Рябь

«Hatred does not cease by hatred, but only by love; this is the eternal rule» (с) Buddha. «Ненависть не победить ненавистью – только любовью. Это вечное правило» (с) Будда.

-ххх-

Сказать, что Сакура была в шоке – значит не сказать ничего; она ощущала, что находится в какой-то эмоциональной реальности, несовместимой с человеческим существованием. Но в то же время она понимала, что как бы ни была ошарашена, это ни в какое сравнение не идет с тем, что сейчас чувствовал Саске. Итачи вырезал весь клан... по приказу? – У Конохи была одна проблема. Проблема, существовавшая со дня основания Деревни, – рассказывал Мадара. – Итачи использовали для ее устранения. – А где доказательства, что это правда? – Сакура не смогла сдержаться, не указав на очевидное. Хотя маска не позволяла видеть выражение лица Мадары, она почувствовала, как по спине побежал холодок. Ему явно не понравилось, что его прервали. Саске мгновенно подобрался, словно хищник перед атакой. И был готов ринуться на Мадару при малейшем движении того в сторону Сакуры. Он мрачно сверлил взглядом спиралевидную поверхность маски, будто подтверждая ранее озвученные угрозы. Неважно, насколько он устал и что за информацию хочет сообщить этот человек... если Мадара хоть пальцем тронет Сакуру – он покойник. И старший Учиха, похоже, это прекрасно понял. Он продолжил рассказ без каких-либо поползновений в сторону куноичи. – У меня нет доказательств, – признался он. – Это твое дело: верить мне или нет. Я лишь прошу меня выслушать. Сакура не проронила ни звука. Любопытство любопытством, но последнее слово было за Саске, она не имела права решать за него. Через несколько мгновений она почувствовала, как сидящий рядом парень медленно кивнул. – Хорошо, рассказывай. Его голос звучал ровно, но девушка не могла не заметить, как Саске выпутал одну руку из покрывала и обхватил ее за талию – так ребенок обнимает плюшевую игрушку, ища комфорта. Было ясно: несмотря на кажущееся безразличие, он боялся того, что может сейчас услышать. И Саске осознавал, что при обычных обстоятельствах ему было бы стыдно, что он так вцепился в Сакуру. Да что там говорить – при обычных обстоятельствах он изначально этого бы не сделал. Другое дело, что обстоятельства и близко нельзя было назвать «обычными». Он ощущал себя балансирующим на краю ментальной пропасти. Поэтому не хотел даже и думать, что произойдет, если он туда сорвется. Хватаясь за Сакуру, Саске чувствовал себя чуть увереннее и спокойнее. Так он и слушал, как Мадара рассказывал о временах, когда ниндзя существовали отдельными кланами и действовали как наемники. Среди кланов выделялись два сильнейших: Учиха и Сенджу из леса. Мадара же был самым могущественным среди Учиха (тот факт, что он стоял перед ними, был живым тому доказательством). Он пробудил Мангеке Шаринган, затем использовал глаза брата, чтобы сделать его Вечным (как и говорил Итачи), и стал главой клана Учиха. И поскольку умения и навыки каждого клана очень высоко ценились, столкновение с лидером клана Сенджу – Хаширамой – было неизбежным. «Что-то очень знакомое, – Сакура порылась в своей обширной памяти, пытаясь понять, где она его слышала. – Разве это не имя Первого Хокаге?» Мадара продолжал рассказывать, как Учиха и Сенджу были соперничающими кланами, равными друг другу по силе. И по мере того, как они сталкивались с Сенджу Хаширамой снова и снова, его имя становилось все более знаменитым. – Ты взял глаза брата ради славы? – голос Саске прозвучал обманчиво спокойно. – Я хотел защитить наш клан, – уточнил Мадара. – Чем более могущественными мы становились, тем больше у нас появлялось врагов. Мой брат сам предложил свои глаза во имя благополучия клана. Саске подавил в себе желание закричать (уж больно гладко Мадара рассказывал) – почему не наоборот: ОН не отдал глаза своему брату? – но продолжил слушать рассказ старшего Учихи, не перебивая. Его возражения ни к чему бы не привели. Вскоре Сенджу предложили перемирие и союз. И Учиха согласились – их противоборство поставило оба клана на грань выживания. Но Мадара был против такого союза. Он утверждал, что пошел на это лишь в память о брате, принесшего себя в жертву, но подозревал, что со временем Сенджу уничтожат Учиха. (У Сакуры при этом невольно закралась мысль, что Мадара был ярким представителем людей, живущих ради войн и сражений). Вскоре после создания альянса два клана заключили соглашение с правителем страны Огня, и впервые за все время была основана Скрытая Деревня ниндзя без соперничающих кланов и жестоких противостояний. И тогда воцарился мир. Через некоторое время пришлось выбирать главу – Хокаге. Деревня выбрала Хашираму; Мадара, чувствуя, что Учиха теряют лидерство, выдвинул свою кандидатуру, но его никто не поддержал, решив, что он просто рвется к власти. «И, похоже, они были правы, – хмыкнула про себя Сакура. – Его собственный клан хотел мира – он разве не понимал, что они довольны тем, что имеют? Настоящий лидер принимает решения во благо всего своего народа, а не в угоду собственным амбициям». Затем Мадара бросил вызов Конохе и был побежден Хаширамой в Долине Завершения. Многие решили, что там он и погиб. Второй Хокаге сформировал военную полицию Конохи на основе шиноби клана Учиха – это должно было показать степень доверия и заткнуть рот недовольным вроде Мадары. – Но в действительности это было сделано для того, чтобы отстранить Учиха от реального управления деревней и держать их под наблюдением, – пояснил рассказчик. «Это лишь твои слова...» – Сакура вовремя прикусила язык, чтобы не сказать это вслух. Сенджу утвердили свои позиции у власти в Конохе... и произошло нападение Кьюби. – Только Шаринган способен контролировать девятихвостого, поэтому совет начал подозревать Учиха в причастности к нападению, – сказал Мадара. – А в действительности это был лишь несчастный случай. «А Итачи сказал, что это был ты, – размышляла про себя Сакура. – И я склонна согласиться с этим – весь твой рассказ лишь подтверждает, что ты властолюбивый и жаждущий войны ублюдок». Но совет начал подозревать Учиха в том, что они решили захватить контроль над Конохой, утверждал Мадара. После атаки Кьюби за кланом постоянно велось наблюдение членами АНБУ, поэтому их переселили в отдаленный квартал деревни. – Недоверие и подозрения рождают плохие намерения, – продолжал Мадара. – Со временем опасения стали реальностью – Учиха действительно задумали переворот. Поэтому совет старейшин внедрил в клан шпиона. И этим шпионом стал Итачи. Сакура напряглась и почувствовала, как рядом так же напрягся Саске. – Ты хоть и был частью клана, но ввиду малых лет тебя в такие вещи не посвящали, – пожал плечами масочник. И он рассказал, что отец Саске был главой заговорщиков, и Итачи вступил в ряды АНБУ по его приказу с целью шпионить для клана. Но тот стал двойным агентом, начав шпионить и за Учиха. – Почему? – мертвым голосом спросил Саске. Казалось, что он должен был хоть как-то отреагировать на это, но парень чувствовал себя странно абстрагированным от всего происходящего. Вновь почувствовав руку Сакуры у себя в волосах, он закрыл глаза. Девушка слушала, как Мадара рассказывал им об Итачи, что, мол, тот, будучи четырехлетним ребенком, прекрасно помнил Третью Мировую войну шиноби. И то, что он видел, как погибли многие ему близкие люди – зачастую еще совсем молодыми, сделало его человеком, ненавидящим конфликты и войны. Мир и процветание деревни заботило его больше, чем амбиции клана. Когда ему дали миссию по уничтожению собственного клана, ему пришлось выбирать. Начни Учиха гражданскую войну, это практически уничтожило бы Коноху. Другие страны не стали бы упускать такую возможность для нападения, и это бы привело к четвертой мировой войне. Миллионы погибли бы... ради амбиций клана Учиха. Поэтому он сделал свой выбор. – В то время я был зол на Сенджу за их пренебрежение мной и на Учиха, которые отказались меня поддержать, – продолжал Мадара. – Итачи был единственным, кто понял, что я еще жив. Он отыскал меня и предложил сделку. Он попросил меня не трогать жителей деревни в обмен на возможность отомстить Учиха. Я согласился, а Итачи выполнил свой долг. Саске еле ощутимо вздрогнул, и Сакура не могла не обеспокоиться его ментальным состоянием. Слышать подобное сразу после того, как он убил собственного брата... это могло плохо отразиться на его психике. Но Мадара и не думал заканчивать: – Вырезать весь клан, покинуть деревню... все это было частью задания. И он его выполнил – кроме одной детали. Сакура догадалась, что услышит дальше. – Он не смог убить своего младшего брата. Харуно поморщилась. Итачи умолял Третьего Хокаге защитить Саске от Данзо и старейшин. Он покинул деревню, но перед этим пригрозил Данзо выдать всю информацию о Конохе странам противников, если тот потянет свои лапы к Саске. Он заставил Саске жить местью (не смотря на такие «благородные намерения», у Сакуры появилось ооочень настойчивое желание вправить Итачи мозги) и упросил Хокаге не рассказывать ему правду, чтобы тот мог гордиться своим кланом. С того момента, как он покинул деревню, Итачи планировал сразиться с Саске и... умереть от его руки. У Сакуры закралась невольная мысль, что смерть, похоже, стала избавлением и облегчением для Итачи. – Ложь, – лихорадочно забормотал Саске. – Ты лжешь... не можешь не лгать... Он глубоко вздохнул и выпрямился, отлипая от Сакуры, хотя одной рукой продолжал крепко обхватывать ее за талию. Девушка предпочла не говорить, что он сжимал ее все сильнее. – Я был на волосок от смерти. И не единожды, – заявил Саске, его голос звучал чересчур ровно. – Это было частью его плана, – парировал Мадара. – Ему нужно было загнать тебя в угол, чтобы избавить от Орочимару и проклятой печати. Взгляд Сакуры взлетел к соединению плеча и шеи Саске, и она мгновенно поняла, что масочник прав: черные отметины на коже исчезли – несомненно, по причине смерти змеюки. – А вместе со смертью очень близкого тебе человека должен был пробудиться твой Мангеке Шаринган, – продолжал он. – Ты врешь, – взорвался Саске. – Итачи сказал: ты натравил Кьюби на деревню. – Он солгал, – прямо заявил Мадара. – Я повторюсь: он боялся, что ты узнаешь правду. Он солгал, чтобы ты не доверял мне. Ваш бой был срежессирован, в конце концов, он ведь не насиловал Сакуру, не правда ли? Саске замер, как и куноичи. – Итачи заставил тебя поверить, что он ее изнасиловал, с целью взбесить тебя настолько, чтобы ты просто убил его и даже не думал о том, чтобы задавать интересующие тебя вопросы. Для этого он посчитал ее подходящей кандидатурой. Саске не мог с ним не согласиться. Если бы Итачи изнасиловал Карин, было бы мерзко, отвратительно... Но эти чувства не шли ни в какое сравнение с тем отчаяньем и болью, которые бушевали в нем, когда он думал, что его брат сделал с Сакурой. Саске потряс головой, пытаясь привести в порядок мысли. – Нет! Итачи был злодеем, преступником... – Итачи вступил в Акацки с целью наблюдать за организацией изнутри. Он знал, что больше никогда не сможет вернуться в Коноху, но когда умер Третий, он все равно это сделал. Третий обещал защищать тебя, поэтому его появление стало напоминанием для Данзо и старейшин, что он все еще жив. И о последствиях, если с тобой что-нибудь «случится». – Ложь! – выкрикнул Саске, но это прозвучало как-то неубедительно. Он вспомнил, как Итачи кинул несколько пространных фраз о природе истины перед тем, как они сошлись в поединке. Тогда они казались неуместными и непонятными... но теперь, вместе с историей Мадары, многое вставало на свои места. Сакура вспомнила тоже самое, но не могла не задаться вопросом о мотивах старшего Учихи в этой истории. – Итачи сделал все от него зависящее, чтобы его смерть дала тебе новые силы. И чтобы, победив его и отомстив за клан Учиха, тебя признали героем в Конохе. Все, что он делал, он делал ради тебя. Сакуру передернуло. Голова шла кругом. Итачи вырезал свой клан – да, но сделав это, предотвратил гражданскую войну. Вступил в Акацки, да, но всячески старался сохранить жизнь Саске. Он любил брата, но практически превратил его жизнь в ад... И если у нее закипали от этого мозги, то она могла только представить, что сейчас творилось с Саске. Это по словам Мадары. Она колебалась безоговорочно верить всему услышанному, но ее интуиция подсказывала ей, что эта история – правда. По крайней мере, в той ее части, которая касалась Итачи. Она по-прежнему считала, что мотивы Мадары отнюдь не такие добрые и благородные, как он тут распинался. – Вот и все, что я хотел сказать... так что теперь я вам покажу, как отсюда выйти, – заявил масочник. Это лишь усилило подозрения Сакуры. Он просто рассказал им «историю» и теперь также просто их отпускает? Нет, она на это не купится! У него точно должны быть какие-то скрытые мотивы! Он абсолютно не производил впечатление человека, делающего что-либо просто так, по доброте душевной. – Пойдем, Саске, мы должны отсюда выбраться, – тихонько проговорила она, потянув парня за плечо. Он казался спокойным и уравновешенным, но Сакура видела, что это было обманчивое спокойствие. Спокойствие человека, который в любую минуту сломается. Его рука так крепко держала ее за талию, что она была уверена – останутся синяки. Девушка медленно и мягко отцепила руку и закинула ее себе на плечи, сразу же почувствовав, как пальцы смыкаются мертвой хваткой теперь уже на ее плече. Она на всякий случай обхватила Саске за пояс свободной рукой. Физически он был более или менее в порядке, но психологически – это уже другая история. Сакура видела достаточно нервных срывов, чтобы понимать, что ментальное эмоциональное истощение может быть в тысячи раз опаснее, чем физическое переутомление. И если Саске сорвется, она должна быть к этому готова. Мадара вывел их на свет, и Сакура с каким-то испугом поняла, что они находятся на пляже. Они, должно быть, были в одной из прибрежных пещер, образованных приливом. Мадара наблюдал, как Саске и Сакура выходили из пещеры, цепляясь друг за друга, и ощущал легкое беспокойство. Он считал, что, рассказав Саске правду об Итачи, будет очень легко убедить его присоединиться к Акацки против Конохи. Если уж совсем честно, то, по его мнению, убеждения были и не нужны. Он был уверен, что после услышанного Саске сам проявит инициативу и объявит собственный крестовый поход против Конохи. Да, Сакура оттуда же, но он не считал, что она была способна разубедить младшего Учиху выйти на тропу войны. Мадара забрал ее за компанию, чтобы определить степень ее влияния на Саске, хотя он и не предполагал, что оно будет таким значимым. Он думал, что тот забрал ее с собой в качестве медика, ну и, может быть, из ностальгии – бывший товарищ по команде и все такое... Но, глядя на то, как Саске держал ее сейчас, помня его реакцию на любые угрозы в ее сторону, их взаимоотношения в пещере – все это говорило Мадаре, что он серьезно недооценил важность этой девушки для Саске. Может, нужен какой-нибудь дополнительный намек? Саске несколько раз моргнул, привыкая к солнечному свету и пытаясь понять, что вообще все это значит. Что ему делать? Он только что узнал, что уничтожил не монстра, а любящего брата. Он почувствовал, как сдавило горло от этой мысли. И теперь нет больше никого – он остался один, один... – Саске, не сжимай так сильно, – пробормотала рядом с ним Сакура. Парень ослабил хватку на плече девушки и судорожно втянул воздух, когда понял что это неправда – он не один. Он не был один – Сакура была рядом с ним. По-прежнему. Несмотря на то, что он ее отпустил, несмотря на возможность сбежать во время его битвы с Итачи, несмотря на то, что она могла просто оставить его в пещере... Она все еще была рядом с ним. – Саске, – голос Мадары прервал ход его мыслей и вызвал протест. Он больше не хотел никаких откровений и разоблачений, обрушенных ему на голову. Он просто хотел, чтобы его оставили наедине. Точнее, чтобы его оставили наедине с Сакурой. – Оставь нас, – властные нотки в голосе Саске заставили Мадару заскрипеть зубами. Но он прекрасно видел, что оказался в тупике: на все попытки давления мальчишка просто ощетинится, а вот если оставить его сейчас переварить услышанное, то вполне вероятно, что все обернется так, как ему, Мадаре, нужно. А если нет, то он знал, кто за это ответит. Присутствие Сакуры оказалось не просто досадной помехой – ее присутствие, похоже, было серьезной угрозой его планам. Мадара решил было убрать ее прямо здесь и сейчас, но затем отмел эту идею, как слишком поспешную и непродуманную. Саске сильно к ней привязан и слишком зациклен на ее безопасности. Если убить Сакуру, Мадаре нужно будет как следует озаботиться тем, чтобы ее смерть и намеком нельзя было связать с Акацки. Чутье подсказывало, что если у Саске появится хоть малейшее подозрение на его причастность к убийству, младший Учиха посвятит свою жизнь одной цели – прикончить его, Мадару. Поэтому он телепортировался, бросив их одних на берегу. Сакура с облегчением вздохнула, когда Акацки согласился на просьбу Саске (ну как просьбу, скорее, приказ) и оставил их вдвоем. Ей не нравился этот человек. Долгое время Саске стоял неподвижно и просто смотрел на волны. Сакура сохраняла молчание, прекрасно понимая, что он сейчас пытается все осмыслить. Да уж, ему не позавидуешь. Если для нее это стало крышесносным опытом, то она даже не хотела думать, каково было парню. – Он любил меня, – наконец произнес Саске отстраненно. – Он любил меня... все это время... Сакура практически слышала, как завизжала сигнальная сирена у нее в голове: ТРЕВОГА! НАСТУПАЕТ ПОЛНЫЙ ПСИХИЧЕСКИЙ КРИЗИС! Она повернулась и застыла в изумлении: из глаз Саске лились слезы. Она никогда раньше не видела, чтобы он плакал. Вообще. Его плечи тряслись, и Сакура, плюнув на все, развернулась и сама вцепилась в него, крепко обхватив руками и прижавшись к нему так, будто пыталась забрать все его горе или хотя бы облегчить его. Почувствовав, как ее собственные глаза заполняют слезы, она даже не пыталась их сдержать. Саске не мог вспомнить, когда он в последний раз плакал. Даже когда он видел, как его слезы, падая, превращались в волосах Сакуры в крохотные капельки соленой воды, факт, что он плачет, казался ему нереальным. Он ощущал, что его горе как тяжелый пресс давит на грудь, легкие и все вокруг, затрудняя дыхание и работу сердца. Но это все казалось ему нереальным. Он чувствовал руки Сакуры, обнимающие его так крепко, что одной щекой она была прижата к его голой груди, будто приклеенная. Он чувствовал щекотание ее волос и сырость ее собственных слез на его коже. Она плакала из-за него... почему он не удивлен? И это также казалось ему нереальным. Он чувствовал рваное, неровное дыхание девушки на своей мокрой от слез коже, поэтому по глубокому вдоху он понял, что она собралась что-то сказать. На мгновение ему стало интересно, что она хочет сделать, какие банальности озвучить в попытке его успокоить. ЧТО она может сказать? – Я здесь, – прошептала Сакура. Она даже и не думала говорить «все в порядке» или «все будет хорошо», она не знала – будет ли вообще когда-нибудь «все хорошо». И она понимала, что ложь во спасение здесь не поможет, не в этом случае. – Я здесь. Но это она могла сказать. – Я здесь. И Саске понял, что это правда. Она действительно была здесь, рядом с ним, оплакивая его боль. По какой-то причине (которую он никогда не мог понять) она беспокоилась и заботилась о нем. Саске пошевелился. Он опустил руки вниз и обнял ее, прижав к себе так, будто пытался втянуть ее в себя прямо через кожу. Сакура только пискнула, когда Учиха вцепился в нее с такой отчаянной силой, что поднял ее в воздух. Она не протестовала, напротив – держала его еще крепче. Саске прижался лицом к ее волосам. И она чувствовала, как его слезы прокладывают мокрые дорожки вниз, к ее лицу, так, что уже нельзя было разобраться, чьи слезы катятся по щекам: его или ее собственные. Какая-то часть Учихи была в абсолютном изумлении от его поступков. Он никогда не был человеком тактильного типа. Длительный физический контакт его обычно сильно напрягал, появлялось желание побыстрее его прервать... а не отчаянно желать продления. Интересно, может, последние события что-то в нем сломали? Но, как ни странно, даже если это так, то ему было наплевать. Ему было плевать на все, кроме горящей боли в груди и девушки в его объятиях. – Я здесь, – прошептала она снова. – Я здесь... – Спасибо. Сакура ничего не могла с собой поделать: всплывшие воспоминания о том, когда она услышала эти слова от него прошлый раз, заставили ее напрячься. Куноичи повернула одну руку так, что кончики пальцев касались его спины. – Если попытаешься сейчас меня вырубить, я клянусь, я ударю в этот нервный узел, и ты не сможешь ходить неделю, – пробормотала она; так, предупредив на всякий случай. На Саске нахлынуло дикое желание засмеяться. Он фыркнул, сдерживая смешок, хотя это больше походило на всхлип. Сакура хихикнула сквозь слезы, и Учиха вдруг осознал, что горе, давившее на грудь, стало не таким острым. Оно все еще было здесь, но ощущалось как-то легче. Он медленно опустил девушку на песок. Он еще не осознавал, как это произошло, но отчетливо понимал – их отношения изменились. Возможно, «изменились» не совсем верное определение. Они, скорее, сдвинулись, как бывает, если повернешь драгоценный камень на свету: становятся видны другие грани. Что-то ему подсказывало, что этот сдвиг назревал уже давным-давно. А может, произошел уже давным-давно, но он только сейчас это осознал. Встретившись глазами с Сакурой, он понял, что и она это почувствовала. – И... ух... – она вытерла глаза и щеки от остатков слез. – Что теперь? Саске прикинул. Если он после того, как убил Итачи, никогда не узнал бы правду, то вполне мог бы вернуться в Коноху. Но сейчас, когда он знал, что сделали члены совета, возвращение стало невозможным. В память об Итачи он должен призвать к ответу всех, кто стал причиной несчастий его брата... – Я разрушу Коноху, – сказал он тихо. Сакура распахнула глаза, выглядя напуганной. Но неужели она не понимала, что это необходимо сделать? Коррумпированный совет являлся злом – его нужно было уничтожить. Он не мог позволить им остаться безнаказанными, не после того, что они сделали. Сакура ведь тоже слышала историю, она должна понимать. Похоже, что нет, иначе она бы не стояла перед ним с таким видом, будто не могла поверить в то, что только что услышала. Саске вздохнул и отвернулся: – Пойдем, нам нужно вернуться к остальным... – ТЫ! ГЛУПЫЙ, НАДМЕННЫЙ, ЭГОИСТИЧНЫЙ, ПУСТОГОЛОВЫЙ, НЕПРОБИВАЕМЫЙ КРЕТИН! Саске повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть кулак Сакуры, летящий ему прямо в лицо.

«It is one of the severest tests of friendship to tell your friend his faults» (с) Henry Ward Beecher. «Указать другу на все его недостатки – вот что является серьезнейшей проверкой дружбы на прочность» (с) Генри Уорд Бичер.