Драбблы

Первой его мыслью было – зачем он встал? Стоял, как идиот, посреди лофта и глазел на тонкую прослойку света, струящегося из-за двери уборной. Стоял, и не решался отойти. Для приличия даже присел на край стола, дабы не выглядеть совсем по-дурацки, когда дверь наконец откроется. Удивительно, но ему до невольной полуулыбки нравились доносившиеся оттуда звуки – легкий открывающийся скрип дверцы; нестройный, плохо идентифицируемый звук – Брэйден выронила аптечку… и тут же ее поймала (тут он улыбнулся уже широко, но все также невольно); позвякивание каких-то скляночек, шелестение бумажек, шуршание пакетиков. Все это было так знакомо, и ново одновременно. Это навевало мысли о той далекой жизни, когда у него была большая семья, большая стая, когда было шумно, и кто-то вечно суетился под боком. Эти воспоминания были такими далекими, что казались, скорее видением, чем тем, что действительно отпечаталось в его сознании. Жизнь отшельника имеет один большой недостаток – когда она заканчивается, ты совершенно не знаешь, что делать дальше. Дерек Хейл ума не мог приложить, куда себя деть. Такой знакомый лофт, его лофт, вдруг стал слишком тесным. Для двоих. В то же время жилище казалось и чересчур просторным, и Дерек бегал глазами из угла в угол, пытаясь придумать, куда дотащить свое человеческое тело. Его вполне человеческие мысли, которые путались, скакали в голове и наотрез отказывались становиться в ряд, прервала вышедшая из ванной Брэйден. - Слушай, а как в этом месте вообще оказались медикаменты? – спросила девушка, остановившись на секунду у лестницы. При вопросе она приподняла бровь – он заметил, что она всегда так делала, когда ей искренне было любопытно. Или когда она решала подколоть кого-нибудь. Или когда была чем-то недовольна. В общем, часто. - Некоторые мои знакомые не могут быстро исцеляться. Держал на всякий случай, - Хэйл пожал плечами и опустил глаза. Брэйден деловито прошлепала босыми ногами к столу, сгрудила на него какие-то принесенные из ванной штуки и пошлепала дальше к кровати. Любопытство взяло свое, и он повернулся посмотреть. Девушка усердно натягивала на себя узкие джинсы, призванные подчеркнуть каждый изгиб тела и одновременно не сковывать движений. Он чуть не зарычал от досады - жаль, что оглушительный волчий рык теперь тоже безвозвратно утерян, его будет особенно недоставать. Ему нравились ее ноги, да и сама Брэйден тоже. В этом было стыдно признаться самому себе. Когда он был оборотнем, стыд был не частым его гостем. Он наблюдал, как плотная ткань сантиметр за сантиметром скользит по ее коже, и размышлял о том, насколько же людям сложнее. Сложнее быть преданными – это чувство заложено в ДНК животных, человек же, вероятнее всего, растеряв его в процессе эволюции, вынужден по крупицам взращивать его в себе. Сложнее любить – как оказалось, показать свои чувства другому, порой, бывает просто невыносимо. Человек редко чувствует себя сильным, а когда он влюблен, особенно. А постоянно чувствовать, знать о своих слабостях… Нет, пока в его голове это не могло уложиться. Сложнее быть честным. Ну, вот что проще – взял и сказал правду. А как ее сказать, если она может открыть не только саму правду, но и какие-то тайные смыслы? Вот он только что соврал ей про аптечку. Скажи он правду, что она обосновалась в его ванной не так давно (читать: когда они с Питером наняли Брэйден, чтобы найти Кейт), и эта правда могла потянуть за самой кучу различных деталей, которые все приведут к одному выводу – она ему небезразлична. Казалось бы, да ну и что? Он подозревал, что она и так это видит. Да и не спроста он притащил Брэйден в свой лофт. Но пока мысль о том, что правда – настоящая правда – выйдет наружу, сильно его смущала. Все-таки люди – странные существа. - Стягивай майку, пациент, - она подходила к нему, и в ее глазах плясали игривые звездочки.