В чистоте, да не в обиде

Раннее утро понедельника настало для Костика с глобальным философским вопросом, который волновал умы очень многих прошедших через это людей: «Какого хрена я вчера так надрался, если сегодня в универ к первой паре?». Следом за ним в тяжелую, еще окутанную полудремой голову пришел и второй не менее философский вопрос: «Пойти на лекцию или забить и поспать? Поспать или все-таки пойти на лекцию?». Но когда в общем тумане мыслей всплыла на поверхность из недр памяти информация о том, что первой парой сегодня лекция по матану, Костик счел за мудрость прийти к компромиссу: «Ладно, пойду на лекцию и там досплю». Уже через несколько минут, после ободряющего умывания под холодной водой в ванной, из зеркала на него смотрела более приятная, чем была в начале утра, физиономия девятнадцатилетнего студента со светло-карими глазами и короткой стрижкой каштановых волос, часть из которых торчала теперь вверх мокрым ежиком, что, по мнению Кости, ему чрезвычайно шло, хотя, по сути, особо выделиться ему было не чем. Обычный парень, тянущий на свой возраст, среднего роста, не атлет, но имевший тело без женоподобных титек и пивного брюшка, обычно замечаемые у любителей обильной дрожжевой продукции. Про таких, как Костя, люди часто говорят: «Не в коня корм». И очевидно, что проглоченное вчерашнее пиво успело отложиться только в мозгах, никак не затронув все остальные части молодого организма, который с трудом просыпался, пытаясь вспомнить, чем закончилась вчерашняя гулянка. То, как они потом еще хорошенько «тяпнули» у ларька, Костя помнил смутно. А то, что испортил чужую машину, осознавал даже через остаточное похмелье, чувствуя, как покалывающий озноб пробегает по голому телу при одной только мысли о том, что из подъезда мог бы запросто выскочить хозяин и щедро навалять им всем в щи. Или вызвать ментов, хотя… Их же не запалили, они вовремя смылись, а главное — он смог… угодить, наконец, Ромке, который теперь перестанет называть его «бабой» и «ссыклом». Собственно, именно ради него Костя потащился воскресным вечером бомбить стены в парке, чтобы тот принял его в свою банду «отчаянных придурков», как называл ее сам Ромка, не переставая хвастаться тем, что с девятого класса изрисовывал и насиловал маркером салоны автобусов и еще ни разу не был пойман с поличным, скрываясь с места преступления ловко и бесследно, как неуловимый японский ниндзя. Костик и сам себе не мог до конца объяснить, чем его так притягивал этот хитрый черноглазый непоседа-авантюрист, который из всего умудрялся сотворить шоу, хотя большую порцию удовольствия от общего угара и бесконечных пакостей неизменно оставлял себе, используя всех остальных как послушные орудия своих мелких, но порой очень опасных злодеяний. Из-за чего всю вьющуюся вокруг него компашку могли запросто вышвырнуть из универа навстречу известным строчкам из сериальной песни: «Здравствуй, небо в облаках. Здравствуй, юность в сапогах…» Дальше Костя мысленно допевать не стал, поморщившись от одной только мысли о возможных последствиях и гневе родителей, которые уже вполне могли убить его за то, что их сыну больше интересны парни, а не хорошенькие девушки, способные выносить таких же хорошеньких внуков, о которых его предкам теперь придется только мечтать. Костя грустно вздохнул и снова подумал про Ромку, который, если и появится на лекции, то обязательно сделает ее чем-то запоминающейся и не такой уныло-нудной, как обычно, когда у большей части аудитории веки наливались свинцом и другими тяжелыми металлами. Интересно, как он обратится к Костику сегодня, и будет ли у него шанс… На этой радостной и интригующей мысли он побежал одеваться, заметив, что времени геройски добраться до университета к первой паре осталось совсем впритык.

***

На улице стояла обычная прохладная октябрьская погода, и хотя серое и хмурое утреннее небо заволокли рваные клочья грязных облаков, дождя все-таки не было. Только легкий, немного сырой ветерок гнал по асфальту пожелтевшие, красно-бурые листья, закручивая их временами в вялую спираль, и отпускал, перемещаясь на ветки деревьев, где шумел и срывал для себя новые пестрые игрушки, уносимые на этот раз прямо к неприветливому небу. Костик выскочил на крыльцо своего подъезда, чуть не столкнувшись с соседкой, тащившей на поводке своего упрямого лабрадора, втянул голову в плечи, почувствовав, как осенний ветерок юркнул за шиворот, и, передернув плечами, стал на ходу застегивать свое коричневое пальто. На лавочке перед подъездом сидел какой-то нелепого вида, заросший волосами бомж в долгополом, залатанном в нескольких местах поношенном плаще и крошил краюшку старого батона сгрудившимся вокруг него прожорливым голубям. — Эй, молодой человек, не найдется ли у вас сигаретки? А то от окружающей сырости так курить хочется, что даже жить негде, — бомж усмехнулся и подмигнул, обнажив под длинными, спутанными усами на удивление ровный ряд белоснежных зубов, коими редко какие из его собратьев, живущих в подвалах в коробках из-под телевизоров, могли похвастаться. Костик на пару секунд тормознул, думая, как ему поступить: пройти мимо или все же подтянуть прохудившуюся за вчерашний день свою духовную карму и побыть добрым самаритянином. Бомж тем временем принялся улюлюкать с каким-то чересчур любопытным голубем, положившим свой жадный пернатый глаз на самый крупный кусочек хлеба в грязной руке, на которой наблюдательный Костик успел отметить довольно-таки приличный маникюр и сам удивился сему не клеящемуся с общим видом оборванца фактом, уже протягивая сигарету уличному бродяге: — Держите, — чуть нахмурившись, сказал он, продолжая разглядывать прелюбопытного субъекта перед собой. — А огоньку? — протянул бомж и снова улыбнулся студенту, сбрасывая с ладоней остатки хлебных крошек, беря сигарету и играючи прокручивая ее между пальцев. Костик опустил руку в тот карман, где у него обычно лежала зажигалка и студенческий, но в место привычных предметов пальцы нащупали огромную дырку в порванной ткани, от чего как-то неприятно похолодело внутри, лихорадочно задвигавшиеся по телу руки стали ощупывать, а глаза осматривать все закоулки имевшейся на нем одежды, все еще отказываясь верить в пропажу таких ценных вещей. «Твою мать, неужели посеял?» — успел подумать Костик, как почувствовал рядом с собой быстрое, почти неуловимое зрением движение, и прямо перед его глазами возникло то, что он так усердно искал, неистово хлопая себя по карманам. — Не это ли ищешь, малыш? — прозвучал над ним суровый, ироничный голос, пока он, растерявшись, уставился взглядом в собственную черно-белую фотку на раскрывшемся студенческом билете. А потом произошло то, что он совсем никак не ожидал. Покоящийся под его ногами твердый асфальт вдруг подпрыгнул, словно он поскользнулся на невидимой арбузной корке, а сильные руки в тот же момент стиснули его за шею и подхватили под ребра, впихнув в лицо отвратительно воняющую, грязную тряпку, отчего слезы мигом брызнули из глаз, а легкие задохнулись от удушающей вони, которая волной хлынула в его организм, заставляя чуть ли не терять сознание от резко навалившейся сонной тяжести. Потерявшие опору ноги стали подгибаться, готовые уронить не слушающееся тело на холодную асфальтовую поверхность. — Ничего, все будет хорошо. Это просто маленькая, но жесткая необходимость, — процедил сквозь зубы бомж, прижимая к себе все еще пытающегося вяло сопротивляться студента и волоча его за собой куда-то в сторону, чего Костик не мог разобрать из стоящей мутной пелены слез и прыгающих черных точек перед глазами. Только в последнее мгновение, перед тем, как совсем отключиться из-за все сильнее наступающей на него зловонной темноты, он успел выхватить смазанную, обрывочную картинку капота автомобиля с проступающей сквозь слой пыли блестящей алмазной крошкой и ксеноновые светодиоды, которые, кажется, успели ему иронично подмигнуть. «И с каких это пор засаленные оборванцы начали разъезжать на таких крутых тачках?» — как вспышка, мелькнула в затуманенной, почти не соображавшей голове мысль и тут же потухла, погруженная вместе с остальным телом в засасывающий, чернеющий омут, в котором все мерзкие запахи, как и звуки, слились в один лоскутный водоворот и исчезли, будто кто-то щелкнул пальцами, и весь этот нелепый фокус, в конце концов, закончился.