Первая эпоха. Так они и жили. Часть вторая.

Часть 1. Разговоры на дориатской кухне. Дориат прочно отгорожен от остальных земель Эндорэ охранительным Поясом Мелиан. Но это совсем не означает, что Дориат лишь слушает птичьи весточки или дожидается редких желанных гостей, не ведая о происходящем в остальной части Белерианда. Существуют такие эльфы, которым не сидится на одном месте, пусть сытом и безопасном. Этих эльфов манят дороги. Их уши хотят услышать новое, глаза – увидеть невиданное. Вот и бродят по Эндорэ свободные охотники из Дориата, глядят, слушают, да запоминают. Кто знает, откуда взялось это странное наименование, «свободные охотники». Может, потому что вначале эти эльфы уходили охотиться за пределы Волшебного Пояса. А может, потому, что уходили и уходят бродяги исключительно по своей охоте, никто их не неволит, не прогоняет. Наоборот – король Тингол распорядился перехватывать своевольников на границе. Но разве воду горстью удержишь? Просочится сквозь пальцы. Так же и охотники пробирались сквозь заставы одними им ведомыми тропами. Уходили с опаской, а возвращались беспрепятственно. Благо, магический Пояс не пропустил бы обратно вражьего наймита – майарская высокая магия за фатум чуяла врага. Даже в обличье своего, дориатского эльфа. Почему же тогда эти «собиратели новостей» не рассказали своему королю первыми о преступлениях нолдор? Лишь валар о том ведают. Может, сами свободные охотники не успели услышать. А, может, не хотели доносить страшные вести до ушей своего вспыльчивого короля… Но это было давным-давно. А сейчас один из таких охотников Элфин, прозванный Осенним за мягкую грусть взгляда и волосы цвета опавшей листвы, сидел в широкой, просторной королевской кухне, неспешно попивая горячее вино с медом и пряностями, рассказывал новости «из дальних земель». Довольно высокий, журчащий голос эльфа разливался по комнате, словно ручеек по камешкам, звенел, переливался. А кругом, на стульях, табуретах, подоконниках, даже просто на полу примостились любопытные слушатели. Солнце клонилось к закату. На стенах огромной кухни играли золотистые блики. Тянуло дымком и сладким фруктовым ароматом. В приоткрытой печи уютно алели остывающие угли - на зиму сушились яблоки. Стояла тишина – эльфы слушали рассказчика с неослабевающим интересом. Но Элфин успел сообщить почти все, что знал. И теперь лишь вздыхал, глядя на вопрошающие глаза слушателей. - Что еще вам поведать? Даже и не знаю… хотя… Вот, слушайте. На исходе весны в поселке Заовражье, что стоит на Буковом Ручье, большое наводнение случилось. Сильнейшая гроза была однажды в полночь, страшная, будто Моргот наслал! Ураганом деревьев повалило великое множество. И все старые буки, высокие, необхватные! Поляны засыпало буреломом. Овраг размыло, дорогу перерезало. Подходы к Заовражью перекрыло. Теперь эльфам приходится добираться до поселка кругом, через дальний лес! Упавшими стволами русло ручья запрудило. Так что к утру Буковый Ручей разлился в озеро, затопил почти все поселение, амбары, поля, посевы. У вдовы Дердриэль во время грозы молния в крышу ударила, дом сожгла. Ничего спасти не успели, хорошо, вдова с дочками сами выскочили. Они сейчас у старейшины Заовражья обитают, у него дом большой и запасы еды почти не пострадали. Дердриэль всем селеньем дом новый строят – вдове одной такое дело не поднять, а дочки маленькие еще. Да и не по силам эльфийке тяжелые бревна ворочать. Осенний отпил немного вина, закашлялся. Сидящая рядом девица легонько стукнула рассказчика по спине. И, не дожидаясь, пока у Элфина выровняется дыхание, жадно спросила. - А еще новостей? Что еще в мире случилось? Неужели это все, что ты видел, слышал? Осенний, ну припомни хорошенько, ну пожалуйста! - Чего еще новенького? – Элфин побарабанил пальцами по столу, в задумчивости разломил хлебец. Просиял глазами. – А! Я ведь вам не успел рассказать! Слушайте! Кое-кто из пришлых эльфов в Нэврасте обосновался. Город построили, Виньямар назвали. Живут теперь в Нэврасте нолдор вперемешку с синдар, не ссорятся, не воюют. Правит ими пришлый король Тургон. Подданные его очень уважают, зовут Мудрым. Сам я город тот не видел, но приятели рассказывали, что Виньямар на склоне горы, большой и очень красивый. Еще один бродяга-менестрель, мастер игры на арфе, поведал мне как-то, за кубком черничного вина, одну интересную вещь. У него, в смысле у короля Тургона, есть дочь Идриссэ весьма приятная глазу. Я слова того менестреля передаю, понимаете, друзья? Очи у Идриссэ серые, волосы черные, как и у принцессы нашей Лютиэн. Стан у обеих гибкий, походка танцующая. И вроде бы похожи девы немного: обе молоды, обе прекрасны, обе королевские дочери - а никакого сравнения меж ними нет! И как такое может быть – все тот менестрель удивлялся. Знаете, а мне понятно. Ведь Лютиэн, голубушка, не потому красива, что у нее нос-губы-глаза идеальной формы. И не такая уж у нее фигура искрометная – сами видели не раз. А вот есть в нашей принцессе что-то такое, что глаз не отвести… и не поймешь, и не скажешь, как называется… К примеру, идет принцесса Лютиэн по улице, глянет, улыбнется – и будто солнышко ласковое тебя приголубила в непогожий день! - Ты кончай Лютиэн расхваливать, - оборвала охотника строгая пряха Финдаэль. – Сами знаем. Лучше расскажи, как дети наши в крепости у лорда Маглора живут. - Точно, - подтвердил тонкий девичий голос, срывающийся от досады. – Может принцесса и красивая, только нрав у нее больно суровый. Такой эльфу-воину подстать, а не королевской дочери! Элфин улыбнулся вдове Финдаэль. Последняя склонила голову, пряча повлажневшие глаза, и с силой крутанула веретено. Не удивительно, что вдова торопится узнать, как поживает ее сын, ныне обретающийся далеко от родного дома. Ребенок есть ребенок, каким бы взрослым он не был. Но Осенний ничем не мог порадовать пряху. - Боюсь, что про наших эльфов ничего нового не известно. То есть слышал я краем уха, - эльф чуть отогнул острый кончик уха, как бы показывая, каким маленьким был краешек, которым он слышал. – Живут вроде нормально. Не ранены, здоровы, полны сил, феаноринг их не обижает. В общем – ничего плохого сказать не могу, а это уже хорошая новость! - А как Враг-то, не слишком свирепствует? - подал реплику молодой эльф в обсыпанной мукой накидке и низком мельничьем колпаке, - Не надо нашим войскам поучить его немножко уму-разуму? Показать чужакам, как дориатцы темных бьют! - Нет, - лицо Элфина просияло. – Спасибо, Брандор, что напомнил. Самое-то главное выпустил я из виду! Ведь эти нолдор, что пришли из-за моря, осадили Моргота. Обложили, словно опасного зверя! И с юга, и с востока, и с запада - отовсюду, кроме севера, Железных гор. - Ну, - протянул Брандор, - в тех краях и не пройти никому! Скалы, уступы, да пропасти бездонные. Пуская по этим скалам черномордые карабкаются. Может, посрываются в пропасти, шеи немытые свои переломают честным эльфам на радость! - Осадили, значит, Ангбанд пришлые эльфы? – недоверчиво переспросила Финдаэль и взяла новое веретено, готовое положив на лавку рядом с собой. - Осадили, - подтвердил Элфин. – Зорко следят, не позволяют морготовым выкормышам и носа наружу высунуть. Так что кругом все тихо, мирно и спокойно. Жизнь идет своим чередом. - Ну, это пока все мирно, да тихо, - не согласилась Финдаэль. – Если Враг захочет, так никакие нолдорские войска его не удержат! Всех перемелет на своей орочьей мельнице! – Пряха неожиданно запнулась. Затем возвела глаза к потолку, какой-то миг подумала и удовлетворенно выдохнула. - Ах, как хорошо, как правильно я сказала – ОРОЧЬЯ МЕЛЬНИЦА! Так оно и есть… - Очень тебя прошу, дорогая Финдаэль, – обиделся самолюбивый мельник Брандор, – будь поаккуратнее со своими высказываниями! Мельница-то чем тебе нет угодила? Она ни в чем не виновата, не надо бранить мельницу орочьей! Это всего лишь приспособление для измельчения зерна. Как ты хлеб-то без мельницы печь будешь? В ступке пестиком муку толочь? - Что же ты, Брандор, на каждой речке запрудой служишь?! – окрысилась Финдаэль. – Язык чешется, ссоры просит? Я не про твое крысиное прибежище говорю, так что помолчи немножко! - У меня на мельнице чисто и опрятно, не только крыс, даже муравьев нет! – окончательно разобиделся Брандор. – Лучше, Финдаэль, за собой смотри! А то скоро от злости орчанкой станешь… клыки вырастут! - Ах, клыки у меня вырастут! – окончательно взбесилась Финдаэль. - А у тебя что вырастет? Кошкин хвост?! Как раз тебе – крыс гонять! - А! Вот еще! – срочно принялся гасить ссору охотник. - Я ведь в Химринге побывал. Лорда Маэдроса видел с нолдор Первого Дома разговаривал. - И как это ты запрет короля Тингола нарушить посмел? – удивился мельник. - Я нечаянно, - засмеялся Элфин. – Так само собой получилось. Убегал я от орков, а попал на праздник! Часть 2. Рассказ Элфина. Эта история началась с того, что я напоролся на орочий разъезд. Глупо было шагать по лесу и не остерегаться. Но я загляделся на играющих бабочек, заслушался кукушку, расслабился. Совсем забыл, что черномордые, хоть и не любят солнца, но в своих травяных плащах с капюшонами вполне могут переносить не слишком яркий свет. Столкнулись мы с орками лицом к лицу: я вылез из чащи, они расположились на дневку под густыми кронами старых грабов. В первый момент все растерялись, остолбенели и молча таращились друг на друга. К счастью, я очнулся первым, развернулся и бросился наутек. Орки помчались следом. Это была славная гонка! Так быстро я не бегал никогда в жизни. Да и чувствовал я себя зайцем, за которым мчатся охотничьи собаки. Тем более, что черномордые попались упорные: пыхтели, сопели, отфыркивались, обливались вонючим потом, но погони не бросали. Короче говоря, мы неслись по равнине до самого заката, и я уже почти отчаялся спастись – чем ниже садилось солнце, тем больше сил прибавлялось у моих преследователей. В конце концов, я начал выдыхаться. Но и преследователи мои притомились, уже не так резво скакали по кочкам. Внезапно и резко, словно нарисованный на алой полосе заката перевернутой миской обозначился крутой, высокий холм, почти гора, у подножия поросший густым лесом. На голой вершине холма возвышалась чья-то крепость, явно не орочья. Это давало надежду. Из последних сил я побежал к этому холму, надеясь сбить со следа погоню среди деревьев и кустов. К тому же эльфийский разъезд вполне мог встретиться нам на склоне, тогда воины постараются защитить одинокого эльфа от банды черномордых. А, уж если валар будут милостивы, то я и до самой крепости доберусь. Видя, что добыча направилась к холму, черномордые поднажали и загомонили: то ли чему-то обрадовались, то ли встревожились. Времени на разгадывание орочьих загадок никто тратить не собирался. Собрав последние силы, я почти взлетел по крутому склону аж до середины холма. И понял, что дальше бежать просто не в состоянии. Сердце билось где-то под горлом, воздух казался шершавым и раскаленным, ноги подламывались. Пришлось остановиться, перевести дух. Я стоял, склонившись и уперев руки в колени, пытался выровнять дыхание. Вокруг разливалась первозданная тишина. Дневные птицы и звери уже угомонились, а ночные еще не покинули своих убежищ. Переводя дух, я тщательно прислушивался, но звона оружия, гомона, орочьего топота, не доносилось. Кажется, черномордые отстали. Опасности больше нет. Пока мы с орками играли в догонялки, прошло довольно много времени. Стемнело. На Эндорэ опустилась летняя ночь. Луна была тоненькой, но звезды, светильники Варды, сияли ясным, перламутровым светом. Во всяком случае, можно не опасаться, что напорешься на ветку или споткнешься о корень. Передохнув, я неспешно зашагал по крутому склону к вершине холма. Стояло такое безмолвие, что было слышно, как в траве прошуршал еж. Откуда-то сверху донеслось короткое цоканье летучей мыши. В близкой крепости на вершине холма вечерний колокол гулко пробил десять раз. Властный эльфийский голос, далеко разносящийся в ночной тишине, что-то прокричал. Ему односложно ответили. Я, скрытый тенью от крепостной стены, был почти рядом со входом, когда заскрежетали цепи, тяжелые ворота из цельных бревен, окованные железом, со скрипом затворились. Перекликнулись караулы, и снова все затихло. Вот ведь не повезло – опоздал на какой-то миг! Я подошел к воротам, легонько провел рукой, по тяжкой, непрошибаемой створке. Поднял голову, раздумывая, не попроситься ли на ночлег. Вверху горели факелы, по стене ходили караулы. Был слышен звон оружия и короткие, редкие переклички караульных. Я постоял у входа, подумал. И решил не проситься в незнакомую крепость. Вряд ли среди ночи кто-то будет столь наивен, что откроет ворота. Я бы не открыл. А ночи сейчас теплые, дождя не предвидится. Под самую стену орки не сунутся – вечером даже подниматься на холм побоялись. Завтра будет день – будет дело. Так что я нашел себе уютное местечко на ароматном клеверном лугу, где стена защищает от пронизывающего ночного ветра, поужинал хлебцем из котомки, завернулся в плащ и крепко заснул! Разбудил меня свет факелов, близкие голоса эльфов, а особенно ехидненькое брюзжанье: - …Мы тут трудимся, с ног сбиваемся, к празднику готовимся! А он разлегся и дрыхнет безо всякой сознательности! Подымайся, соня, столы таскать! А то весь свадебный пир проспишь! Я бормотнул спросонок: - Так столы таскать, или свадьбу справлять? - Одно другому не мешает! – весело отвечал незнакомый эльф. – Сначала потрудишься, а затем можно и поздравить молодых! - Но я чужак, пришлый, - предупредил я, просыпаясь окончательно. - Ну и что? В самую середину опускайте, чтобы со всех сторон одинаково хорошо просматривался! – отозвался веселый эльф, одновременно указывая своим помощникам, куда ставить высокий, свежесколоченный помост. – Мы не делим эльфов на своих и чужих. По крайней мере, пока они не начали нам пакостить. Но ты ведь не пакостник, по глазам вижу! Возражений тут не нашлось бы даже у самого тупого орка. Я встал, умылся, поправил одежду, пристроил плащ с котомкой на краю луга и присоединился к работающим. Десяток здешних эльфов споро таскали новенькие, вкусно пахнущие свежей стружкой, столы и лавки. Еще несколько эльфов (и я с ними) принялись расставлять эти столы и лавки по периметру луга, оставляя центр свободным. Эльфы работали весело, переговаривались, напевали, смеялись. Незнакомца здешние жители приняли на удивление легко и дружелюбно. Уже через несколько минут после того, как я включился в работу, кто-то по-свойски хлопнул меня по плечу, кто-то перехватил неловко отпущенный мной угол стола. Молодая эльфийка, вздохнув: «Ты, наверное, есть хочешь!» - сунула мне здоровенный ломоть теплого пшеничного хлеба со свежесбитым маслом. А кто-то рассмеялся: «Гляди, молодец, и тебя женим!» Общая работа, веселье и шум захватили меня. Тем более, что на свадьбе погулять всегда приятно, особенно в теперешние, мрачные и тяжелые времена. Всем распоряжался разбудивший меня эльф - молодой, громкоголосый заводила. Он неспешно ходил по поляне, отпускал шуточки, но все время успевал оказаться в нужно время в нужном месте. Где пособит скамью отодвинуть, где стол выровняет, когда разберётся при заминке в работе. Между делом нескольких мальчишек послал собирать хворост. Еще нескольких отрядил на поиски камней для очага. Работы были в самом разгаре, когда к нашему начальнику подбежал совсем молоденький эльф в поварском колпаке и белоснежной накидке. - Лиар! – Завопил мальчик-повар, размахивая руками и выпучив от усердия круглые блестящие глаза. - Где оленьи туши?! Их должны были с ледника поднять! Туш нету, жарить нечего, заливка выкипает, брусника перестаивает! Ломедил громы-молнии мечет не хуже самого Моргота! Лорду пожаловаться норовит! Иди быстро туши поднимай! -Я только свою тушу поднять могу! - усмехнулся эльф-распорядитель. - Насчет оленей к Лефиниру обращайтесь. Его молодцы за дичь ответственны… - Ангренфайн на кривой березе сидит, - с отчаянием прокричал поваренок, замахав руками в сторону неблизкого леска, - и слезать отказывается. А без командира его молодцы работать не желают, приказов не слушают, смеются только! Иди, покажи им всем, как орки пляшут! Ну, Лиар, ну хороший, ну, пожалуйста! Помоги – без тебя не справляемся! А то и взаправду лорда звать придется… Распорядитель, которого, оказывается, звали Лиаром, расхохотался. - Исполнили-таки девы свою угрозу – загнали Лефинира на березу! Лихо! А Ангренфайн – болван. Раньше надо было нежные чувства свои выказывать. Кто же накануне свадьбы к чужой невесте клинья подбивает?! Вот и получил по заслугам… Но выручать бедолагу надобно. Не гоже, герою войны на березе от девчонок хорониться. Тем более, во время свадьбы. Вот что. Возвращайся-ка ты, дружок, к себе на кухню, а я пойду, гляну, что там происходит. Эльф-распорядитель ушел, а я обалдел. По всему выходит, я в Химринг угодил, храни меня валар! Не ведаю, кто таков Лиар-распорядитель, но, коли его слова все вокруг слушаются, значит не малая птица в этой стае! Но уж Лефинир-то Ангренфайн всем хорошо известен! Его легкая конница в недавнюю войну орочьи войска крушила, в капусту резала, словно тесто месила! Наравне с другими полководцами останавливал Лефинир Ангренфайн орочье нашествие. Не давал черномордым спуску, не пускал их в Белерианд! И эдакого-то бесстрашного героя, командира нолдорской конницы какие-то эльфийки на березу загнали?! Каковы же эти ДЕВЫ быть должны! Представить себе страшно! И ведь какой-то герой на одной из них женится… Да я бы побоялся к такому чудовищу и близко подойти! Ух! Хотелось бы мне на жениха глянуть. Великан должно быть, силач, подковы двумя пальцами гнет… К счастью, различные мысли не мешали мне работать наравне с другими. Столы мы расставили, скамьи подровняли, чтобы сидеть было удобно. Через равные промежутки по краю луга выложили из округлых камней некие подобия очагов, завалили их хворостом и сухими ветками. Как видно, наша часть работы оказалась выполненной, потому что уставшие эльфы, и я с ними, отошли к кромке леса, уселись на траву. И, передавая из рук в руки флягу с калиновым вином, стали глядеть на приготовления. Поляна понемногу принимала праздничный, торжественный вид. По периметру ее стояли длинные свежесколоченные столы и скамьи для пирующих. Середину осталась свободной, лишь в самом центре возвышался небольшой, но высокий помост. По этому помосту улыбающаяся дева тщательно прошлась полынным веником. Затем застелила алым полотном. По краям помост украсили гирляндами из еловых веток, вьюнков и остролиста. На столах, тем временем, стелили расшитые скатерти, расставляли невысокие, очень изящные вазы с цветами. Везде, где только можно, развесили цветочные гирлянды и разноцветные фонарики с малыми свечками внутри. В общем, свадьба готовилась по всем правилам. Тем временем, один из новых знакомцев, здешний житель по имени Арвалор, критически оглядел меня, крякнул и неодобрительно покачал головой. - - Гляжу я на тебя, друг Элфин, и сердце ноет! Негоже в таком виде эльфу, даже страннику, на свадебное торжество являться. Одежды пропыленные, несвежие. Сам тоже, словно в стогу ночевал! - Смеешься, друг Арвалор? Ведь так оно, почитай, и было! Спал я на лугу, умывался в ручье. К тому же другой одежды с собой не имею – знать бы, что на свадьбу попаду, захватил бы в путешествие свой лучший наряд! И пусть бы шелк в котомке помялся, – я улыбнулся, хотя шутка получилась вымученной. - Ну, за нарядом, друг Элфин, дело не станет! Пошли в купальни, а тем временем супруга моя подберет что-нибудь. Сложением мы сходны, да и рост, практически, одинаковый. Переживешь, если не самое новое платье будет? Чистое, естественно, свеженькое. - Смеешься, друг Арвалор? – повторил я. - Королем Тинголом меня считаешь? Думаешь, серебряный плащ потребую для представления ко двору? Ошибаешься. Что дадите – за то и скажу великое спасибо! - Так пошли скорей, друг Элфин, а то опоздаем к началу празднества! Мы отправились в купальни. Там оказалось довольно много эльфов – мылись, чистились, заплетали косы. Меня поразило обилие шрамов на телах здешних насельников. Практически у каждого грудь, живот или бок, реже руки и ноги и уж совсем редко спину, «украшали» разнообразные следы ранений: кривые, прямые, звездчатые. Некоторые были совсем свежими: розовые зловещие рубцы выступали над кожей. Другие шрамы – белые, истончившиеся – выглядели поджившими. И неимоверное количество едва заметных, совсем старых, почти истаявших следов войны. Практически каждый житель Химринга пострадал в боях. Впервые я задумался, как живется эльфам, коих не прикрывает защитный Пояс. И мысленно воздал хвалу нашей великой королеве Мелиан, создавшей эту волшебную защиту! Тем временем супруга Арвалора притащила целый ворох нарядов своего мужа. Я посмотрел, прикинул, вроде все подходит. Слишком тщательно наряжаться не стал – натянул первое, что попало под руку. Вот с верхней одеждой случилась заминка. Я чисто физически не мог заставить себя, руки не поднимались накинуть на плечи плащ со Звездой Феанора! Сознание мое как бы раздвоилось. С одной стороны – деловитые, веселые эльфы, с которыми я таскал мебель для свадебного торжества. Они, эти эльфы, смеялись, угощали меня хлебом с маслом, болтали, были дружелюбны, просты и понятны. В то же время грозные, безжалостные нолдор с обагренными в братской крови руками, вздымали мечи в бессмысленной, почти преступной клятве. А объединял обе группы эльфов простой шерстяной плащ с вытканной на нем восьмиугольной звездой. И я не знал, как мне присоединиться к первой группе эльфов, но не смешаться со второй, лиходейской… К счастью, кто-то сказал: «Плащ со Звездой Феанора – не просто одежка! Его надо заслужить!» Я обрадовался неожиданной поддержке и отказался от неприятного одеяния, закутавшись в короткую шерстяную накидку. Когда мы вернулись на луг, гости уже собрались. Эльфов было много. Все веселые, нарядные, многие с арфами и лютнями. На лугу стоял веселый гомон. Кто-то здоровался с другом. Кто-то шутил насчет молодых. Кто-то пробовал голос. То тут, то там звенели струны арф. Наконец, все сели за столы. Последним прибыл сам лорд. Маэдрос оказался темно-рыжим эльфом очень высокого роста в горностаевой мантии и узеньком медном венце, надвинутом на лоб. Правая рука в темной замшевой перчатке неподвижно висит вдоль тела. Эльфы приветствовали своего лорда стоя и дружно били в ладоши. Кое-то кричал: «Да здравствует лорд Маэдрос!» Мне показалось, что все эти приветствия были предельно искренни. Впрочем, Маэдрос и на меня произвел самое благоприятное впечатление. Он не казался холодным, спесивым, высокомерным, как можно было ожидать. Не глядел свысока, с легким презрением. Спокойный, веселый лорд подошел к столу, легонько поклонился в общем приветствии. Выждал минутку и поднял руку, прерывая аплодисменты. Но эльфы продолжали бить в ладоши и кричать здравицы своему правителю. Маэдрос подождал еще немного, улыбнулся, покачал головой, что-то тихонько сказал стоящему рядом оруженосцу и невозмутимо сел на свое место. Постепенно эльфы успокоились, замолчали. Вдоль столов из рук в руки начали передавать широкие ивовые корзины, заполненные праздничными венками и гирляндами, сплетёнными из разнообразных цветов. Одни эльфы надевали венки на голову, другие вешали гирлянды на грудь. Я украсился скромным венком из лютиков. Мой сосед Арвалор предпочел гирлянду вьюнков. Наконец цветы разобрали. Корзины унесли. Все успокоилось. Какой-то миг стояла абсолютная тишина. Затем от дальнего конца луга вновь раздались аплодисменты. Двое совсем молоденьких эльфов, мальчик и девочка, пробежали с плетенками, густо рассыпая лепестки шиповника. А аплодисменты все ширились, росли, выплескивались за края луга. По бело-розовой дорожке через всю поляну рука об руку шествовали жених и невеста. Оба молодые, прекрасные, полные радостных надежд! Когда жених подошел поближе, я глазам своим не поверил. Зажмурился, помотал головой, моргнул. Нет, не померещилось. Рядом с юной красавицей шагал ни кто иной, как Иллад! Да, да, я не вру! Наш бесследно пропавший гончар оказался живым и здоровым. Да еще каким здоровым! Иллад очень сильно изменился: загорел, возмужал, плечи развернулись, налились силой. Руки стали крепкими! И взгляд другой – спокойный, уверенный взгляд эльфа, знающего себе цену… Чудеса, да и только! Я не утерпел, наклонился к Арвалору, сидевшему рядом со мной: - - Ой, гляжу и глазам своим не верю, жених – не нолдо! Чужак нареченный-то, а? - Неа, жених - наш, хоть и синда! – отвечал мой веселый сосед, заполошно бия в ладоши. И тут же радостно закричал в лад с другими гостями. – Славим! Славим! Вступающих в брак славим! Я растерялся, не понимая происходящего. Сидел на скамье, хлопал глазами, разве что палец в рот не потащил... Видимо, Арвалор что-то сообразил, потому что легонько повел плечом. Улыбнулся, наскоро разъяснил мне, непонятливому. - Это же Иллад Гончар! Какой же он чужак? – И вновь мой сосед бешено зааплодировал, приветствуя жениха с невестой. Я вновь ничего не уразумел, но, не желая выделяться среди остальных гостей, тоже стал бить в ладоши. В конце концов, Иллад был моим земляком по рождению, хоть мы особенно не дружили, но и не ссорились. А зла я гончару не желал, отнюдь. Пусть будет счастлив, как бы ни сложилась его судьба. Торжественно пройдя вдоль всего луга, жених и невеста заняли свои места за центральным столом напротив лорда. Я обратил внимание, что рядом с Маэдросом довольно напряженно сидел не самый молодой, коренастый эльф, облаченный в зеленый, обильно расшитый золотом плащ. Этот эльф был так поразительно схож лицом с невестой, что сразу было видно – отец виновницы торжества. Как только жених с невестой заняли свои места, трижды протрубили серебряные трубы, и виночерпии стали обносить гостей ароматным шипучим вином. Все подняли кубки в приветствии. Заздравная чара открыла пир. Сначала подали мясо. Я сразу набросился на козлятину, запеченную на углях. Уж не знаю, голод тому виной, или мастерство нолдорских поваров, но мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не едал. Как же я ошибался! Потом была дичь. Разве можно не попробовать оленьего жаркого? Ведь оно источает столь упоительные, соблазнительные ароматы! Я и попробовал… Такой нежной, сочной и сладкой оленины мой язык тоже не знавал. А брусничную подливку к жаркому способен описать какой-нибудь гениальный менестрель вроде Даэрона, но уж никак не простой охотник! Следом за мясом принесли птицу. Я был сыт, но от золотистой, истекающей янтарным соком утиной ножки отказаться не смог… Затем появилась рыба жареная, копченая, запеченная с пряностями, соленая! Это была песнь, поэтому я умолкаю, так как не обладаю поэтическим талантом. Впрочем, что это я все о еде, да о еде болтаю! В Химринге были вещи и поинтереснее… Когда первый голод оказался утолен, поднялся властитель Химринга. Он прежде всех сказал застольное слово – напомнил историю Иллада. Все притихли, а невеста потупилась, пряча непрошенные слезы. Но лорд не стал застревать на мрачном прошлом, перешел к настоящему. Маэдрос коснулся истоков любви Иллада с Ландуэль – таково было имя возлюбленной дориатского (хе-хе, да уж и не дориатского) гончара. И в этой истории крылось нечто весьма и весьма загадочное, потому что лицо Иллада, как и лица многих сидящих за столом на мгновение омрачились. Но тут феаноринг стал говорить, как все рады тому, что Иллад нашел свою судьбу и любовь здесь, в Химринге. Стал воспевать красоту, ум и добрый нрав юной Ландуэли. Пирующие дружно поддержали оратора. Девушка очаровательно покраснела и опустила глаза. На том пиру многие эльфы пели восторженные гимны невесте, ее красоте, уму, золотым рукам, знаниям и умениям. И вполне заслуженно: невеста была прекрасна! Черноволосая, как истинная нолдиэ, с сияющими серыми глазами, нежная, улыбчивая и счастливая: лицо будто светится изнутри. Каналья Иллад явно не заслуживает эдакого совершенства! А если я вру, пусть Черный Враг разлетится на девяносто восемь маленьких кусочков! После Маэдроса слово взял отец невесты. Он коротко рассказал о том, как дева живет, работает, чем дышит. Похвалил выбор своей дочери и пожелал ей счастья. Мне показалось, что отец на самом деле не слишком-то доволен выбором девушки, но не желает мешать ее благополучию. Очень быстро отец вернулся на свое место. Затем довольно длинную, шутливую речь произнес Лиар, первый друг жениха. Тот самый веселый эльф, который готовил поляну к торжеству. Конечно, он не так знаменит, как наш Белег – Могучий Лук или певец Даэрон. Ведь Лиар всего-навсего командир разведчиков в Химринге. Но этот нолдо не последняя птица в стае, отнюдь! Разведчики Химринга ухитряются проникнуть в самые отдаленные, опаснейшие уголки страны. Вызнают совершенно невероятные вещи, докапываются до наиболее оберегаемых вражьих секретов. Как пошутил один из гостей, Лиар знает даже, что будет сегодня у орков на ужин. («Тоже мне, тайна веков! Крысятина с репой – обычная жратва», - фыркнул Лиар, и все присутствующие дружно рассмеялись. Но некоторые эльфийки скривились и незаметно отодвинули от себя еду). Потом говорили многие эльфы. Я с изумлением слушал, как Иллад живет в Химринге, как воюет и как работает. Говорящие один за другим восхищались гончарным искусством жениха, особенные восторги вызвали его знаменитыми вазы-«цапли». Эльфы клялись дориатцу в дружбе. Вспоминали ратные подвиги моего земляка. Я только диву давался! У Иллада, прежде замкнутого, одинокого, объявилось множество друзей и приятелей тут, в Химринге. И уж совсем невероятным открытием для меня стала военная слава бывшего соотечественника: ведь раньше этот недотепа даже коротенького меча толком удержать в руках не мог. А теперь, по словам соратников, Иллад крушит орков полуторником, словно траву косит! В конце концов, ответное слово взял сам виновник торжества. Он лишь упомянул о своей жизни в Дориате. Зато долго благодарил своих спасителей и лорда. Радовался тому, что остался жив. Вновь благодарил теперь уже своих учителей, друзей и наставников (Лиара в первую очередь), которые помогли Илладу приспособиться к жизни в Химринге, научили воевать и вернули радость бытия. Между делом жених слегка похвалился знаниями и умениями, приобретенными на новой родине. Потом Иллад сказал, что, если бы он оказался хоть на волосок хуже, чем есть на самом деле, то не был бы достоин руки такой великолепной, совершенной и прекрасной девы, как Ландуэль! Гости заулыбались, а невеста с гордостью за своего избранника глянула вокруг: все ли присутствующие оценили столь удачный оборот речи! Сама, Ландуэль, кстати, заздравное слово произносить не стала. Как-то застеснялась, опустила глаза, лишь коротко поблагодарила пришедших на торжество и пожелала всем эльфам счастья и удачи. Когда торжественные речи закончились, настало время круговой чаши. Маэдрос принял серебряный сосуд из рук виночерпия первым. Лорд неторопливо встал, поднял чашу, пожелал молодым никогда не расставаться и быть счастливыми, кинул в чашу розовый лепесток со своей гирлянды и передал сосуд отцу невесты. Серебряная чаша пошла по кругу. Каждый гость отпивал из нее глоток, говорил свое пожелание молодым и кидал в вино лепесток с праздничного венка. Когда чаша, обойдя полный круг, попала к молодым, лепестков в ней было больше, чем вина. Тем не менее, жених с невестой допили вино, а чашу вместе с лепестками бережно спрятали среди других подарков. Говорливый Арвалор вновь наклонился ко мне и восхищенно прошептал, что эта чаша работы самого мастера Феанора. Я не знал: плакать мне или смеяться. Вот уж чего я никак не ожидал, так это забредши в Химринг, попасть там на бракосочетание земляка-дориатца и самому кидать «лепестки пожеланий» в свадебную чашу работы легендарного сына Финве! А пир продолжался. Вначале на свободной от столов середине луга показывали свое искусство жонглеры. Один эльф выступал с завязанными глазами. Он подбрасывал вверх горящие факелы и ловил то спереди, то сбоку, то у себя за спиной. Смотреть было страшновато и увлекательно. Казалось, мастер вот-вот ошибется, схватит огонь голыми пальцами. Но – нет! Факелы послушно ложились в руки, как полагается. В конце своего выступления, эльф сорвал повязку, поклонился и убежал, держа догорающие факелы на раскрытых ладонях, подобно неохватным букетам огненных цветов. Затем двое совсем молодых жонглеров, эльф и эльфийка, перебрасывались кинжалами. Они работали ничуть не хуже первого артиста. Ведь остро заточенный клинок нужно поймать в воздухе, перекинуть своему напарнику и при том не обрезаться. А жонглеры песенку веселую напевали, пританцовывать ухитрялись, кружиться, приседать. Одновременно перебрасываясь кинжалами. Арвалор тихонько рассказал мне, что это разведчики Лиара. Они так в свободное время развлекаются. Когда перевалило за полдень, по периметру луга зажгли костры. Разогнали подступающий холод – недаром Химринг вечностылым зовут – как солнце за стенами крепости скрылось, так озноб и подкрался, зубами застучал. Тем временем подали сладкое. Уж как я ни был сыт, а пироги меня взманили. Румяная, поджаристая корочка на зубах похрустывает, начинка ароматная, сладкая: яблочная, ягодная, медовая с маком, ореховая… фу ты, снова о еде вспомнил! Дела такие. Ну да ладно, не о том речь. Жонглеры тем временем представление закончили, к столам сели, принялись есть и пить. Их акробаты сменили. Эти тоже мастера своего дела были. Прыгают, кувыркаются, на руках ходят. Друг другу на плечи забираются, целыми пирамидами выстраиваются. А на верхушке такой пирамиды юная девица в колокольчики звонит. Потом натянули высокий канат меж двух шестов. По тонкой лестнице взбежала на канат молоденькая эльфийка, тоненькая, словно тростинка. Встала, руки сложивши, только легкие одежды чуть колышутся, глазищи сверкают, да волосы водопадом струятся. Заиграли музыканты нежную, мягкопевучую мелодию. Стала девушка танцевать на канате, да так красиво, что забыли все про еду, про вино. Вскоре над затихшим лугом полилась песня. Пела канатная танцовщица. И песня эта была так прекрасна, что замерло все живое. Не щебетали птицы, не шелестела трава, замолкли остатние разговоры и смех. Даже огонь в кострах, кажется, задремал, лениво перекидываясь потускневшими язычками пламени. А девушка подняла тонкие руки, закружилась. И откуда-то сверху, прямо из набежавшей тучки девушке в руки стали падать живые цветы. Акробатка побежала по канату, разбрасывая эти цветы восхищенным эльфам. Такого я никогда не видел и, боюсь, не увижу больше. Ведь в песне девы была какая-то частица Силы. Не думаю, что эта сила была мощной. Легкая, радостная – под стать самой красавице. Арвалор снова пояснил мне: «Это ученица лорда Маглора! Лучшая, надо сказать…» После того, как девушка закончила свой танец, она спустилась на землю, побежала к невесте. Последняя вскочила с места, крепко обняла канатную плясунью, расцеловала в обе щеки со словами благодарности «за чудесный, чудесный подарок» – сразу было видно, что они близкие подруги. И тут же суровый, великолепный воин перехватил танцовщицу, прижал ее к груди со словами: «Милая, я всегда так волнуюсь, так боюсь, когда ты танцуешь далеко от земли! На этом тоненьком, ненадежном канате!» «Дорогой мой Ольрондейл, муж мой любимый! – засмеялась юная эльфийка, - думаешь, у меня на душе спокойно, когда ты ведешь в смертный бой свою пехоту?!» «Сравнила, тоже мне!» - смущенно пробормотал могучий воин и увел свою юную жену к столу, где стал угощать уставшую плясунью медовыми яблоками и поить освежающим вином. А тем временем несколько эльфов унесли лестницу, шесты с канатом, прошлись по лугу, убирая оставшийся после выступлений мусор и вновь засыпая дорожку бело-розовыми лепестками. Наконец ушли и эти эльфы. Воцарилась тишина. Никто не смеялся, не пел, не переговаривался, не вскидывал кубки. Посереди луга возвышался алый помост, прекрасно видимый со всех сторон. Лесенки, ведущие на помост, так обильно усыпали лепестками шиповника, что золотистое дерево совершенно скрылось под ароматным бело-розовым ковром. Я поневоле задумался о странной судьбе Иллада и не заметил, когда церемония бракосочетания началась. Помню, как с двух сторон к помосту медленно, неторопливо подходят две пары эльфов. С одной стороны очень серьезный, сосредоточенный отец ведет за руку разрумянившуюся красавицу невесту в струящихся серебристых одеждах и венке из белых колокольчиков на длинных черных волосах. С другой стороны рыжий лорд сопровождает жениха. Светлые, синдарские волосы будущего супруга украшены золотисто-зеленой короной из пятипалых кленовых листьев. На плечах – шелковый плащ с этой самой Звездой Феанора. Отец с дочерью и лорд с женихом сошлись в центре помоста. В звенящей тишине феаноринг завел речь. . - У жениха нет отца, который смог бы подвести влюбленного к избранной им подруге. Поэтому я, Маэдрос, лорд здешних земель и названный отец моим подданным, подвожу к тебе, дева Ландуэль, твоего избранника. И вручаю тебе руку Иллада. А сердце его ты уже забрала сама без чьего бы то ни было позволения. Вот этот эльф Иллад будет тебе славным мужем на все времена. Живите в радости, а я порадуюсь, глядя на ваше счастье. И лорд Маэдрос вложил правую руку жениха в левую руку невесты. Тогда выступил вперед отец Ландуэль и заговорил громким, веселым голосом, держа правую руку своей дочери. - У моей дочери мать осталась в Валиноре, поэтому я, исполняя родительскую обязанность, подвожу Ландуэль к избраннику. И вручаю тебе, Иллад, руку моей единственной дочери. А сердце ее ты уже забрал сам, без чьего бы то ни было дозволения. Вот эта эльфийка, Ландуэль, будет тебе хорошей женой. Живите же в радости, не зная горя и забот. И отец вложил правую руку невесты в левую руку жениха. Потом лорд снял с шеи сияющий небесным светом сапфир на тонкой серебряной цепочке и надел на шею невесты со словами: «А это мой дар, дети мои! Чтобы, глянув на сиянье этого камня, вы вспомнили счастливый день свадьбы и улыбнулись!» Дар отца Ландуэль жениху оказался не таким великолепным – золотой перстень с огненным опалом, но слова, сопровождавшие подарок, прозвучали довольно искренне и радостно – как видно, отец наконец-то смирился с выбором дочери и теперь желал молодой паре счастья. Затем лорд и отец тихо сошли с помоста. Жених с невестой остались одни. Оба они глядели друг на друга. Оба лучились таким счастьем, что смотреть на эту пару глазам было больно - словно на полуденное солнце глядеть! И рука Ландуэль была в руке Иллада, а рука Иллада в руке Ландуэль. Я удивился, было, что никто не призывал Варду и Манвэ в свидетели. Но потом вспомнил, что нолдор – отступники, отреклись от валар и больше не отдаются под их покровительство. Тем интересней разворачивалось на помосте действо. Иллад снял с пальца невесты плоское серебряное колечко и надел другое, чуть более округлое и золотистое. Затем сжал руки эльфийской девы и заговорил тихо, невыразительно. Но глуховатый голос гончара разносился по всей поляне, и от слов бывшего дориатца на глазах выступали слезы. - Я, бывший дориатский гончар, а ныне воин и подданный лорда Маэдроса, Иллад, беру тебя, дева Ландуэль в жены. Обещаю быть тебе добрым мужем в горе и в радости, в мире и в войне, в счастье и в бедствии, в здоровье и ранах. Обещаю делить с тобой дорогу жизни до самых Врат Мандоса и встретить тебя за Вратами. И ничто не сможет разлучить нас с этой минуты! Я Иллад клянусь в том Неугасимым Пламенем, что разогнало Вековечную Тьму и создало наш мир. В свидетели же моей клятвы призываю Эру Илуватара, пусть он слышит мои слова и обрушит на мою голову все беды мира, если я нарушу свою клятву! После этих торжественных слов Иллад склонил голову. А Ландуэль в свою очередь сняла серебряное кольцо с пальца жениха и надела ему на указательный палец правой руки золотое кольцо. Затем нежный голос окутал поляну, и вновь эльфы затаили дыхание, слушая торжественную брачную клятву. - Я, нолдиэ Ландуэль, подданная лорда Маэдроса с самого рождения, беру тебя, эльф Иллад, в мужья. Обещаю быть тебе доброй женой в горе и в радости, в мире и в войне, в счастье и в бедствии, в здоровье и в ранах. Обещаю делить с тобой дорогу жизни до самых Врат Мандоса и встретить тебя за Вратами. И ничто не сможет разлучить нас с этой минуты! Я, Ландуэль, клянусь в том Неугасимым Пламенем, что разогнало Вековечную Тьму и создало наш мир. В свидетели же моей клятвы призываю Эру Илуватара, пусть он слышит мои слова и обрушит на мою голову все беды мира, если я нарушу эту клятву! Супруги скрепили брачную клятву поцелуем и медленно сошли с помоста рука об руку. Присутствующие тут же закричали во весь голос: «Радуйтесь эльфы! Славим новобрачных! Славим Иллада и Ландуэль!» Заиграли арфы, запели флейты, зазвенели колокольчики. Веселый пир продолжался. А новоявленные супруги тихо удалились в брачные покои… Эпилог. Элфин закончил свой рассказ и глотнул вина – как видно, после долгой речи у охотника пересохло в горле. Все присутствующие молчали. А что было говорить-то? Повар поднялся, подошел к печке. Взял низкое длинное решето с подсохшими яблочными дольками, встряхнул, отставил в сторону. Другое решето проверил, отправил досушиваться. Кто-то раздумчиво протянул: «Дааа…» Девица романтически вздохнула, стиснула руки и улыбнулась своим мыслям. Неожиданно в кухне раздался такой грохот, что все эльфы вздрогнули. Отброшенная сердитой рукой, на пол свалилась прялка Финдаэль. Вслед за прялкой вскочила сама пряха. Вид эльфийка имела самый грозный и непримиримый. Волосы растрепались, висят вдоль лица неопрятными прядями, глаза сверкают, губы кривятся, лицо покрыто синеватой бледностью, лишь на щеках расцветают алые пятна досады и злости. Хмуря соболиные брови и глядя прямо в лицо Элфину, Финдаэль отчеканила холодным, звенящим голосом: «Все это грязная, бесстыдная и бессовестная ложь от первого до последнего слова. Иллад никогда, ни за что и не при каких обстоятельствах не мог ни на ком жениться. Потому что он любил, любит и будет любить только одну меня! Слышите все вы? У Иллада в сердце живет одна-единственная эльфийка – я. Понятно? Я! Еще раз я и только я! Не знаю, зачем ты, охотник Элфин, лжешь, и не желаю больше слушать твои глупые выдумки! А вы, доверчивые эльфы, оставайтесь, сидите, развесив уши! Слушайте весь этот бред!» Финдаэль ушла, сердито хлопнув дверью. На полу кухни так и осталась лежать опрокинутая прялка. Россыпью, словно ненужные вещи, валялись пузатые веретенца с тончайшей, великолепной пряжей работы лучшей мастерицы Дориата. Элфин Осенний в недоумении развел руками. - Но я не солгал ни единым словом! Зачем Финдаэль так бранилась? - Змея потому что, подколодная змея! - раздался голос обиженного мельника Брандора. – Она на весь свет злится, на всех кидается. А в последнее время и последнего разума лишилась! Но умудренный жизнью повар не согласился. Ставя в печь новое решето с яблоками, немолодой эльф тяжко вздохнул. - Не знал я, Осенний, о чем ты говорить станешь. А то окоротил бы… А ты, Брандор, не нападай на Финдаэль: рассказ Элфина очень ее опечалил. - Ну и что? – ершился юный мельник. – Это повод распускать язык и жалить ни в чем не повинных эльфов? - Эта бедная эльфийка, которую ты так бранишь, милый Брандор, очерствела душой от горя, - вздохнул повар, - сердце Финдаэль после перенесенных испытаний замкнулось, словно крохотная жемчужинка в крепкой, уродливой раковине. - Да неужели? – недоверчиво хмыкнул Брандор. Повар грустно усмехнулся. - Ох, молодежь! Все-то у вас из головы вылетает, будто ветром Манвэ выдувает! А старшие не любят вспоминать эту историю, потому что она слишком тяжела и мрачна. Но я расскажу. Может, тогда ты, Брандор, станешь снисходительнее и мягче относиться к бедной вдове. А ты, Осенний, не произнесешь больше имя Иллада в присутствии Финдаэль. Слушайте все. Однажды, возжелав славы и подвигов, из нашего безопасного Дориата бежал отряд детей, там был и сын бедняжки Финдаэль. Следом за детьми пошли их отцы, желая вернуть беглецов. Ушедшие эльфы не являлись настоящими воинами. Это были кузнецы, художники, гончары. Детям повезло, они ухитрились дойти до Врат Маглора и осесть у феаноринга в крепости. Отцам повезло меньше. В одну ужасную ночь орочья банда обнаружила и беспощадно перебила маленький отряд эльфов-ремесленников. И вот теперь Финдаэль – безутешная вдова. А сын ее, беглец Аркил, с тех пор живет далеко-далеко, в чужой, практически вражеской крепости. Время прошло. Мальчик стал мужчиной. Он скоро женится, может быть родятся дети. Но бабушка никогда не увидит своих маленьких внуков, не зазвенят радостные детские голоса в опустелом доме пряхи. А это страшно, почти непереносимо для такой, любящей детей и семью нис, как Финдаэль. Тем более, что муж ее предпочел втихомолку уйти за сыном, оставив свою супругу на произвол судьбы. Это больно ранило чувствительное сердце. Одна иллюзия оставалась у осиротевшей эльфийки. Где-то далеко-далеко, может за Вратами Мандоса, обитает гончар Иллад, которому Финдаэль дороже всего на свете, дороже звезд Варды и плодов Кементари, дороже садов Ирмо и золотой ладьи Анар. Это знание поддерживало Финдаэль, давало ей силы жить дальше. А ты, Элфин, разрушил последнюю иллюзию… - Да, плохо получилось, - огорчился охотник. – Если бы я раньше знал обо всем, то не стал бы рассказывать про свадьбу. - А, по-моему, Осенний, все правильно сделал, - холодно сказал мельник. – Поделом Финдаэль! Пусть не думает, что мир танцует вокруг неё с ее несчастьями! - Это жестоко, – поморщился Элфин, - нельзя так говорить. - Можно и даже нужно, - вступилась за Брандора молоденькая эльфийка, - пусть Финдаэль все знает. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! - Почему? – чуть насмешливо спросили повар и встал, дабы у поставить на стол решето с очередной порцией завялившихся яблок. - Потому, - серьезно ответствовала дева, - что нельзя идти по жизни с закрытыми глазами! - А я вот прикидываю, - тихо произнес дориатский охотник, задумчиво надкусывая утащенную с решета яблочную дольку, - что лучше: страдать от горькой правды, или пребывать в иллюзорном спокойствии обмана? Если невозможно ничего исправить и сделать жизнь лучше…