Обещание

Тихая мягкая ночь осторожно вступала бесшумными шагами в свои владения. Лунный свет безразлично освещал сонное царство природы; скользя от одного спящего бутона к другому, он словно ласкал случайным прикосновением цветы. Картина эта была волнующей лишь для ценителей природы, для тех, кто мог бы постичь совершенство и законченность окружающего мира, не тронутого, не оскверненного еще вмешательством человека в эту идеальную закономерную систему, где каждая частичка была важна. Люси Вестенра часто прогуливалась по саду: эта таинственная красота приманивала ее, словно яркий цветок пчелу. Днем природа была девушке безразлична; ночью же она приобретала необыкновенное великолепие, потустороннее очарование, свойственное, наверное, всему ночному. Люси украдкой убегала из дома по вечерам, когда отец уляжется спать, чтобы послушать звенящую тишину спящего сада – сложно представить, что девушка с ее характером и немного фривольными манерами ценила ночные прогулки. Тем не менее, девушка побаивалась заходить дальше лавки под балконом: в лабиринте хаотично рассаженных деревьев легко было затеряться, а желанием набрести на какого-нибудь «сумасшедшего психопата» она не горела. У ног девушки была тьма ухажеров, сложенных штабелями, но отнюдь не каждый из них был ей приятен, и мало ли, на что мог пойти любой из них. И сейчас, в очередной раз сбежав из дома, Люси дышала свежим прохладными воздухом и припоминала забавные происшествия утра: стеснительная подруга Мина краснела, глядя на скабрезные картинки, невесть как добытые сердцеедкой; укоризненный взгляд отца и лекция «это уже пятый граф, ты не можешь его отвергнуть»; невинный флирт с некрасивым, но безумно обаятельным журналистом, то и дело ронявшим цилиндр... - Какие же, право, смешные, - улыбнулась Люси сама себе и провела рукой по спинке свежевыкрашенной лавки. – А папе все не терпится выдать меня замуж!.. За кого? За этих клоунов!.. Девушка стукнула по ни в чем не повинной скамье и задумчиво посмотрела на луну. Раздался шорох и быстрый шепот неподалеку. Любопытная, Люси аккуратно раздвинула крону кустов за лавкой. - Нет, позволь... - Мина, ты лишаешь меня последней надежды!.. - Я не ответила «нет», Джонатан, - улыбнулась утонченная блондинка. Люси, не отягощенная чувством стыда, ничтоже сумняшеся подобралась ближе, но так, чтобы ее не было видно, и навострила уши. - Но и «да» ты не сказала, - произнес страстный мужской голос. Мина немного помолчала. - Я... Уже поздно, мне пора, - решила уйти от ответа девушка. – Мы продолжим беседу... в другой раз. - Могу ли я рассчитывать... - Это не свидание; это всего лишь встреча двух... давних знакомых. - В начале нашего разговора это принимало несколько иной оборот, дорогая, - вкрадчиво заметил голос. «Вот кокетка! – с изумлением подумала Люси, чуть приоткрыв рот. – А еще я мучаю сердца молодых людей!.. Ну же, повернись, - она глядела на тонкий профиль собеседника Мины. – С кем же ты встречаешься, да еще так тайно, скрытная скромница?..» Словно услышав мысли бестии, Джонатан повернулся, и лунный свет осветил его лицо с тонкими, аристократическими чертами. «Шпионка» присмотрелась: темные волосы, широко распахнутые глаза, прямой длинный нос, тонкие губы – сомнений нет, тот самый несносный журналист, с которым Люси сегодня поддерживала светскую беседу. «Забавно! – мадемуазель Вестенра поправила рыжую прядь. – Мина, оказывается, не столь стыдлива, какой кажется сначала! Никогда бы не подумала, что скромница постарается обворожить этого странного малого...» - Считайте это... чем угодно, - сдалась Мина, благосклонно улыбаясь и принимая правила его игры. – Уже и вправду поздно... мсье Харкер. Я должна, обязана вас покинуть!.. Джонатан коснулся губами белой, точно фарфоровой ручки избранницы. Он предлагал проводить ее, но девушка сослалась на «кривую служанку, чей единственный глаз заменяет десяток здоровых». Рыжеволосая бестия поежилась в своей засаде, вспомнив старую негритянку: одного ее сурового взгляда было достаточно, чтобы превратиться в камень, а уж что бы случилось с несчастным журналистом, проводи он возлюбленную... Страшно представить. Люси настолько увлеклась собственными веселыми мыслями, что не услышала шагов позади себя. - Маленькая бесстыдница, - послышался насмешливый голос. – У вас ведь нет кривой няньки, что присматривала бы за вами? Сейчас Джонатан не казался ей смешным: то ли странное влияние ночи распространялось и на людей, то ли раздражение, прикрытое маской иронии, то ли ледяной отблеск в глазах (а может, и все вместе), придавали ему представительный, даже жесткий вид, что Люси только привлекало. Если угодно, в ней пробудился интерес, стоило ей заметить в нем нечто колкое. - Нет, - растерянно, но кокетливо ответила она. – Но у меня есть отец. Кривая нянька по сравнению с ним – милое дитя. - Люси Вестенра, насмешливы, как и всегда. – хмыкнул журналист. – Не желаете подняться? – он протянул ей руку. - Спасибо, мсье Харкер, - очаровательно улыбнулась Люси. – Вы сердитесь? – спросила девушка, расправив короткие рукава. - Нет, я растроган вашим вниманием к подруге. – скептично отозвался молодой человек. – Редко когда увидишь столь заботливую особу; теперь девушки предпочитают уводить кавалеров собственных подруг; но сегодня вы продемонстрировали полнейшее безразличие ко мне. – спокойно резюмировал Джонатан, - Смею думать, что вы волновались за Мину. Девушка покусала губы: неприятно быть застигнутой на месте преступления, и вдвойне неприятней, если это касается близкой подруги и ее сердечных дел. - Мсье Харкер, вы все не так поняли! – замела хвостом кокетка. – Позвольте вам объяснить... - Не стоит, мадемуазель Вестенра. – бесконечно вежливо ответил журналист. – Сей проступок на вашей совести; я вам не судья. В ответ Люси только часто моргала, глядя на него: где тот неловкий гость, что заглядывал к ней утром? Почему на его месте стоит самоуверенный, решительный молодой человек, так критически ее оглядывающий, и почему в ней проснулось детское желание получить недоступную игрушку?.. Девушка прекрасно понимала, что ее поведение неправильно, ей следует извиниться и уйти, но что-то держало ее здесь и мешало оставить нового знакомого. - Бросьте, мсье Харкер. Вам не идет напускной вид немецкого бюргера, это даже не смешно. – стрельнула яркими глазами Люси. – Извините; я прогуливаюсь тут каждый вечер, у меня и в мыслях не было подслушивать ваши любовные трели, - она отчего-то стала оправдываться перед ним. - Но вы подслушали, - все так же насмешливо, но уже смягчившись, заметил тот. - О, ну... вы были так романтичны! - Не более, чем просто вежлив. - О, и так терпеливы!.. - А вы столь льстивы, что следовало бы и забыть о правилах приличия, но столь очаровательны, чтобы об этих правилах помнить. Мадемуазель Вестенра, не стоит; я не держу на вас зла. - Это я уже вижу, - растеряла весь елей девушка. – Но вас все равно что-то тревожит. – она всмотрелась в породистое лицо. – Вас что-то мучает... Мина? Джонатан изумленно взглянул на незадачливую шпионку: она открыто им интересовалась, этого нравы не позволяли. - Нет... Мина – чудесная девушка, но, боюсь, сейчас мои мысли заняты отнюдь не ею... - Не ею?! Вы так на нее смотрели!.. – совсем уж вальяжно отозвалась собеседница. - Тише, - насторожился журналист. – Вы слышите?.. «Слышу что?» - хотела было спросить Люси, но сильные руки прижали ее к грубому сюртуку и зажали рот. Зловеще просвистел ветер, заставляя угрюмо бормотать кроны деревьев. Все как-то померкло; еще минуту назад яркая луна скрылась за огромными тучами, будто отказываясь смотреть на что-то страшное. Замолкли сверчки, а где-то рядом с протестантским кладбищем, далеко в лесу, злобно ухал филин, словно страшные часы, отсчитывающие минуты до смерти. Беспокойство и непонятный ужас наполнили душу Люси, бесконечный страх сковал ее тело, и, верно, если бы не Джонатан, она упала бы без чувств прямо на траву. - Иди ко мне... – будто послышались девушке слова, принесенные ветром. – Иди ко мне... Какую-то минуту длилось наваждение. Спустя некоторое время все стихло, и тревога в сердце Люси мало-помалу улеглась. - Что это? – просипела она, резко побелев. – Джонатан, что это было?.. Она не понимала, что ее больше взволновало: сильное случайное объятие журналиста или внезапно изменившаяся обстановка. Этот сад больше не был местом, где Люси Вестенра так любила прогуливаться. Сейчас на нем будто лежало проклятье: объяснить себе она этого не могла, но каким-то шестым чувством ощущала изменения. - Поверьте, лучше вам этого не знать. – помрачнев, ответил Джонатан, все еще прижимая к себе Люси. – Если я близок к разгадке... то все куда страшнее, чем казалось на первый взгляд... - О чем вы говорите? – серьезно спросила девушка, глубоко дыша. - Мадемуазель Вестенра... - Люси. - Люси... – он немного помолчал, словно пробуя имя на вкус. – Отправляйтесь домой. Так лучше для вас и для меня. - А я уже в состоянии решать, что лучше, а что нет! – она вырвалась из его рук, пытаясь совладать с собой. – И сейчас для меня лучше узнать, что за дьявольщина тут произошла! - Я начинаю понимать вашего отца и его сетования на ваш непростой характер. - К черту его сетования. Так вы продолжите корчить из себя неприступную гору?.. - Нет. Вы просто... пойдете домой. – Джонатан снова ее удивил: молодой человек легко подхватил ее на руки и понес по направлению к дому. Поначалу Люси колотила его кулаками в грудь и шипела, что «обязательно расскажет отцу об этом недостойном джентльмена поведении», но делала это скорее из этикета, чем искренне негодовала. Впрочем, Джонатан с вежливой улыбкой ей заметил, «если уж подслушиваете, то делайте это незаметно», после чего девушка надула губы и отказывалась разговаривать. Когда же любопытство окончательно доконало ее, рыжеволосая бестия, отчасти заигрывая, всю дорогу задавала вопросы, но ответов так и не получила. - До свидания, Люси, - попрощался у дверей дома Джонатан. – Надеюсь, что в следующий раз наша встреча состоится при более приятных обстоятельствах. – улыбнулся он и поцеловал ей руку. Девушка рассеянно кивнула и вошла в дом. Позже, расчесывая волосы, она вслух поинтересовалась у собственного отражения: - Что случилось? Почему ты хочешь, но не можешь выкинуть это из головы? Почему место поцелуя на руке словно горит?.. Не найдя ответов, Люси отложила расческу на трюмо и прошла к кровати. Измученная слишком долгой прогулкой, страхом и собственными чувствами, в которых она не могла разобраться, девушка уснула, едва голова ее коснулась подушки...