Сны

      Я сижу за школьной партой. Я сижу за школьной партой, хотя уже пять лет как закончила школу. Я сижу за школьной партой — взрослая, потрепанная, старше всех присутствующих…кроме учительницы, конечно. Сегодня я проснулась на огромной высоте, мне с трудом удалось сползти с накренившегося балкона и я совсем-совсем не хочу знать, на каком этаже все это происходило — акрофобия, знаете ли. Как видите, мой день не задался с самого начала.       Учительница зачитывает некролог с грустно-раздраженной миной. На сей раз хоронят не меня — вот это удача. Однако того парня я, кажется, видела. И он жив. Но лучше был бы мертв. Для него же лучше. Да и для всех нас, пожалуй, лучше. Как бы цинично это не звучало.       Почему? Потому что он укушенный и зеленый. Теперь в темных переулках с ним лучше не встречаться. Говорят, что глаза у него красные и без зрачков. А я когда-то видела красную луну над морем. Было жутковато. Может, это тоже чей-то глаз?       Учительница все читает, все также грустно-раздраженно, но раздраженно больше, чем грустно. Ее достал этот некролог, ее до белого каления доводит собственная работа. Но надо, непременно надо пожалеть этого несчастного, так и не ставшего выпускником престижной школы. Я не нравлюсь ей. Пожалуй, это взаимно. Простите, что пришла посочувствовать чужой беде, Марья Ивановна. Простите, что у меня даже нет аттестата вашего лицея и ни один медведоподобный ящер даже не думал о том, чтобы меня кусать. Наверное, это привилегия лишь ваших учеников. А я… я зато не свалилась с балкона. Вот.       Учительница зудит над ухом многостраничным некрологом, написанным каким-то неудачливым филологом. Зверь рычит где-то на свободе, возможно, брызгая отравленной слюной или доедая чью-нибудь там ногу. Он вызывает больше сожаления, чем весь этот балконно-перекошенный мир. Наверное, автор некролога все же талантлив.