваться не собиралась, считая, что Аид сейчас прав, как никогда. На голос старшего из всех богов собрались все обитатели Олимпа, желая и сами узнать, что же это такое творится. Вопрос этот терзал многих, но задать его Громовержцу боялся каждый, даже Посейдон. - Что ты хочешь от меня услышать, брат? - холодно и безразлично ответил Громовержец, поднявшись со своего золотого трона. Владыка Олимпа был горд и самолюбив, поэтому не собирался даже спускаться со своего мраморного пьедестала, чтобы объясниться. - Ты хочешь, чтобы я оправдывался перед тобой? Не многовато ли ты на себя берешь, когда сам безвылазно торчишь в своем Царстве? - Не ты ли меня туда отправил, брат? - гневно отозвался Аид, не собираясь прощать Зевсу таких слов. Темная аура вокруг него все сгущалась, а сам он поднялся по лестнице, став наравне с громовержцем. Взгляд холодных черных глаз словно бы проходил насквозь. Бог не только был старше, но и куда мудрее и рассудительнее, хотя и выглядел он куда моложе. - А чего я хочу? Объяснений. Рука его указала на детскую колыбель, кованную из серебра с небольшим орлом из топаза у изголовья. В ней мирно посапывал белокурый мальчишка, укрытый шелковым одеялом, подобному ночному небу. Мальчуган был весь в отца. Такая же смугловатая кожа. Такие же светлые волосы. Те же самые черты лица. - Он рожден от смертной, но стал богом. Не скажешь мне, почему так? Зевс нахмурился, переведя взгляд на новорожденного сына. Он и сам не знал, почему так было, но позволить малышу расти на Земле среди смертных он не мог. Даже своей ревнивице-жене Гере он строго пригрозил не сметь и пальцем тронуть малыша. Этот ребенок был слишком ценен. За спиной Аида начали раздаваться перешептывания. Младшие боги боязливо переглядывались, что-то друг другу говоря. Афродита, наплевав на гордость и уподобившись остальным, спрашивала что-то у Афины, которая и сама ничего не понимала. Уже сотни лет существовал кодекс богов, который гласил: Коль Высший бог, аль низший ты, не смей ты нарушать - от смертного твое дитя должно в конце со Смертью в унисон кричать. И сейчас этот кодекс был нарушен самым жесточайшим образом. - Я смирился с тем, что должен вечно сидеть в этом чертовом подземелье и пересчитывать души. Смирился с тем, что ты стал Владыкой Олимпа, обманув меня. Смирился даже с тем, что ты едва ли не лишил меня жены. Но я не собираюсь пропускать мимо и это. Кодекс един для всех. Мойры не зря дают свои пророчества. Или ты считаешь, что это пройдет безнаказанно? Зевс лишь усмехнулся, сев назад на трон и посмотрев на всех здесь присутствующих. - Мой драгоценный брат только что подал мне прекрасную идею, дорогие друзья, - торжественно провозгласил Громовержец, самодовольно усмехаясь. Гера, стоящая у его трона, нахмурилась. Она была в гневе из-за выходки мужа, но перечить ему не смела. - С сегодняшнего дня кодекс считается недействительным. Каждый бог теперь в праве сам решать, кто из его детей будет смертен, а кто - нет. Судьба сама дала нам знак. И этот знак - мой сын Лаксас. Я не имею никакого отношения к тому, что он родился божеством, но разве это не сама прихоть Судьбы? Когда-то Мойры запретили нам решать, как долго будут жить наши чада. Но сейчас мы сами в праве решать это. Теперь абсолютно ВСЕ в наших руках!