***
В комнате царил полумрак, и лишь тонкие струйки света пробивались через слегка приоткрытые шторы, создавая тем самым обманчивое впечатление о переполняющемся волшебством помещении. В подсознании всплывала картина жестокого ливня, мутные капли которого безжалостно тиранили собой сероватый асфальт и почву, после чего в воздухе витал приятный сыроватый аромат. Тем днем я, жизнь которой предстала перед судьбой в виде доски для метания ножей, спасалась от яростных молний, кои грозно сверкали где-то в туманном небе, ослепляя все и вся. И, быть может, Бог сжалился надо мной, и я наткнулась на Уэди, чье доброе сердце отнеслось ко мне с настоящей, подобной материнской, любовью. Та была культурной и воспитанной, но в то же время ироничной, экстравагантной личностью, занимавшейся не самыми приличными делами, вроде воровства, взломов и т. д. Уэди — самый настоящий псевдоним, под которым скрывалась девушка и вытворяла все, чего ей только желалось. На самом-то деле ее звали Мэри Кенвуд, как она сообщила мне. Хакерша на время переехала в Англию, чтобы смириться с кончиной L — своего, можно сказать, друга, — где-нибудь подальше от шумной Японии, да, и просто побыть в спокойствии, поразмыслив о будущем; стоит ли продолжать ее не благую деятельность. Детей у Кенвуд не было, и, кажется, не намечалось, но ее забота действительно согрела меня в те холодные, трудные дни, и мне почудилось, будто клеймо сироты навсегда стерлось с моей бледной кожи. « А ведь здорово... » — думала я, хлюпая носом от холода. — « Здорово, когда есть тот, кто заботится о тебе... » Научив меня пользоваться газовой плитой, настраивать переключатели светового счетчика и т. п., Мэри со спокойной душой покинула Англию через пару дней после нашего знакомства, с наигранной строгостью приказав следить за домом и вести себя, подобающе взрослой девушке. Ведь мне уже было целых тринадцать...***
Спустя неделю, когда в питании ощутилась острая потребность и оставленных Уэди запасов было недостаточно, я устроилась на работу в булочной, и кое-как принялась сводить концы с концами. Голубоглазый мальчишка из Вэмми Хауса все еще не покидал моего подсознания, и по ночам я тихо плакала в подушку, надеясь, что эти слезы коснутся его кожи мягким, прохладным дождем, и хоть немного наведут на мысли о том, что где-то в родном Уинчестере его по-прежнему ждет слишком наивная, добродушная, ранимая девчонка.***
Постепенно, жизнь в одиночестве перестала казаться мне кошмаром, уничтожающим остатки моей тяжело больной души. Наоборот, Она сделала меня сильнее, заставляя ходить по канату; вначале со страховкой, а вскоре — без. И вот, однажды, когда я, как мне казалось, полностью освоила всю эту акробатику... Тросы подвели меня, и, просвистев в воздухе, я намертво разбилась о горе, о темно-свинцовое море собственных надежд, что раскололось подо мной, словно зеркало, каждый осколок которого въелся мне в сердце. Навсегда. Я боялась... Так сильно, будто одно неверное движение могло привести меня в пыльный чуланчик Смерти, где она начнет долго и мучительно издеваться, несколько суток подряд, вкалывая мне свои яды, маниакально посмеиваясь и просто лишая способности видеть свет. Почему один человек смог так кардинально изменить мою серую, словно тучи, личность, подарив столько счастья, пребывая рядом несколько лет, прошедших, словно один день, а после — разбить так же, как птица разбивается о скалистый утес..? Как у него получилось вызвать во мне те неугасающие эмоции, кои... « Это чувство по сей день живет где-то в трущобах моей души, не подлежащей реставрации, ибо такие развалины никогда не примут прежнего облика... Ветхие домишки, на которые мерзко смотреть, украшают своим жалким существованием пыльные, замусоренные окурками улочки, по которым давно не ступала нога обычного человека... Некий городок, в котором люди бесследно исчезли, оставив за собой хаос и огромные потери. Я уверена, никто даже и не задумывается об этой несчастной куче домов, крыши которых давно съехали набок, а в оконных трещинах скопились песок и грязь. Вот, как я вижу свою душу, после двадцать шестого января, две тысячи тринадцатого года... » После года самостоятельной жизни, я стала неплохо зарабатывать в той же самой пекарне, где меня всегда с улыбкой встречала хозяйка в накрахмаленном белом фартучке; по крайней мере, этих денег было достаточно, чтоб прокормить себя — столь неприхотливое создание. Однако... Вскоре моих ушей коснулась ужасная весть, заставившая меня без сил рухнуть в кресло, выронить из рук мобильный телефон, и просто... Почувствовать себя ничтожной. Смерть Уэди стала для меня мощным ударом в грудную клетку, от которого парализовало все конечности, и боль, медленно растекаясь по всему телу, походила на раскаленную лаву, втягивающую в горение все, что только попадалось на пути. И тогда, я, словно птица в клетке, бившаяся крыльями о прутья злосчастной решетки, так же билась в истерике, боясь за жизнь синеокого Мэлло — златовласого мальчишки, который запросто мог попасть в ловушку гнусного Киры и навсегда закрыть свои ясные, голубые глаза. И вот, разгоревшаяся ненависть знала свое дело на славу, медленно затмевая мне разум своими напористостью и количеством: в порыве ярости и истерики, я судорожно набирала телефонный номер Айбера, ( Тьерри Морелло ), надеясь лишь на лучшее. — Подготовь мне документы! — крикнула я в трубку дрожащим голосом, стоило услышать сонное « Алло? » — Я лечу в Японию!