***
О том, что творилось между ними, оба предпочитали не думать. Каждый вечер, когда на город опускались сумерки, они встречались на той самой детской площадке. Под покровом ночи скрылись долгие поцелуи и жаркие объятия двух подростков, которые совершенно не понимали, что они делают. Дальше соприкосновений губ и касаний через одежду у них обычно не заходило, но однажды они случайно пересекли и эту черту. Кёнсу устроился на коленях Чонина, млея от сладких поцелуев. Руки скользили по его спине и нагло опускались на ягодицы, заставляя парня каждый раз вздрагивать от лёгкого возбуждения. Они оба купались в том сладком напряжении, которое царило между ними и ощутимо оттягивало тонкую ткань лёгких шорт. Пытаясь устроиться поудобнее, старший случайно задел своим пахом чужой. С покрасневших губ обоих сорвались удивлённые стоны. — Прости, — томно выдохнул парень. Он цеплялся дрожащими руками за чужие плечи. — Ничего, — отозвался Чонин, прижимая разгорячённое тело теснее к себе. — Мне даже понравилось… — Правда? — удивился Кёнсу. — А могу я ещё раз попробовать? Младший даже не до конца понял, о чём его спросили: он просто кивнул и облизнул губы. Старший сглотнул и осторожно потёрся о пах парня своим. Они просто сгорали в огне запретного удовольствия. Плотная ткань тёрлась о нежную кожу, принося болезненное удовольствие. Кёнсу дурел от сладостных ощущений, когда его бёдра подхватили сильные руки и заставили двигаться в своём собственном темпе. — Чонин-а… — томно простонал парень, царапая короткими ногтями шею парня. — Пожалуйста, не останавливайся… Тот и не думал об этом. Как и о том, что потом им обоим придётся возвращаться домой с мокрым пятном на шортах. Он вскидывал бёдра вверх, двигаясь навстречу чужому возбуждению. Мелодичные стоны прямо в ухо били по оголённым нервам: Чонин даже не подозревал, что парень может так стонать. Он сам не замечал, какие звуки срывались с его собственных губ. Яркая вспышка перед глазами, и тело охватила сладостная судорога. Их обоих совершенно неожиданно накрыло оргазмами, а стоны потонули в чувственном поцелуе. И не хотелось даже думать над тем, что только что произошло. Только не думать.***
«Чёрт бы побрал этого Чанёля с его колой!» — раздражённо думал Чонин, судорожно закрывая щеколду кабинки туалета. В разгаре была перемена, и парню уж очень приспичило по нужде. «Живи пока» — пронеслось в его мыслях, когда наступило долгожданное облегчение. Справив все свои дела, он уже хотел выйти, как вдруг замер, прислушиваясь к знакомому голосу. — Как долго это будет продолжаться? — спросил Бэкхён; эта фраза была наполнена недовольством. — Не понимаю, о чём ты, — ответил второй человек, которым оказался Кёнсу. Осторожно, чтобы не оказаться замеченным, Чонин прижался ухом к двери. Он старался выхватить каждое слово из чужого разговора. — Всё ты понимаешь, Кёнсу-я! — продолжал негодовать парень. — Я про твои липовые отношения с Чонином! — Тише ты! — шикнул на него друг. — А если кто-нибудь услышит? — Да все и так понимают, что это ложь, — фыркнул Бэкхён. — Или думаешь, вы настолько хорошие актёры? — Не важно, — раздражённо отозвался Кёнсу. — Зато это работает. Эти дурочки от меня отстали… — Акстись, придурок! — воскликнул парень. — Они после первой недели от тебя отстали, а ты всё продолжаешь свою игру в гея. Я не понимаю, зачем ты это делаешь. — Я же уже говорил… — Не хочу ничего слышать про твоих фанаток и прочее. Ты уже и сам забыл про них. Скажи честно, тебе это нравится? Нравится чувствовать себя кукловодом, управляя другим человеком? — Это не так! — взорвался Кёнсу. Чонин услышал глухой удар по кафелю раковины. — Нет, это так, — не унимался его друг. — Ты наслаждаешься тем, что Чонин как собачка прибегает по первому твоему зову и защищает тебя от нападок других, больших собак. — Бэкхён, прекрати нести чушь! Он просто мне помогает, и я с благодарностью принимаю его помощь. — Унижая его перед всей школой? Шикарная у тебя благодарность… — Заткнись! — не выдержал Кёнсу. — Ты не имеешь права мне об этом говорить. На себя посмотри! Что ты сам творишь с Чанёлем? — Причём тут Чанёль? — удивился Бэкхён. — А притом, — сказал друг. — Бэк, ты, честное слово, идиот. Нашёл от кого скрывать свою ориентацию. Ты думаешь, я не вижу, как ты на него смотришь? Да ты же влюблён по уши, и твои чувства на все сто процентов взаимны. Но ты строишь из себя недотрогу и мучаешь и себя, и этого бедного парня. — Нечего читать мне нотации! — взорвался парень. — Со своими отношениями сначала разберись, а потом ко мне лезь. Ой, прости, я и забыл: они же у тебя игрушечные! Смотри только, чтобы твоя игрушка тебя не бросила… — Не бросит, — фыркнул Кёнсу. Когда за парнями захлопнулась входная дверь, Чонин устало прижался лбом к прохладной стене. «Игрушка значит, да? Ну что ж, ты сам напросился. Я покажу тебе, что значит быть геем, До Кёнсу».***
Из окон большого загородного дома доносились громкие биты клубной музыки. Толпа разгорячённой молодёжи бесновалась, называя свой бедлам вечеринкой. Жители близлежащих домов уже и не пытались звонить в полицию, потому как хозяином этого дома и был местный шериф. А значит, его отпрыскам было позволено всё, что угодно. Сегодня был день рождения у старшего сына шерифа, которому исполнялось восемнадцать. Он закатил грандиозную пирушку и пригласил на неё почти половину своей школы. В число приглашённых вошли Бэкхён и Кёнсу, как приятели именинника; им было разрешено привести с собой кого угодно. Изначально Кёнсу не собирался идти на эту сумасшедшую вечеринку. Он не любил такие мероприятия, впрочем, как и всё, что на них происходило. Но Бэкхён оказался как никогда убедителен. Именно по этой причине они с Чанёлем сейчас пытались оттащить его от танцпола, где миниатюрного старшеклассника могли сцапать извращенцы-футболисты и поглумиться над пьяным телом. Дело было в том, что Кёнсу категорически нельзя было пить. Бэкхён уже тысячу раз проклял себя, эту вечеринку, именинника, Чанёля и снова себя за то, что хватило же у него ума уломать друга сюда прийти. Чонин появился на вечеринке со значительным опозданием. Всё потому, что он в течение часа неуверенно топтался под дверьми аптеки. Парень столько раз порывался взяться за ручку и войти, но что-то останавливало. В конце концов, ему удалось себя пересилить. И вот теперь, пережив чудовищный стыд, он приехал на этот злосчастный праздник жизни. — Ого! — присвистнул парень. Его взгляд наткнулся на неадекватного Кёнсу. — Вы здесь всего час, когда он успел так надраться? — Он выпил всего один коктейль, — устало протянул Чанёль. — Но ему хватило, — продолжал Бэкхён. Он отцепил руки друга от своей майки и толкнул его в объятия его «парня». — Кёнсу вообще нельзя пить, он быстро пьянеет. Один раз мы праздновали Рождество с его родителями, пили шампанское. Так этого после одного бокала убило до самого утра. Мы уже думали, что он не проснётся. — Привет, — предмет обсуждения расплылся в пьяной улыбке. — Привет, — Чонин криво усмехнулся. Он крепче обхватил руками плохо стоящее тело, которое так и норовило упасть. — Я соскучился, — горячее алкогольное дыхание опалило ухо; по спине младшего пробежала дрожь. Чонин сглотнул и постарался подавить приятное тепло, разливающееся внутри. — Ребят, — позвал он друзей, стараясь перекричать громкую музыку. — В этом доме можно воспользоваться спальней? От его слов Чанёль подавился пивом и закашлялся, а Бэкхён вытаращил на него гуще, чем обычно, накрашенные глаза. — Придурки, — он закатил глаза. — Я просто хочу уложить это пьяное тело спать, пока он чего не натворил. — Ааа, — облегчённо вздохнул Бэкхён. — Конечно можно. Если найдёшь свободную… Только дверь не забудь закрыть. — Спасибо, — он махнул парням рукой и повёл Кёнсу в сторону лестницы. Тот послушно шёл, уткнувшись носом ему в плечо. Чонин бросил на него взгляд и со смешанными чувствами подумал, что его друзья всё правильно поняли. Только им этого знать не обязательно. Влажные губы прижимались к чужим губам, а ловкие руки скользнули под футболку. Короткие ноготки оцарапали кожу на спине. Кёнсу оказался не таким уж и пьяным, каким мог показаться сначала. Парни остановились у самой кровати в тёмной спальне, прижимаясь друг к другу как можно теснее. Никто не желал разрывать поцелуй со вкусом алкоголя. Чонин дразняще ласкал чужой язык, заставляя старшего требовательно поскуливать и царапать его кожу в два раза сильнее. С влажным чмоком парень оторвался от сладких губ и заглянул в затуманенные глаза Кёнсу. — Ты не должен был пить, — выдохнул младший. — Но тебя не было, — виновато отозвался тот, комкая чужую футболку. — Мне было так одиноко… — Но сейчас я здесь, — прошептал парень; его пальцы подцепили пуговичку на тонкой рубашке, в которую было облачено стройное тело. — И я не уйду. По крайней мере, до завтра. — Обещаешь? — томно выдохнул Кёнсу. Он разомлел от невесомых прикосновений к обнажённой коже. — Обещаю. Старший судорожно вздохнул и блаженно прикрыл глаза, когда к его шее прижались влажные губы. Чонин с остервенением засасывал и покусывал удивительно нежную кожу, отставляя на ней красные отметины. Ему было плевать, что завтра их друзья догадаются, чем они занимались этой ночью. Сейчас он хотел две вещи: проучить Кёнсу за то, что он выставил его своей игрушкой. И самого Кёнсу. Второго он хотел намного больше. Зубы сомкнулись на кадыке; старший запрокинул голову назад, испуская томный вздох. — Чонин-а, — судорожно шептали его губы. — Прошу тебя, сделай что-нибудь… Возбуждение жгучей лавой разливалось по венам, превращая кровь в чистый адреналин. Тонкая рубашка с тихим шорохом упала на пол, а следом за ней полетела и чёрная футболка. Матрац ощутимо прогнулся под весом двух разгорячённых тел, яростно прижимающихся друг к другу. Кёнсу запустил пальцы в чужие мягкие волосы, притягивая голову младшего ближе к себе. Алые волосы разметались по покрывалу, а с губ срывались тихие стоны и судорожные вздохи. По телу пробегала приятная дрожь, становилось невыносимо жарко от смелых прикосновений. Парень был достаточно пьян, чтобы позволить ловким пальцам расстегнуть ремень на своих шортах и стянуть их со стройных ног. Чонин замер, тяжело дыша и нависая над распростёртым на постели телом. Затуманенный взгляд, закушенная пухлая губа, белоснежная шея с россыпью алых засосов, чёрные боксеры, за которыми скрывалось приличных размеров чужое достоинство. Парень всегда думал — если ему всё-таки доведётся оказаться в одной постели с представителем своего же пола, то ему будет противно и у него не встанет. Но оказалось, что он заблуждался. Потому что один только взгляд на Кёнсу возбуждал его до предела. Пальцы и губы словно зудели, желая целовать и ласкать это тело, пока силы не иссякнут. — Чонин… — хрипло протянул парень. Его шёпот заставил чужой член затвердеть ещё больше. — Чонин, я хочу… — Я знаю, — выдохнул младший. Он склонился над желанным телом и прикоснулся бережным поцелуем к тонким ключицам. Чонин наслаждался его сладкой дрожью, трепетом под его губами и руками. Старший метался под ним и постанывал, вскидывая вверх стройные бёдра, желая обо что-нибудь потереться. Сделать это ему не давали сильные руки, прижимающие к кровати. Парень обхватил губами упругую бусинку соска и принялся посасывать, иногда играя с ней языком. Уже затуманенным от возбуждения мозгом он пытался вспомнить все постельные сцены, которые когда-либо описывал. Ведь теоретически младший был хорошо подкован в однополом сексе. Настало время практики. Длинные пальцы невесомо очертили выпуклость на чужом белье, а Кёнсу замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Он томно вздохнул, когда горячая ладонь сомкнулась на его члене прямо через ткань и принялась медленно скользить вниз и вверх. Обоих парней затопило жгучее возбуждение и странное чувство эйфории. Старший дрожал от накатывающего удовольствия, цепляясь пальцами за скользкое покрывало. А Чонин дрожал от осознания того, что именно он доводил его до сладких стонов. Они оба знали, что этой ночью готовы на многое. Едва переступив порог комнаты, каждый для себя решил, что готов преодолеть последнюю грань и рухнуть в пропасть. И сейчас, стоя на её краю, они не знали, что будет дальше. Когда стоны Кёнсу стали достаточно чувственными, младший не смог больше терпеть. Он отстранился, выпуская из руки чужую пылающую плоть, и принялся судорожно опустошать свои карманы. На покрывало легли упаковка с презервативом и небольшой тюбик смазки, а штаны вместе с бельём отправились в полёт на пол. Послышался звук упавшего телефона, но парень не обратил на это никакого внимания. Старший не отрывал от него расфокусированного взгляда. — Не бойся, — шепнул Чонин, подхватывая пальцами резинку чужих трусов. Кёнсу сглотнул и послушно приподнял бёдра, позволяя до конца себя раздеть. Когда последняя деталь гардероба скрылась в неизвестном направлении, младший застыл, разглядывая открывшуюся перед ним картину. Аккуратный ровный ствол, с переплетением вздувшихся венок и набухшей алой головкой. Он впервые видел так близко чужой член; осознание того, что он принадлежит именно Кёнсу, возбуждало не на шутку. Чонин протянул руку и коснулся пальцами нежной кожи, заставив старшего судорожно вздохнуть и податься бёдрами вперёд. Такая реакция только раззадорила младшего. Он склонился над пылающей плотью и подул на чувствительную головку. Кёнсу вымученно заскулил и неосознанно развёл в стороны ноги. — Чонин… — простонал парень, бросая на него умоляющий взгляд. — Пожалуйста… Сделай это… Казалось, он сам не понимал, чего просил. Чонин заскользил взглядом по вздымающейся от частого дыхания груди, по подрагивающему животу и сочащемуся смазкой члену, останавливая его на стройных бёдрах, беззастенчиво раскрывающихся перед ним. Он сглотнул и потянулся к тюбику со смазкой. Щёлкнула крышка, заставив Кёнсу вздрогнуть, и прохладный вязкий гель покрыл длинные пальцы. Старший сам, не дожидаясь смущающей просьбы, подхватил свои ноги под коленями, задрал их как можно выше, давая партнёру простор для действий. Он спрятал глаза за взмокшей чёлкой, не желая выдать своё смущение. Кожи бережно коснулись влажные пальцы; по телу пробежала мелкая дрожь. Чонин плавно, чтобы не причинить боли, погрузил один палец в жаркую глубину. Он с удивлением отметил, что тот входил свободно. Второй палец тоже не испытал препятствия в виде сжимающихся вокруг него упругих мышц. — У тебя уже кто-то был? — выпалил младший. Пальцы двигались слишком свободно, а это значит, что… — Нет, — выдохнул Кёнсу. Чонин заметил, как его щёки стремительно покрылись румянцем, голос задрожал. — Я…. Я сам… Сказать, что парень был удивлён — это ничего не сказать. Так значит старший увлекается самоудовлетворением своими прекрасными пальчиками? — Зачем? — спросил младший. Он вынул пальцы и добавил ещё немного смазки. — Я, просто… — Кёнсу зашипел и поморщился, когда их стало три. Мышцы неприятно тянуло, но было терпимо. — Я хотел почувствовать… Что-то… В себе… — О чём ты думал, когда делал это? — горячее дыхание опалило порозовевшее ушко. Чонин прижался грудью к его груди, одной рукой придерживая стройную ногу, а пальцами второй продолжая растягивать упругие стенки. Кажется, столько лет теории пошли ему на пользу. — О чём ты думал, Кёнсу? — О тебе! — всхлипнул парень. Он дёрнулся от неприятных ощущений, когда пальцы внутри него разошлись в стороны. — Я думал о тебе, Чонин… Всю последнюю неделю… Каждый раз, когда ласкал себя, я представлял… Что это ты… — Ты хочешь меня? — выдохнул младший. Его зубы сомкнулись на чувствительной мочке. Парня буквально разрывало от дикого возбуждения и просто нечеловеческого коктейля эмоций, что сейчас разливались в его теле. — Очень, — судорожно выдохнул Кёнсу. — Очень хочу. А дальше всё, как в тумане. Разорванная упаковка презерватива, шлепок резинки и пролитая на покрывало смазка. Короткие ногти до крови впились в широкие плечи, когда внушительных размеров член погружался в разгорячённое тело. Кёнсу стискивал зубы от дикой боли и старался расслабиться, что выходило с трудом. У Чонина с каждым его судорожным вздохом окончательно рвало крышу. Он сдерживался из последних сил, и когда ему позволили двигаться — сорвался. Чужие болезненные стоны неприятно били по оголённым нервам, интуитивно заставляя его сменить угол и толкнуть так, чтобы обоим было хорошо. Тонкие пальцы впивались в скользкое покрывало и металлические прутья спинки кровати, желая удержать соскальзывающее тело. Чонин и подумать не мог, что парень может так мелодично стонать, заставляя возбуждение достигать немыслимых пределов. Кёнсу метался в жарких объятиях и сходил с ума от яростных толчков. Ему было хорошо, просто немыслимо хорошо. Ощущать сильные руки, сжимающие бёдра до синяков, соприкасаться грудью с чужим крепким телом и каждой клеточкой ощущать мощные движения упругого члена: парень и подумать не мог, что ему это будет нравиться настолько, что кажется, умереть можно. Наслаждение накрывало обоих с головой, выливаясь в болезненные укусы и кровавые царапины. Чонин умирал всякий раз, как со сладких губ в стоне срывалось его имя. Парня захлёстывал с головой оглушительный поток эмоций, внутри которого было что-то обжигающе тёплое. Он хотел Кёнсу так сильно, что казалось, больше хотеть невозможно. Он желал его и телом, и душой. На самом пике, когда припухшие губы поймали другие, разделяя на двоих сладкий стон, Чонин понял, что не хочет, чтобы это заканчивалось. Этот секс, эта ночь, этот стон и этот чувствительный от его прикосновений Кёнсу. Младший аккуратно покинул податливое тело; партнёр ещё не кончил. Парень тяжело дышал, откинувшись на покрывало с постыдно разведёнными в стороны ногами. Чонин судорожно содрал с себя презерватив, отправив его на пол, и подхватил тюбик со смазкой. Кёнсу тихо вскрикнул от прикосновения влажной ладони к своему члену. Он притянул младшего к себе, утягивая в чувственный поцелуй, и томно простонал от удовольствия. Пара быстрых движений вдоль упругого ствола, и подрагивающий живот оросило тёплой спермой, как и чужую ладонь. Чонин трепетно прикоснулся губами к припухшим губам и неразборчиво прошептал что-то, словно для себя. Сердцебиение отдавалось в висках и в ушах звенело, но Кёнсу удалось расслышать лишь два слова: «Прости меня».***
Утро встретило Чонина чужой комнатой и болью в пояснице от неудобной позы. Парень кое-как разлепил глаза и поморщился, пытаясь сесть. Сонный взгляд заскользил по незнакомой обстановке и в памяти медленно начали всплывать события минувшей ночи. — Чёрт, — тихо простонал Чонин. Он бросил взгляд на вторую половину кровати. Кёнсу спал к нему спиной, обнимая подушку и мирно посапывая. Некогда аккуратная причёска превратилась в воронье гнездо, а худую спину и плечи расчерчивали ссадины от встречи с жёстким стёганым покрывалом. По телу пробежала дрожь от воспоминаний о том, как ночью старший извивался в его объятиях. Стараясь действовать как можно тише, Чонин выбрался из постели и принялся одеваться. Он долго искал телефон и заправлял в джинсы ремень, стараясь не звенеть пряжкой. Когда всё было готово, он подошёл к краю постели, на которой продолжал спать Кёнсу. Пальцы бережно коснулись нежной щеки и очертили контур красивых губ. — Прости меня, — хрипло выдохнул парень, убирая руку. Когда он тихо закрыл дверь, оставляя старшего в ворохе одеял, на белоснежную ткань подушки опустилась горячая капля. Тонкие пальцы дрогнули, комкая одеяло, а в карих глазах застыли горькие слёзы.