В моем отражении - любовь

И кажется, что поздно думать, Что я с тобою навсегда. Стучит так учащенно сердце, Сомнений множится строка… Нет, ты не мой, я это понял, Но вот принять – увы и ах, И как бы ни было мне больно, Съедает душу глупый страх… Я столько раз набирал твой номер, что, кажется, кнопки звонка и сброса уже стерлись и вот-вот отвалятся. Сброс. Сброс. Сброс. Должна быть веская причина для того, чтобы ты не хотел разговаривать со мной. И почему-то так жжет и давит в груди. Я, черт возьми, такой сентиментальный. Такой потерянный. Такой влюбленный…. Ужин давно остыл и стал почти несъедобным. Десерт ты так и не принес. Где-то на дне подсознания скребется мысль, будто я знаю, где и с кем ты сейчас. С НИМ. Именно так. Большими буквами ЕГО имя выжжено в твоем сердце. Я тщетно стараюсь избавить себя от гнетущих мыслей, от безответной любви к человеку, который даже на расстоянии умудряется контролировать твой разум и твои чувства. Я проиграл. Понимаю это, когда часы бьют полночь, а ты не объявляешься и даже не звонишь сказать, что задержишься или вовсе не появишься. «Солнечные мальчики» не плачут. Однажды ты назвал меня так. «Солнечные мальчики» не страдают. Они всегда улыбаются. Как идиоты. Они всегда жизнерадостны. Как дети. Мой хороший, ты ошибся. Я не «солнечный мальчик». Хотя бы потому, что глядя в окно на ночной, никогда не спящий город, чувствую, как по щеке катится теплая, соленая слеза….. *** - Алло? – я подскочил на кровати, и не глядя на дисплей телефона, ответил на звонок. Голова немного гудела от недостатка сна, но жаловаться не приходилось. Еще с института привык не досыпать. - Миша…., - этот голос я узнал бы из тысячи. Тихий, предательски счастливый. – Миша, прости меня…. - Я все понимаю. Все, - и это чистая правда, просто она неожиданная и колючая. – Ты звонишь сказать, что больше не придешь? - Прости меня! – чувствую, еще чуть-чуть, и сорвешься на крик. – Я сволочь, я знаю. Не могу...Не могу…Когда-нибудь ты перестанешь меня ненавидеть… - Я тебя не ненавижу. И никогда не буду. Вещи заберешь в понедельник. Ключи кинешь в почтовый ящик, - искренне надеюсь, что голос звучит спокойно, но контролировать эмоции мне никогда не удавалось. Дядя иногда называет меня «истеричкой» за неумение сохранять стойкость духа при форс-мажорах. - Миша, знай только одно: ты не замена. Ты мой друг, такой, которого никогда не было еще, и уже никогда не будет….Поэтому, не пропад… - Время. Должно пройти время, - становится немного тяжело дышать, поэтому перебиваю и с трудом вздыхаю. – Я все знаю. - До свидания тогда, - тихонько слышится на том конце провода. - До свидания, Яр…. *** Работа всегда радовала меня тем, что в ней можно закопаться и абстрагироваться от всех жизненных неурядиц. Отодвинуть все жизненные проблемы на задний план. Это помогало всегда. Когда развелись родители, прожив вместе два добрых десятка лет, когда заболела мать, когда расставался с любовниками…. Я искренне надеялся, что работа поможет справиться и с грузом «Ярослав», давящим на мое сердце. Я не заметил, как чуть не сгрыз кончик карандаша, заблудившись в потоке своих мыслей, а на плечо легла знакомая тяжелая рука. - Мих, тебе бы в отпуск, - Валерий Степанович, моя дядя, генеральный директор фармацевтической фирмы, в которой я работал, был очень добрым малым, хоть и считался жестким начальником и ужасно исполнительным человеком. – Что с тобой происходит в последний месяц? Ты совсем скис. - Считай, что у меня авитаминоз, - сказал я, улыбнувшись. Видимо, неубедительно, потому что дядя нахмурился и сел напротив. - Ну, рассказать не хочешь? Может, помогу чем? – самым главным было то, что этот зрелый, сильный мужчина, в свои сорок восемь, будучи в полном расцвете сил, действительно мог дать дельный совет. Он был отличным слушателем, «мистером-жилеткой» для всех дамочек нашего скромного, почти «семейного» штата сотрудников. А еще он был хорошим другом. - Дядь Валер, чем тут поможешь? Это пройдет само. Это болезнь такая….Сердечная, - я невесело посмотрел на сидящего напротив родственника, и углубился в чтение бумаг. – Я буду в порядке. Гарантирую. - Черти что творится. Тебя словно каток переехал, - кряхтел дядя Валера, поднимаясь со стула, - причем не один раз, похоже. Ладно, боец, я в тебя верю. И если думаешь, что работа поможет, то уж ей-то я тебя обеспечу по самое не балуйся! Мужик сказал – мужик сделал. Помимо отчетов, которые печатать можно было пачками, гендиректор поручил съездить в один новых офисов нашей дочерней компании и проверить там документацию о линии лекарств, запускаемой в начале следующего месяца. Мне необходимо было найти руководителя и решить все деловые вопросы в кратчайшие сроки. Что ж, за что я любил дядю, так это за своевременную работу. И довольно ответственную. В три часа дня, корпоративная темно-серая «малышка» с автоматической коробкой передач уже выруливала с парковки перед нашим хэд-офисом с целью отправиться на другой конец города. Не могу сказать, что был опытным водителем, но практика, редкая, но все же была. *** Через час я вошел в многоэтажное постиндустриальное здание, с целью показать «кто в доме хозяин», но с каждым новым шагом к столу секретаря в приемной становилось не по себе. Потому что люди, проходившие мимо, косились на меня и морщили носы, будто лимонов объедались сутками. Потому что на всех были дорогие костюмы и вид, словно крепостное право вовсе не отменили в 1861 году, а наоборот, челядь и холопы реально существуют и по сей день. И судя по их взглядам, холопом считали меня. Я не виню эту серую безликую массу. Я заявился на встречу с одним из подчиненных моего дяди в джинсах и простой темно-синей спортивной куртке, подхватив папку под мышку и не особо заботясь о презентабельности своей внешности. Всегда ненавидел костюмы. Они делали меня похожим на кого угодно, кроме самого себя. Я становился чопорным и чужым настолько, что даже родители поражались, как одежда могла преображать так сильно человека. Поэтому, Валерий Степанович, одобряя мою кандидатуру на пост помощника руководителя, был поставлен своей сестрой, а по совместительству моей матерью, перед фактом, что я не буду соответствовать дресс-коду, и что причина этого является тайной, покрытой мраком, но требует принятия во внимание. И вот теперь мне приходилось, из-за своих же бытовых приоритетов, пробираться к секретарю, поражаясь, как можно только из-за одежды не вписываться в окружающую тебя обстановку. Секретарша посмотрела на меня, как на разносчика пиццы, и уже порывалась узнать, кто заказывал «пепперони», но мой серьезный деловой тон разрушил все ее попытки: - Здравствуйте, меня зовут Михаил Бахрушин. У меня назначена встреча с Лианозовым Константином Сергеевичем, - девочка с видом испуганной лани, нажала тоненьким пальчиком на кнопку телефона и секунду спустя, отрапортовала: - Он освободится буквально через десять минут. Вы можете подниматься. Третий этаж, вторая дверь направо. *** Приемная этого Лианозова была до неприличия шикарно меблирована. В мозгу мелькнула ехидная мысль, что моему дяде необходимо было бы поучиться у «пока незнакомца» такому же вкусу. У входа в его кабинет стояли огромные горшки с высокими ярко-зелеными растениями. Напротив двери находился полукруглый стол личного помощника со стеклянной стойкой. Не дожидаясь приглашения присесть, я примостился на один из трех мягких диванов кремового цвета, так идеально вписывающихся в интерьер, и бросил взгляд на секретаршу, невозмутимо полирующую ногти, явно незаметившую мое появление. Симпатичная шатенка, не красавица, но мила. Стройная и не обремененная интеллектом. Захотелось посмеяться от банальности и стереотипности увиденного. Но я не успел потому что дверь в кабинет открылась, и оттуда вышли люди, человек пять. Недовольные, скрежещущие зубами, взмокшие и покрасневшие, видимо от досады. Через минуту вышел еще один мужчина, направившийся прямо к секретарю. - Катечка, ни с кем меня сегодня не соединяйте, скользнув по мне ленивым, незаинтересованным взглядом, он добавил: - А мы разве заказывали пиццу? Катечка, вспомнив о своих рабочих обязанностях, проинформировал мужчину: - Это Бахрушин Михаил. Он помощник Дроздова Валерия Степановича. У вас назначена встреча. Теперь мужчина задержал свой взгляд на мне, отчего стало жутко холодно и неуютно в этой светлой и тихой приемной. На вид ему было лет сорок, хотя угрюмое выражение лица делало его намного старше. Спустя полминуты созерцания моей скромно вжавшейся в спинку дивана персоны, он сказал: - Пройдемте. Нам есть о чем поговорить. *** - Вы не хотите извиниться? – начал я разговор, удобнее устраиваясь в кожаном кресле напротив некого Лианозова. - За что, могу я узнать? – сухо и без тени любопытства спрашивает он, а во мне начинает закипать праведный гнев. Я всегда считал себя человеком сдержанным, но этот мужчина просто не позволял мне сохранять чувство такта в данный момент. - Скажем за то, что перепутали меня с разносчиком пиццы? – папка с документами мирно покоилась на рядом, еще даже нераскрытая. - Ваш внешний вид говорит сам за себя. Работая в такой крупной компании, давно пора бы научиться деловому этикету, который включает в себя достойный внешний вид, - у этого Лианозова удивительно суровые глаза. Темно-карие, почти неживые. Словно весь он состоит из шестеренок и деталей, которые не смазывали лет триста, и теперь он заржавел и противно скрипит при малейшем движении. - Я пришел сюда не спрашивать вашего совета по поводу моего внешнего вида, а обговорить интересующие Валерия Степановича вопросы. И я бы попросил вас не грубить личному помощнику вашего непосредственного начальника. - Я уважаю Валерия Степановича – моего непосредственного начальника, как вы изволили выразиться, но почему вы напускаете на себя столь нравоучительный тон, мне совершенно непонятно, - он хмыкнул, сложив губы в ехидное подобие улыбки. Он напомнил мне старого лиса, опытного и схватившего жизнь за яйца, а теперь управляющего ей как угодно в своих интересах. Он стал мне неприятен. С первого слова. С первого взгляда. - Я пропущу ваши замечания мимо ушей и попрошу не тратить время и приступить к работе, - спокойным, ровным голосом сказал я, хотя вулкан потихоньку начинал клокотать внутри, постепенно пробуждаясь…. *** Словесные пикировки с Лианозовым Константином Сергеевичем не принесли никакого морального удовлетворения, а только дискредитировали меня, как собранного и серьезного сотрудника. Старый лис, наверное, этого и добивался, доводя меня все переговоры до белого каления. Я устал и был измотан. Зайдя в квартиру и ощутив едва уловимый запах знакомого парфюма, я почувствовал очередное разочарование, а сердце болезненно пропустило удар. Ты был здесь. Приходил за вещами. В голове уже давно устоялась мысль, что я тебя не увижу больше, а может только некоторое время, которого не хватит, чтобы зарубцевать раны в душе. Заходя в спальню и вижу на кровати записку: «Спасибо тебе за все, Миша…Прости меня». Я кажется, еще вчера говорил, что прощать не за что, но ты этим и привлекаешь меня, Ярослав. Такой милый, такой заботливый, даже если это просто жалость… Сил не хватает ни на что, просто потому что не хочется, чтобы их хватало. Возможно, мне лучше стать на время простейшим, как инфузория туфелька, и до поры до времени ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Я старался отобрать тебя у него. Но не смог. И так по-детски обидно, что на глаза наворачиваются слезы. Но я тебе никто, и ты мне ничем не обязан. Стараясь перестать думать о событиях этого дня, падаю на кровать и забываюсь сном, далеким от спокойного, но таким необходимым за последнее опостылевшее время…..