Ангел

Мориарти просто растекся в сильных руках. Голова кружилась от мысли о том, что объектом любви является он сам, пусть и видят в нем какого-то Ангела. Джим находился практически в состоянии эйфории. Как великому манипулятору Мориарти часто приходилось подстраиваться, долго искать нужные ниточки, чтобы потом дергать за них управляя очередной марионеткой, но сейчас он получил без усилий, то что обычно даром ему не давалось: безграничную власть над этим человеком. А власть Мориарти всегда любил, а еще ему пришлась по душе маленькая хитрость, которую устроил Моран, чтобы быть ближе: на какой-то миг снайпер стал тем, кем обычно был Джим - манипулятором, но Джим был не против в этой игре побыть немного жертвой соблазнителя. Себастьян держал Джима в объятиях крепко, но удивительно нежно. Мориарти нравилось ощущать себя хрупким и уязвимым. Он наслаждался этим новым состоянием. А также ждал продолжения, чувствуя себя зрителем в первом ряду захватывающего представления. Снайпер отпустил его и пристально посмотрел в лицо, решая, можно ли перейти к большему. Джим был в восторге. Он сделал большие наивные глаза и замер в ожидании. Очень хотелось прикусить губу, чтобы не выдать настоящие эмоции. Он знал, что сейчас выглядит, как ребенок, у которого отобрали конфету. Моран никак не мог решиться, и эти страдания отражались на его лице. Джим просто был счастлив сбивать его с толку. Игра все больше захватывала Мориарти. Себ стал высоким привлекательным юношей с развитой мускулатурой и застенчивым характером. Это магнитом притягивало девушек, желающих покорить сердце неразговорчивого красавца. Внимание противоположного пола заставляло Себастьяна становиться неловким и теряться, что выглядело в глазах претенденток на его любовь трогательным и милым. Ангел смеялся над ним, когда Себ жаловался на свои проблемы, и говорил, что тот останется один при таких выдающихся внешних данных. Они по-прежнему часто общались, но об этом так никто и не узнал. Иногда Ангел становился раздражительным и агрессивным и тогда исчезал на месяц, возвращаясь снова обычным. Говорить об этом он не хотел. Себастьян предпринял несколько попыток вытащить друга со двора: уговорами и даже один раз силой. Ему удалось дотащить упирающегося молодого человека до своей комнаты, но тот выглядел настолько перепуганным зверьком, что Себ пожалел Ангела и отвел обратно. Наконец, весной гормоны взяли верх над стеснительностью, и юношу закрутил водоворот свиданий, прогулок под луной и стремительного бегства из комнат девушек по лестницам, а то и через окно. Он пару раз заглядывал в соседний двор, но Ангела не было, и Себ перестал это делать, решив, что тот исчез, как обычно, на месяц. Прошло уже полтора, когда юноша спохватился и, сиганув через забор, очутился в знакомом дворе. Ангел сидел в беседке и рисовал. Обрадованный Себастьян с энтузиазмом рассказывал о своих похождениях, пока не заметил, что впервые друг его не слушает. Ангел рисовал, сжавшись и уставившись в лист остекленевшими глазами. И до Себа дошло, что происходит. Эта весна наступила для него, но не для друга. Для того она всегда будет лишь временем года - грустным временем года, особенно остро напоминающим о том, что за забором кипит жизнь. Ангел никогда не покинет этот двор, у него никогда не будет подружки, первого свидания, первого поцелуя. Себ подвинулся ближе, но тот по-прежнему ничего не замечал. Хотелось обнять эти сгорбленные напряженные плечи, чтобы друг расслабился и стал прежним, но вместо этого юноша просто осторожно погладил того по плечу. Реакции не было. Себ не считал себя геем. Скажи ему это кто-то, он посчитал бы себя оскорбленным и полез в драку. Но для Себа Ангел выпадал из категории пола. Просто друг, просто тот, кого он любит и не сможет оставить никогда. Себ провел кончиками пальцев по открытой шее, ощущая нежную кожу, и внезапно прижался к ней губами. Ангел дернулся, как будто его прошиб ток. - Не надо меня жалеть! - друг всё понял. Взгляд черных глаз по-прежнему был пронзительным, но теперь с оттенком злости. - Тебя? Жалеть? – почти возмутился Себ. – С какой стати? Ты иногда так смотришь, как будто задушишь голыми руками. Впору жалеть меня. Ангел рассмеялся и расслабился. - Сейчас с поцелуями полезешь, как к какой-нибудь девчонке? - теперь в его глазах бесились черти. Это был вызов. - Даже если и так… - Себ легко притянул к себе стройное тело, которое действительно напоминало девочку-подростка, и поцеловал в приоткрытые губы. Ангел попытался оттолкнуть друга, но это не выглядело как настоящее сопротивление, и Себастьян легко его подавил. Несмотря на то, что у Себа это был не первый раз, он нервничал: во-первых, у него никогда не было мужчин, во-вторых, с другом юноше хотелось быть особенно осторожным, понимая, что он первый и, возможно, единственный, с кем тот будет так близок. Но это только все ухудшило и привело к обратным результатам. Они сталкивались лбами и коленками, нервно хихикали и кончили просто от одного прикосновения руки к члену. Позже все стало спокойнее. Себу нравилось смотреть в глаза Ангела: в такие моменты из них наконец уходила тоска и безнадежность. Иногда насмешливый, резкий или холодно отстраненный, он становился по-детски беззащитным и мягким, прижимаясь к другу своим хрупким телом. За время знакомства Себу часто казалось, что Ангел - это иллюзия, вымышленный друг, ведь подтвердить его существование никто не мог. Тот словно не существовал для всех. И только в момент, когда Ангел стонал под ним, тяжело дыша в плечо, Себ чувствовал запах друга, тёплую кожу под руками, юноша понимал, что тот настоящий. Джим провел рукой по бедру Морана, провоцируя его дальше, и спросил: - Ты носил моё изображение здесь? Потом отдернул руку, как будто совершил что-то непростительное, и опустил голову, чтобы Себастьян не видел, как горят его глаза. Но Моран взял его за подбородок и заставил поднять голову. Джим тут же изменил выражение лица: теперь он снова был ребенком. Себастьян прижался к его губам, проверяя реакцию. Мориарти решал, что же он хочет дальше: помучить или сдаться. В конце концов решил, что если сдастся, то игра станет более пресной. Джим слегка оттолкнул Морана. Тот на удивление быстро отодвинулся, как будто этого ждал. - Прости, - пробормотал Себастьян. - Я забылся. Джим откинулся на подушки и с торжествующей улыбкой посмотрел в потолок. Внутри все ликовало. Вот так легким движением Джим все вернул в начало. У него был полный контроль над ситуацией. Ночью Мориарти спал на редкость спокойно, как будто снайпер давал ему чувство защищенности. Утром Морана предсказуемо не было дома, так как Джим еще вчера поставил снайпера следить за Шерлоком. Уходить пришлось все в тех же джинсах и футболке, которые вызывали у Мориарти отвращение, потому что без необходимости делали его частью толпы, но выбора не было. Он привычно пересыпал ананасы и мидии в пакет, чтобы снова выбросить. В этот раз Джиму было трудно сосредоточиться на работе, мыслями он возвращался к снайперу. Его интересовали пределы преданности Морана Ангелу, и Джим придумал, как их проверить. Мориарти вернулся на этот раз на полчаса раньше, распахнув окно, сел на подоконник и стал курить, глядя вниз с пятого этажа на оживленную улицу. Джим видел, как снайпер зашел в подъезд, но положения не изменил, в конце концов, он до сих пор пленник, пусть это уже и выглядит, как добровольное заточение. Мориарти понимал, почему Моран не задает ему лишних вопросов: он не хочет знать, ему нужно, чтобы "Ангел" остался, а причины и последствия его не интересуют. Себастьян готов к любому исходу, вплоть до того, что Мориарти однажды ночью перережет ему горло. Уверенность в правильности выводов была, но хотелось воочию убедиться. Моран зашел и, увидев Джима на окне, спросил: - Хочешь уйти?