***
Япония, Токио. Аэропорт Ханэда.
Свежий воздух, наполненный неизвестными мне мягкими нотками, чувственность которых уносила куда-то далеко-далеко, топил меня в кружевных грезах и мечтаниях, глупости которых не было предела. Благодаря Айберу, я смогла преодолеть перелет из Англии в Японию, в том числе и проблемы с документами, и вот, прибыв в центральный Токийский Аэропорт, мне оставалось лишь ждать самого Морелло. С первого взгляда, мое хрупкое тело не окружало ничего, кроме толп людей, радостно встречавших друг друга, куда-то торопливо шедших и просто прохожих, чьи взоры периодически устремлялись в небо, облака которого, подобно кружевным барашкам, следовали за кем-то в неведомую даль. Но ведь, если приглядеться, то... Можно было заметить, как легко колыхались нагие ветви Сакуры, вырисовывая собой своеобразные узоры, а пожелтевшие травинки, бережно обнимавшие ствол, плавно качались из стороны в сторону, наполняя улицы еле уловимым шелестом. Где-то совсем близко, и в то же время далеко, над головой, шумно гудя моторами, проносились самолеты, на окошки которых опускались миллионы детских ладошек; ладошки тех, кто с грустью в глазенках наблюдал за уменьшающимся аэропортом, Токио и самой Японией. Слабые потоки ветра развевали мне волосы, вплетая в отдельные пряди крохотные травинки, попрощавшиеся с излюбленной сырой почвой, что пропиталась щедрыми каплями ливня. В голове играла переливчатая классическая музыка, которой в реальности являлись самые обыкновенные птичьи щебеты, людские голоса и их же мысли. Действительно странное сравнение... Ну, вот, собственно говоря. Неподалеку раздался хлопок дверью, и, через пару секунд после столь неприятного стона машины, передо мной появился силуэт мужчины, облаченного в серый костюм с броским желтым галстуком на шее и неописуемым беспорядком на голове. — В честь чего такой наряд? — я, улыбнувшись, поддалась вперед, потягивая за собой небольшую сумку с одеждой и прочими необходимыми мне вещами. — Приемная дочь Уэди приехала! — отшутился Тьерри, помогая с небольшим, но все же багажом. — Я должен выглядеть подобающе! После столь неожиданного заявления, я сжала губы, и, уперев взгляд под ноги, передала Айберу сумку, которую он с легкостью донес до машины, после чего отворил мне дверь. — А ты, мошенник, не боишься появляться на людях? — неожиданно спросила я, присаживаясь на мягкое сидение автомобиля и попутно наблюдая за действиями Морелло. Тот лишь отрицательно мотнул головой, убеждая меня, что в таком виде его никто и не узнает, во что я с трудом, но продолжала верить... Мотор гневно зарычал, потертые шины слегка скрипнули под неожиданным напором, и, двинувшись с места, машина помчалась вон, покидая пределы аэропорта, где по-прежнему кто-то радовался встрече с кем-то, даря друг другу пылкие объятия, поцелуи и обычный, но такой пронзительный радостный смех.***
« Как я помню, квартирка та была ничтожно маленькой, где невозможно было развернуться; однако Айбера все устраивало, и он не нуждался в большем. Мне не забыть его слов, которые он сказал мне вечером, седьмого апреля, две тысячи восьмого года, когда я была поглощена расследованием дела Киры: « Я в гости к родакам, Хло! И... Да. Если меня вдруг не станет, позаботься о моей драной кошке, что орет по утрам во дворе. Скотина плешивая, но я ее люблю. А у мамы аллергия на кошатину, понимаешь ли. И еще. Деньги в шкафу, надеюсь, тебе хватит на первое время ». Я лишь молча отмахнулась от неизвестно, что бормотавшего Морелло, вновь погружаясь в глубокие раздумья насчет гнусного убийцы, который без своего идеального оружия был ничем иным, как обычная мошка, придавленная мухобойкой. Я проводила за этим делом дни, вечера, ночи напролет, не замечая ничего, что творилось вокруг меня все это время. И я не заметила главного. Утром, восьмого апреля, моего слуха коснулся жалобный кошачий плач, обладатель которого метался по двору из стороны в сторону, не переставая водить носом по воздуху, в надежде, что учует нечто родное. Где-то за окном все так же щебетали неугомонные пташки, чьи песни милым чириканьем ласкали слух и природе, и людям, и животным, искавшим спасение в таких элементарных вещах. В квартире было пусто, и лишь безмолвие преданно сопровождало меня, сидя рядом на кровати, болтая ногами, и глядя куда-то в окно, не говоря при этом ни слова. Тем вечером, когда ненависть к Кире завладела моим телом и разумом... Тьерри так и не вернулся. » »