Мёртвые души

POV Гермиона Грейнджер 1 — Рон, ты..! — не договаривая, смеюсь я и пытаюсь успокоится. Он самодовольно улыбается, а затем резко становится серьезным. Мне кажется, он понял, почему я смеюсь. — Эй, это не смешно! — рявкает он, пытаясь вернуть себе волосы. — Гарри! Слегка усмехающийся Гарри выходит из-за спины друга. Последние несколько недель он ходил поникшим, поэтому сейчас лицезреть улыбку на его лице было словно бальзам на душу. Гарри хлопает друга по спине, и его волосы снова отрастают, возвращая себе прежний вид. Я радостно улыбаюсь им и вздыхаю. Неужели теперь все будет хорошо? Я потихоньку прихожу в себя. Голова ужасно гудит, а в ушах стоит звон. Пытаюсь дотянуться руками до головы, но они словно онемели. Издаю слабый хрип, затем пытаюсь открыть глаза. Как-то мутно, но я вижу деревья, стоящие вверх дном. Облизываю обсохшие губы и понимаю, что я вишу на дереве. Скрипя зубами, я сжимаю кулаки, чтобы дать сигнал своему телу, что я все еще жива. До меня доносится хрипение и я, как у меня получается, поворачиваю голову. Картинка передо мной мутная, но я прекрасно вижу, что ко мне кто-то приближается. Закрываю глаза и, проклиная это чертово существо, пытаюсь правильно забраться на дерево. Все тело онемело, а голова раскалывается. Ужасное хрипение становится все громче и громче, а это значит, что он уже стоит у моего дерева. Я выравниваюсь на месте и упираюсь спиной к большому стволу дерева. Смотрю вниз и вижу, как он пытается до меня дотянутся. Глаза ходячего почти вылетели из орбит, вся кожа высохшая и протухшая, от чего мне становится дурно. От него ужасно пахнет кровью и мне кажется, что я сейчас упаду прямо к его ногам. Интересно, кем этот человек был при жизни? Может, у него была жена или дети, которые сейчас, скорее всего, тоже бродят в поисках свежего мяса? Как он проиграл этим ходячим трупам? Почему он не смог спастись? Я вздыхаю и перевожу взгляд на небо. Тучи затягиваются, значит, скоро начнет темнеть. Пора выдвигаться, пока не стало совсем темно. Ночевать здесь, в лесу, не очень-то хочется. Да и в последнее время похолодало, несмотря на то, что в прошлом году осень была теплая. Размяв свои мышцы, я достаю палочку. — Бомбардо! — хриплым голосом говорю я, направив палочку на ходячий труп. Как я и хотела, его голова взрывается, расплескивая протухшую кровь и мясо по сторонам. Остальное тело падает на землю. Стараясь не делать резких движений, я спускаюсь вниз, на землю. Почва уже высыхает, я трогаю землю руками. На ощупь можно предположить, что через месяц эта же земля будет покрыта снегом. Оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь, что пока рядом никого нет. Так или иначе, сжимаю палочку и, поправляя свою сумку, иду дальше. Черт меня дернул согласиться на вылазку. Сидела бы себе в комнате, в тепле и уюте одна. Когда Макгонагалл сказала, что нужно сходить в Хогсмид за едой, я подумала, что будет неплохо освежиться и подышать свежим воздухом. Да, подышала. Теперь я хочу лечь на теплую кровать и уснуть. Быть может, больше даже не проснуться. Я иду по уже знакомой мне тропинке, и думаю, как бы было хорошо сейчас полететь на метле. Нога побаливает и я нахожу себе устойчивую длинную палку. И с чего вдруг мне взбрело в голову посмотреть округу с высоты? Из-за того что я не смогла правильно залезть на дерево, я с грохотом полетела вниз. Слава богу, подо мной была большая и толстая ветка, которая смогла выдержать мой вес, а запутавшаяся в мелких, но длинных ветках сумка спасла меня от падения вниз. Сегодня определенно мой день. Снова осматриваюсь вокруг, не останавливаясь на месте. Взгляд натыкается на хромающего ходячего, идущего сбоку от меня. Направляется он, конечно же, ко мне. Ход не быстрый, но, думаю, через пятнадцать минут, если я сбавлю темп, труп уже будет пожирать меня. Я применяю невербальное заклинание и голова ходячего взрывается. Использовать "Бамбардо" куда эффективнее, чем "Аваду Кедавру". Авада останавливает сердце, а у этих ходячих мертвецов оно уже давно не работает. Началось это несколько месяцев назад. Тогда мы и думать не могли, что будет целый апокалипсис из-за чьей-то глупой ошибки. Наступил этот апокалипсис так же внезапно, как и появилась надежда на светлое будущее. Англия была в числе тех стран, которые стали "мертвыми". Укус за укусом, ходячий за ходячим, жертвы за жертвами... Никто не успел и глазом моргнуть, как ходячих стало больше, чем живых. Выходить на улицу, кишащей ходячими, было крайне глупо. Соотношения трупов и живых стало десять к одному. Думаю, сейчас намного больше. Почти все дома, квартиры, магазины, лавки, офисные здания, министерства и школы сейчас заброшены. Магия начинает исчезать. Я не могу понять, что такое произошло, что магия с каждым днем все слабее и слабее?! Этого ведь не могло случиться! Иногда мне кажется, что это в Министерстве Магии что-то натворили. Однако пойти и разузнать все я не могу. От безвыходности приходится торчать только в Хогвартсе, набитом людьми. Наша школа стала домом почти для всех выживших волшебников. Защита, наложенная на Хогвартс очень велика, поэтому никакая эпидемия или радиация на нее не повлияла. Ходячие мертвецы не могут попасть в Хогвартс, потому что они его не видят. Это нам только на руку. Еще один минус того, что магия начинает исчезать, так это то, что трансгрессировать теперь крайне опасно. Почти каждый волшебник привык трансгрессировать в нужные ему места, но теперь приходятся делать все либо по-маггловски, либо через камин, но это тоже весьма опасно. Волшебник, трансгрессировавший в нужное ему место, может пропасть. Неизвестно куда, но больше этот человек не возвращается. Трансгрессия как бы убивает его или выкидывает совсем не туда, куда надо. Поэтому сейчас я иду пешком. Долго и изнурительно, но, по крайней мере, безопасно. В Хогсмиде не сказать, что все в порядке, но по сравнению с другими деревеньками, он держится весьма не плохо. Волшебники, живущие там, далеко не глупцы. Они построили баррикады, мешающие пройти ходячим и поставили везде дежурных, которые следят за тем, кто подходит к Хогсмиду. Еду туда приносят свои же. У них есть камин, который связывает их и Косой переулок. Там все еще действует магия в своем привычном состоянии, поэтому копировать еду и питье выходит без проблем. Я смотрю на небо. У меня есть еще около двух часов, чтобы успеть к заходу солнца. Пройдя еще чуть-чуть, я выхожу к Хогсмиду. Уже зная, как лучше выйти с леса, я поднимаю руки и машу ими. На воротах стоит мистер Блэквуд. Он прищуривается и поняв, что это я, опускает палочку. Кричит своим, чтобы открыли дверь, и я забегаю внутрь, пока какой-нибудь ходячий не успел ко мне подойди. 2 — Говорят, на западе сейчас совсем живых не осталось, — слышу я мужской голос, заходя в паб "Три мётлы". Двое мужчин среднего возраста попивают пиво. Я подхожу к столу мадам Розмерты. Самой ее не видно, наверное, отошла за припасами. — Всякое может быть, но я как-то услышал по маггловской рации разговор. Ну, не совсем разговор, но мужчина что-то говорил про Атланту, — отвечает другой, хлебнув пива с бокала. В пабе еле слышно играет какая-то пластинка. Если не слышать тех двоих, то можно даже подумать, что всё еще в порядке. Будто бы нет никакого зомби-апокалипсиса. Я осматриваю витрину паба. Тут стоят самые разные выпивки, от которых, как говорят, сносит крышу. Искоса поглядывая на тех двоих, я медленно тянусь до ближайшей бутылки. Давай, еще чуть-чуть. — О, Гермиона! — резко появляется мадам Розмерта, и я отступаю назад. Вид у женщины с каждым разом только ухудшается. Ее кожа уже слишком морщинистая, а усталые глаза, повидавшие многое, так и светятся слезами. Мне кажется, она часто плачет. — Как вы? — спрашиваю я, слабо улыбнувшись уголками губ. Мадам Розмерта с помощью магии выносит еще сто маленьких коробочек и ставит их на стол. — Всё еще держусь, — усмехается она. — А вы там как? Я взглядом осматриваю все эти маленькие коробочки и думаю, как бы было круто, если в одной из них лежало что-нибудь сильно алкогольное. — Да также. В Хогварсте ничего не меняется. — отвечаю я и начинаю закидывать эти коробочки в свою сумку. — А в окрестностях как? — немного тише спрашивает мадам Розмерта. Я поднимаю глаза на нее и вижу только грусть. Я знаю, что перед апокалипсисом у нее появился ухажер, которого она сильно полюбила. Позже этот же ухажер стал одним из ходячих. Розмерта не могла его сдать остальным, поэтому просто выпустила в лес. — Спокойно. Ходячих мало. Возле Хогсмида их, конечно, побольше, но с ними ваши отлично справляются. Женщина опускает взгляд. Думаю, она все еще не забыла его. — Не хочешь сливочного пива? — переводя тему, спрашивает она. Ее настроение будто бы улучшилось, но глаза сдают ее с потрохами. Я соглашаюсь, затем выпиваю три стакана залпом, прощаюсь и выхожу из паба. На улице совсем нет людей. Пиная камушки, я иду к выходу из Хогмида. Интересно, как там мир? Новостей я не слышала вот уже два месяца. Порой кажется, что только мы остались живыми в этом прогнившем мире. Хотя это не так, ведь есть люди, такие же как и мы, может и не волшебники, но тоже умные, чтобы продержатся в это время. Я кричу мистеру Блэквуду, и он говорит своим открыть дверь. Выйдя из Хогсмида, я оглядываюсь по сторонам. — Чёрт, — вздыхаю я. В той стороне, куда я должна идти, идут около трех ходячих. Они все еще в лесу, поэтому мне придется убивать их самой. Иду к ним и, пока они ко мне не приблизились, убиваю каждого. Вонючая кровь расплескивается по сторонам и несколько капель попадают мне на мантию. Я пытаюсь стереть ее, но безуспешно. — Фу! На небе уже светят последние лучи света, поэтому оставшуюся дорогу я бегу, изредка останавливаясь, чтобы отдышатся. Когда я почти добегаю до школы, внезапно из-за дерева выходит один ходячий мертвец и от этого я не удерживаюсь, падаю назад. Почуяв мою плоть, он падает на меня сверху и начинает тянутся руками. Я как могу отталкиваю его. Ходячий тяжелый, поэтому приходится двумя руками его отталкивать от себя. Палочка в кармане мантии, а я не могу до нее дотянутся. Проклиная этого ходячего и себя за неосторожность, я сжимаю его шею. Мерзость та еще, но другого выхода не вижу. Затем понимая, что его кожа уже слишком испортилась, я сую руку в его голову. От вони у меня начинают слезится глаза. Мне тошно от того, что я сейчас делаю. Разбирая его мясо, кажется я дошла до мозга. Несколько раз сжимаю и разжимаю руку и ходячий откидывается. Я задела ту часть мозга, которая отвечает за инстинкты, поэтому он падает на меня. По крайней мере, больше не пытается меня сожрать. Выталкиваю, что есть силы его с меня и, резко повернувшись к земле, выплескиваю все три бутылки сливочного пива обратно. Тыльной стороной ладони вытираю губы. Нагулялась. Встаю с места и проверяю свою палочку. Она цела и невредима. Покрепче сжав ее в руке, поправляю мантию с сумкой и снова бегу в школу. У входа меня встречает тревожный Гарри. Он облегченно вздыхает и обнимает меня. — Я волновался. Конечно, волновался, Гарри, я знаю. Прости. — Пойдём, мне холодно, — сухо произношу я и иду в замок. Мне не хочется сейчас разговаривать. Это уже продолжается на протяжении полутора месяца. Утратив всё, что у меня было, больше нет интереса к светским беседам. В школе я вижу тревожную Макгонагалл. Она спрашивает меня, как я добралась. Я вру, что без происшествий, пытаясь спрятать кровь на мантии. — Все сто коробок с едой в сумке. Отнесите эльфам. На ближайший месяц должно хватить, — говорю я и развернувшись, ухожу к себе. Сумку заберу потом. В этих ста маленьких коробках очень много еды, без которой мы не выживем. Стоит им открыть одну коробку, как целый стол еды появится перед ними, но можно и спокойно вытаскивать оттуда понемногу. Вот таких коробочек ровно сто. Однако людей сейчас в Хогвартсе намного больше. В Выручай-комнате никого нет. В принципе, как всегда. Все думают, что она тоже не работает. Конечно, к таким мыслям я их сама подтолкнула, чтобы меня там не тревожили. Однако Гарри знает и это не мешает ему прийти ко мне в любой момент. Вот и сейчас он сидит напротив меня и пытается хоть что-то сказать. Мой пустой взгляд устремлен в камин, пылающий огнем. — Слушай, Гермиона, — начинает он, собравшись с мыслями. — Прошло уже больше месяца и я думаю... Пора немного... Отойти. Его слова меня ранят. Мрачно усмехнувшись, я перевожу взгляд на него. Да, Гарри тоже изменился в худшую сторону. Его лицо стало бледным, на лице шрамы, глаза уставшие. Он уже не тот мальчик, каким я его помню в детстве. — Рон... — произносит он с трудом. — Думаю, он сейчас в лучшем мире, чем мы... На мои глаза наворачиваются слезы прошлого, при одном упоминании о нем. — Понимаешь, человек, который пожертвовал... Собой ради других... — Перестань! — останавливаю я его, закрывая глаза. Несколько слезинок падают мне на руки и я быстро вытираю глаза. — Не надо, Гарри. Уйди, я хочу побыть одна. Он только устало вздыхает, встает с места и идет к выходу. Перед тем как выйди, слегка повернув голову назад, он произносит "Отпусти его, Гермиона!". Дверь хлопается, а я замечаю, что у меня нет сил. Я буквально валюсь на свою кровать, захлебываясь в воспоминаниях прошлого. Рон. Одно его имя и у меня ураган эмоции проносится в подсознании. Я помню его смех, его шутки, его улыбку. С первого курса, с того самого дня, когда я сказала ему "Мило", мое сердце было открыто для него. Мы проводили с ним много времени. Мы очень многое пережили вместе, поэтому он стал мне очень близким. Когда он не позвал меня на Святочный бал, я была обижена и расстроена. Тогда я и поняла, что чувствую нечто большее к нему. Весь последний год, что мы были вместе, я была счастлива. Я была спокойна, когда находилась рядом с ним. Рон, мой милый Рональд Уизли. Отважный и храбрый парень, которого я полюбила всем сердцем. Его не стало ровно месяц, двенадцать дней и три с половиной часа назад. Думаете, я все считаю время? Нет. Я просто запомнила время его смерти. В тот день все шло наперекосяк. Была бешеная суматоха и мы не знали, что нам делать. Гарри, Рон и я еще не догадывались, что трансгрессия работает теперь неправильно. Ошибочное перемещение привело нас в центр Лондона, кипящий ходячими. Не передать наш страх тогда, но мы попытались убежать от этой толпы. Мы пытались снова трансгрессировать, но из-за чего-то у нас это не вышло. Как будто над нами поставили барьер. Не было ни малейшего шанса на успешный выход из той ситуации, но Рон его нашел. Цена нашего спасения - его жизнь. Он нашел ворота, которые ведут в следующий квартал. Эти же ворота были очень прочными, да и там, на другой стороне не было видно ходячих. Проблема была в том, как открыть эти чертовы ворота. Магия не работала, а замка на воротах не было. В итоге Рон заметил поручень, открывающее эти ворота. Стоял этот самый поручень в будке, где обычно сидит страж. Не став долго думать, Рон крикнул нам, чтобы мы бежали, а сам побежал туда, в сторону, с которой к нам шла толпа ходячих мертвецов. Мы надеялись, он успеет и перейдя на ту сторону, ждали его. Загвоздка была в том, что чтобы закрыть эти тяжелые ворота нужно снова нажать на этот поручень. Стоило ему сделать это, как со стороны окна вылез бывший полицейский и укусил его за руку. Он не успел добежать... Ворота закрылись прямо перед ним, а сзади него уже столпились трупы, желающие его съесть. Я билась в истерике, пытаясь выбить эти чертовы ворота. Открыть их. Я не могла позволить ему умереть. Как бы я не старалась, все было без толку. Гарри был не в себе тогда. Он тряс палочкой, пытаясь сделать что-нибудь. А Рон смотрел на нас с улыбкой на лице. Последние слова, которые мы от него услышали, были: "Берегите себя, я люблю вас!". Затем прямо перед нашими глазами его разорвали на кусочки... Каждый раз меня трясет во сне. Я вижу это снова и снова. Это ужасно, когда любящего тебя человека раздирают на части сотня ходячих мертвецов, а ты стоишь и не можешь ничего сделать. Сейчас я все еще не могу простить себя и Гарри за то, что не смогли ничего сделать тогда. Я все еще чувствую себя виновной в его смерти. Внутри меня постоянно раздается непонятная боль. Боль прошлого. Такая боль возникает именно тогда, когда очень хочется что-то вернуть, но время оказывается намного сильнее нас и оно нам не подвластно. Остается лишь жить, страдая от этой боли. 3 Я открываю и закрываю глаза. Сначала передо мной стоит всё тот же камин, а затем дверь. Способность выручай-комнаты перестраиваться под желания гостя - очень даже приятная вещь. Однако сейчас мне безумно больно и тоскливо. Я нахожусь в точной копии моей родной комнаты, где я прожила всю свою маггловскую жизнь. Медленно встаю с кровати и подхожу к тумбочкам, на которых стоят такие же фотографии, как и были раньше. У меня замирает сердце, когда я вижу своих родителей. — Мама... Папа... Слова вырываются с трудом, но слез сейчас нету. Кажется, я всё выплакала, хотя я могу и ошибаться. Подушечками пальцев дотрагиваюсь до фотоснимка в рамке и меня охватывает дрожь. Не в силах устоять, я пячусь назад и падаю на свою кровать. — Простите меня... Простите... — выдыхаю я и, поднося руки к сердцу, снова начинаю плакать. Да, знаю, слезами горю не поможешь. Но что еще мне делать? Я сама отправила их в Австралию. Я сама отправила их на верную смерть. Но откуда я могла знать, что случится апокалипсис?! Откуда мне, простой девушке, на которую и так обрушилась волна препятствии, знать, что в последствии моих родителей съедят заживо в другом конце света?! Я ведь... Я просто хотела их спасти... Зарываясь воспоминаниями, укутавшись в свое детское одеяльце, прижавшись к фотоснимку родителей, я засыпаю. Ухожу туда, где нет зла и бед. Там, где все живы и счастливы. Туда, где у меня есть будущее... Я просыпаюсь только тогда, когда Гарри трясет меня, взяв за плечо. Я открываю слипшиеся глаза и вижу его опечаленный взгляд. — Пора завтракать. Ты, наверное, голодна. Пойдём, не надо морить себя голодом, — говорит он и направляется к выходу. Я хочу сказать ему, чтобы он не уходил, но не могу. Так и остаюсь лежать на своей кровати, прижав к себе снимок. Нужно вставать, а у меня нет ни малейшего желания. От одеяло пахнет цитрусовым порошком. Надо же, комната даже все запахи перенесла сюда. Мой желудок урчит, и я, хмыкнув, встаю с постели. Накидываю сверху на себя сшитую миссис Уизли шерстяную кофту и иду к выходу, вслед за Гарри, который, наверняка, ждет снаружи. Сейчас меня не заботит мой внешний вид. Пускай волосы растрепаны, пускай лицо опухшее, это не важно. Гарри заметив меня, кивает и идет вперед. — Как там Джинни? — тихо спрашиваю я, поравнявшись с ним. Он смущен, и я это прекрасно вижу. Смотря на свои ботинки, парень отвечает: — Хорошо. Она переживает за тебя, говорит, хочет, чтобы ты наконец-то навестила ее. Мне становится немного стыдно и я перевожу взгляд вперед, туда, где идут другие люди. Я не навещаю Джинни, потому что мне не по себе от того, что при виде ее, я сразу вспоминаю Рона. — Прости, я навещу ее сразу же после завтрака, — произношу я, совсем того не хотя. Джинни вот уже неделю лежит в Больничном крыле из-за гриппа. Несмотря на то, что она потеряла почти всю свою семью, она держится. Иногда я поражаюсь её стойкости. А также я благодарна Гарри за то, что он всё еще с ней. Из большой семьи Уизли в живых остались только Джордж и Джинни. Сам Джордж часто находится возле сестры и пытается её всяческий развеселить. Смотря на него, я всегда забываю про всё плохое. Он ведет себя так, словно это еще не конец. Говорит, семья была бы рада, если он будет жить, как прежде. Я уверена, Фред, глядя на него с небес, всегда улыбается. Когда мы с Гарри заходим в Большой Зал, почти весь шум утихает. Я благодарна людям за это. Я всё еще не люблю громкий шум в ушах, а остальные, понимая это, всегда стараются быть тише. Завтрак проходит спокойно и тихо. В зале почти царит полная тишина, когда все кушают. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, заботливых матерей, кормящих своих детишек. Многие из родителей магглы, но тем не менее, они ничем не отличаются сейчас от волшебников. Также кушают, также разговаривают. Все мы одинаковые. Снова утыкаюсь в тарелку. После завтрака я, как и обещала, иду к Джинни. Гарри голову не поднял во время завтрака, и мне почему-то кажется, что что-то он не договаривает. По пути приходится здороваться с другими бывшими однокурсниками. Когда я дохожу до Больничного крыла, замечаю плачущего Джорджа, который сидит перед кроватью Джинни. — Что такое? — тревожно спрашиваю я, заходя к ним. У Джинни на лице слезы, но заметив меня, она слегка улыбается. — Ты пришла. Я облегченно вздыхаю и сажусь рядом с ними. Джордж вытирает слезы и выпрямляется. После меня заходит Гарри и, обойдя постель Джинни, смотрит на меня. — Гарри? — с подозрением спрашиваю я. — Гермиона, — тихо начинает Джинни, взяв меня за руку. — Сейчас не время, мы знаем. Просто дослушай меня до конца. Я нахмуриваюсь, но киваю. — Когда... Я потеряла их... У меня что-то оборвалось в душе. Но я благодарна Джорджу и Гарри. Они сумели меня вытащить. Сейчас я пришла в себя полностью. Гарри... Единственный, кого я всегда любила как парня, ты же знаешь это. Теперь я уверена в нашей с ним любви. Я... беременна. — произносит она, с легкой улыбкой на губах. — Что? — переспрашиваю я, не веря ушам. — Да, Гермиона, у нас будет ребенок, — договаривает Гарри. Я отстранено смотрю на нее, а затем на него. Ребенок... — Я... Должна подышать свежим воздухом... — выговариваю я и выбегаю из больничного крыла. Мерлин, как они могли? Сейчас! Во время апокалипсиса! У нас и так нет будущего, а теперь его не будет и у маленькой невинной крошки. Он или она ведь даже жить не сможет в этом ужасном времени. Мира больше нет. Неужели они этого не понимают? Холодный утренний воздух врывается в мой нос, и я выдыхаюсь. Нет, лучше прогуляться в лесу. Плевать на ходячих. Укутавшись в кофту, я выхожу за ворота и иду прямо в лес. Что они теперь будут делать? Что мы теперь будем делать? Ребенок не должен расти в четырех стенах. Думаю, даже в Хогвартсе не безопасно. Рано или поздно защита упадет, магия перестанет существовать, как мы тогда будем выживать? Волшебники и ножом-то плохо управляются. Тут уже дело каждого, но ведь это неправильно. Я не хочу, чтобы и остальные умирали. Бродя по лесу, на мое удивление, я не заметила ни одного ходячего. Странно, обычно они ходят где-то в лесу по одному, но теперь вообще никого нет. Я иду в другую сторону леса, то есть, противоположно стороне Хогсмида. Засунув руки карманы, иду дальше. Может нам уйти дальше? Быть может, где-то в мире магглов есть укрытие для выживших? Стоит ли поискать такие места? Уверена, что-то такое определенно есть. Я поднимаю голову и вижу в нескольких метрах от себя домик. Окна, в целях безопасности закрыты деревянными ставнями. Значит, там кто-то живет. Я аккуратно и тихо иду к дому, по пути осматриваясь вокруг. Никого нету, отчего мне не по себе. Подойдя к дому, я смотрю сквозь щели внутрь. Но из-за потертого окна ничего не видно. Обхожу дом и, встав перед дверью, крепко сжимаю в руках палочку. Не знаю, что там или кто там. Возможно даже, ходячий труп, который застрял в своем домике. Нахмурившись, я беру ручку двери и слегка приоткрываю ее. Однако он закрыт на замок, который я с легкостью открываю. Про себя замечаю, что лишь живой человек может так открыть замок, для ходячих это большая преграда и они уж точно не смогут зайти в дом. Аккуратно и тихо захожу внутрь. Передо мной открывается самая обычная комнатка. Окна закрыты, поэтому немного темно. Но на столе стоит свеча, которая была сожжена совсем недавно. Несмотря на это, домик пустой. На столе стоят несколько кухонных приборов, на вешалке куртка с порванными рукавами, большой рюкзак лежит на диване, а в самом конце комнаты стоит один большой сундук. Я медленно подхожу к нему и вижу, что оно закрыто тоненькой марлевой шалью. Беру рукой эту шаль и убираю в сторону. Я потрясенно выдыхаю. В этом сундуке лежит маленький живой ребенок, укутавшийся в толстую куртку. На вид ей около двух лет, волосы которой кудрявые и светлые. Она сопит, отчего я понимаю, что девочка спит как ни в чем не бывало. А это значит... В следующую секунду меня резко и тихо кто-то сзади схватывает и подставляет нож к моей шее. — Тихо, не разбуди ее, — шепчет он мне на ухо. — Кто ты, и что тебе нужно? Я не шевелюсь. Палочка, которая была в моей руке секунду назад, тихо падает на пол. — Мне ничего не нужно. Я случайно наткнулась на этот дом, — говорю я, судорожно вздыхая. Нож немного режет мою кожу, а сильная рука, которая схватила меня, не дает хоть как-то вырваться. Он резко разворачивает меня к себе лицом, но нож не убирает. Увидев его лицо, я не верю своим глазам. — Малфой? — выдавливаю я, осматривая парня с ног до головы, чтобы убедиться, что это точно он. — Грейнджер, — нахмуривается он.